Изменить стиль страницы

— Думаю, зная ответ на этот вопрос, все мы стали бы счастливее.

— Черт. Давай просто вернемся к позиции «мужики могут облажаться» и на этом пока остановимся.

Бренна смеется.

— Ага, исключая ту часть проблемы, что нам нравится, когда мужики лажают.

— Правда.

Со смехом мы направляемся к месту проведения концерта. И всю дорогу я притворяюсь, что одновременно не боюсь и не жду встречи с Габриэлем.

Отработав на нескольких концертах, я знаю места, где он бродит за кулисами и как его избежать. Что не мешает мне время от времени мельком видеть этот суровый, четко очерченный профиль. И каждый раз, когда я это делаю, желудок сводит судорогой, а сердце неистово колотится.

Хочу смотреть дольше, но знаю, что он меня заметит. Клянусь, этот мужчина обладает шестым чувством. Даже прячась в тени, я могу сказать, что он, мрачно хмурясь, осматривает местность. Ищет меня? Или просто работает в обычном режиме? Трудно сказать, не рассматривая его слишком долго.

Ненавижу, что мое сознание постоянно настроено на Габриэля. Я едва замечаю концерт, прячась за грудой ящиков в дальней части сцены. Прислонившись к бетонной стене, закрываю глаза и позволяю музыке струиться по телу, а пульсирующим басам вибрировать в костях.

Не думаю, что смогу вынести, если он разыщет меня, только чтобы извиниться и будет ожидать, что все вернется на круги своя. Нельзя вернуться к тому, кем мы были.

Может, из-за того, что у меня закрыты глаза, а остальные органы чувств обострились, или потому что я просто на него настроена, но когда Габриэль подходит ко мне и встает рядом, я чувствую это в ту же секунду.

Смотреть нет необходимости, знаю, это он. Даже в сырой влажности за кулисами я улавливаю его запах. К тому же никто, кроме него не может заставить мое сердце пуститься вскачь, просто находясь рядом.

Габриэль стоит так близко, что я касаюсь лопаткой его пиджака.

Продолжая держать глаза закрытыми, тяжело сглатываю и стараюсь оставаться недвижимой. Тело предает меня, посылая маленькие счастливые мурашки по груди и всей коже.

Я зла на него, но это все равно не останавливает мысль: «Наконец-то ты здесь. Почему так долго?»

Мы стоим, слушая «Апатию», никто из нас не двигается, несмотря на то, что толпа сходит с ума. Последний куплет заканчивается, и Джакс с Киллианом начинают рассказывать о новой песне, которую собираются играть.

За кулисами достаточно тихо, чтобы я услышала Габриэля, когда он заговаривает, голос звучит натянуто, будто он буквально выдавливает из себя каждое слово:

— Я холодный мужчина. Любые счастье и теплота, которые я когда-либо чувствовал, умерли, когда Джакс пытался покончить с собой. До тебя. — Его прерывистое дыхание касается моей щеки. — Ты — мое тепло. — Мое сердце останавливается, дыхание болезненно прерывается. Его голос набирает силу. — В секунду, как ты исчезаешь из поля зрения, я хочу вернуть тебя туда, где снова смогу видеть.

Мне хочется повернуться и сказать, что я тоже скучаю по нему. Все время.

Но потом он двигается. Кончиками пальцев проводит по изгибу моего плеча, и я в шоке застываю. Мы обнимали друг друга ночь за ночью, без колебаний и страха. Однако вне постели Габриэль редко вступает в продолжительный физический контакт.

А это прикосновение не дружеское и не мимолетное. Это исследование — нежное, но собственническое. Мои колени слабеют, голова падает вперед, когда он ласкает шею, медленно скользя по коже, словно наслаждаясь моментом.

Я слышу его тихий, но властный голос:

— Когда вижу тебя, знаю, что ты в порядке, могу дышать немного легче, чуть больше чувствовать себя человеком.

Я льну к нему, и он обхватывает мой затылок, удерживая. Держа меня. Я так нуждаюсь в его прикосновении, что это ранит.

— Тогда почему ты меня оставил? — Мой голос слабый, кажется, я не могу восстановить дыхание.

Он слегка сжимает пальцы. Прежде чем успевает ответить, начинается другая песня. Музыка обрушивается на нас, и разговоры заканчиваются. Я могу только стоять в темноте с Габриэлем.

Он не двигается несколько секунд, а затем, в попытке успокоить, пальцами медленно проводит вверх по моим волосам. Я не сопротивляюсь, когда он притягивает меня ближе, поворачивая к себе.

Я со вздохом прижимаюсь к его боку, положив голову ему на плечо, пока он размеренно поглаживает меня.

Не в силах удержаться, кладу руку на его твердый живот. Он вздыхает, и хотя не двигается, мне кажется, что все его тело сливается с моим.

Мы прячемся в темноте. Вокруг пульсирует музыка. Громкие, ритмичные звуки страха, ярости и вызова... но здесь тишина. Я закрываю глаза, вдыхаю запахи тонкой шерсти, пряного одеколона и неуловимый запах его тела. Габриэль — мой наркотик.

Когда он касается моей щеки, нервы покалывает от осознания. Он деловой человек и должен иметь гладкие руки, но его кожа немного шершавая и очень теплая.

Кончики пальцев он прижимает к челюсти, отклоняя мою голову назад. Я ловлю на его лице выражение боли и сожаления, будто он сделает все, чтобы вернуть нас к жизни. Потом его лицо слегка напрягается.

Я не могу дышать. Потому что этот взгляд хочет завладеть мной. Он проникает в самое сердце и крепко его держит.

А затем он наклоняется. Порхая губами по моей щеке, он легкими поцелуями прижимается к виску. Я хватаюсь за край его пиджака и держусь. Если не буду, то сползу на пол. Потому что Габриэль прикасается ко мне, словно все время испытывает боль.

Он кусает за мочку уха, и я дергаюсь в ответ, придвигаясь ближе. Теплое дыхание щекочет мою кожу.

— Я не могу тебя бросить, Дарлинг. Ты всегда здесь.

Он нежно берет мою руку и прикладывает к своей голове.

Я запускаю дрожащие пальцы ему в волосы. Густые и шелковистые. Габриэль издает стон удовлетворения, утыкаясь носом мне в шею, продолжая прокладывать дорожку из поцелуев по моей челюсти.

— А еще ты здесь, — говорит он, передвигая другую мою руку на грудь, где под массивной стеной мускулов грохочет его сердце.

— Солнышко, — шепчу я, поворачиваясь, чтобы поцеловать его в щеку.

Он содрогается, крепко обнимая меня за талию. Я снова целую его, нащупывая челюсть. Свежий запах и немного солоноватый вкус его кожи заставляют меня хотеть большего. Но он прижимает меня слишком близко, дрожа и делая все более глубокие вдохи.

Подушечкой большого пальца Габриэль находит нижнюю губу, и мое дыхание тоже прерывается. В течение долгого времени он просто водит по моей губе, прослеживая ее изгиб, немного приоткрывая рот. И с каждым поглаживанием я загораюсь сильнее, слыша, как в ушах шумит кровь.

Губы наливаются и пересыхают. Не думая, я облизываю их и задеваю кончик его пальца.

Габриэль хмыкает, сжимая руку. Он оставляет большой палец касаться моей губы, слегка толкаясь им в рот, словно умоляя еще раз лизнуть. Я пробую на вкус его кожу, посасываю кончик.

Он тихо гортанно стонет, его тело напрягается. Взгляд мужчины находит мой, и жар в его глазах зажигает мою кожу.

Мы смотрим друг на друга, тяжело и часто дыша, а потом его взгляд опускается к моему рту.

— Софи...

Кто-то врезается в нас. Габриэль группируется, но чары разрушены. Он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо.

— Простите! — кричит парень в плохо сидящем белом костюме.

Габриэль выпрямляется, скользит рукой вниз, чтобы взять меня за локоть. Я остро ощущаю потерю тепла его тела.

Парень смотрит и делает шаг ближе.

— Скотти! Именно тебя я и искал.

Я начинаю подозревать, что чувак точно знает, с кем столкнулся, и по мрачному выражению лица Габриэля предполагаю, что он тоже так думает.

— Эндрю,— произносит он, голос отчетливо слышен сквозь музыку.

На лице Эндрю отражается свет от сцены, и я понимаю, что он один из руководителей звукозаписывающей компании. Делаю шаг назад, осознавая, что момент закончился и мужчинам нужно поговорить о делах. Но хватка Габриэля становится крепче, и он, хмурясь, поворачивается ко мне.

— Иди, работай, — говорю я.

Он хмурится сильнее. Отрицательно качает головой.

Я сжимаю его руку.

— Не хочу, чтобы это произошло здесь.

Потому что если он сейчас меня поцелует, я не смогу остановиться... Не захочу.

На мгновение кажется, что Габриэль меня не отпустит. Однако потом маска возвращается на место, и он уверенно кивает мне. Я начинаю отходить, но внезапно он снова притягивает меня, наклоняясь, чтобы прорычать на ухо:

— Один час. Приходи домой, иначе я разыщу тебя и сам притащу назад.