— Тебя что-то беспокоит.
— Просто как-то неправильно, что мы тут.
— Почему?
— Эти люди, — она указала за себя, — не как мы с моей сестрой. Они родились для таких работ. Они всю жизнь работали в таких домах, а я боюсь дотрагиваться до всего. А если я разобью вазу?
Он сунул руки в карманы.
— Тогда я куплю новую.
— Это расходы, Манус, и ты знаешь об этом.
Она легко назвала его по имени. Но они вместе выросли на улицах. Он воровал хлеб для нее и ее сестры, даже когда те смогли найти работу в борделе. Они оберегали его после смерти его матери, пока он не встал на ноги.
Она шмыгнула носом.
— Просто это неправильно. Мы бы хотели уйти, если ты не против. Просто… Может, таким, как мы, не дано подняться выше нашего статуса. Да? Может, есть люди, которые не должны так жить. Может, мы заслужили то, что дала нам судьба.
— Этейн, умолкни, — он вытащил руки из карманов и раскрыл объятия. — Иди сюда.
Она подбежала к нему, и он поймал ее в теплые объятия. Ее плечи дрожали под его ладонями, волосы цеплялись за его щетину.
— Посмотри, чего я добился. Думаешь, я смотрю на всех этих людей, думая, что не принадлежу к их обществу?
— Конечно.
Он рассмеялся.
— Может, немного. Но я получил кроху, которая поклоняется земле, по которой я ходил. У меня есть дом, которому даже лорды завидуют, и корабль готов плыть под моим руководством. Мы не скованы жизнями, что нам дали. И никто не заставит нас поверить в это.
— Она тебя любит, — прошептала Этейн в его плечо. — Больше, чем любая женщина имеет право любить. Такая любовь опасна, Манус.
— Только если я ее покину.
— Я видела такое раньше. Как один любит другого так сильно, что душа вытекает понемногу каждый раз, когда они видят другого человека. Это высушивает их и превращает в пыль.
Он отклонился и посмотрел в ее глаза.
— Что ты пытаешься сказать?
— Тебе нужно любить ее в ответ, или она тоже станет пылью.
— Я люблю ее больше всего.
— Больше моря?
Вопрос обжигал. Сердце болело, а голова кружилась.
— Я не могу на это ответить, Этейн.
— Настанет день, когда придется.
Да, но он не был рад такому разговору. Такая любовь ужасала его, ведь Этейн была права. Их любовь была сильной, опасной, темной и поглощала его.
Манус был не тем, каким был раньше. Он увидел ее, и что-то в нем растаяло. Он хотел коснуться ее волос, погладить ее щеку, обнять ее и никогда не отпускать. Но так он подверг бы ее опасности, потому что не мог отпустить и море.
Он забыл, как дышать? Он втянул воздух, но не смог наполнить легкие. Этейн отошла от него.
— Она вышла погулять, если ты ищешь ее.
— Она… что? — он покачал головой. — Она не может гулять ночью.
— Мы все гуляем ночью.
Он выругался.
— Не она. Она не выходит наружу без меня или одного из лакеев.
— Почему? Ты не можешь держать ее в плену. Если она хочет наружу, она должна смочь выйти.
— Снаружи опасно, — он развернулся и устремился к входной двери. — Если она пострадает, ты будешь виновата.
— Почему ты так ее оберегаешь, Манус?
Он повернулся и указал на нее пальцем.
— Помнишь, когда ты впервые увидела девушку? Не тех, с кем выросла, а из тех, что ходят по улицам с бантиками в волосах и улыбками на лицах? Невинных, не видевших то, что видели мы. Помнишь тех девочек?
— Ясное дело.
— Она из них. Она не знает, что нам приходилось делать, чтобы выжить. Она не видела сточные канавы, мужчины не трогали ее без разрешения, она не видела, как ее мать пытается напиться до забвения. Она не видела, как кто-то умирает от голода или от угасшего желания жить, — он провел дрожащей ладонью по рту. — Она чиста, как белая лилия, и сияет как северная звезда. Она — все, что у меня есть, и я не хочу, чтобы она пострадала.
Он выбежал за дверь, холодный воздух проник под рубаху. Он не стал возвращаться за курткой. Страх гнал его на поиски.
Куда она пошла бы? К морю?
Его сердце замерло. Она не ушла бы в океан, да? Даже Сирша не могла так глупо собой рисковать. Она знала, что русалы выберутся из океана и заберут ее. Ей не стоило быть даже близко к воде.
Манус едва соображал. Он не знал, откуда начать ее поиски, пока не посмотрел на холм. Там он увидел ее. Далеко, на краю выступающего края, юбка хлестала по ее лодыжкам.
Она выглядела как ангел. Так далеко от него, но он видел все детали ее лица, не видя ее. Он знал нежный изгиб ее талии, прядь возле уха, что всегда завивалась, ямочку на ее щеке, которая появлялась только к ночи, когда Сирша уставала.
Его грудь болела от мыслей о ней.
Он добрался бы до нее за несколько минут, но Сирша не двигалась. Она обвила себя руками и смотрела вдаль. Он нахмурился.
Она смотрела на море.
— Проклятая женщина, — пробормотал он. Она всегда смотрела на воду, и он знал, что это значило. Он слышал истории о моряках с женами-русалками, которые пропадали ночью и не возвращались. Он не мог ее потерять. Он не знал, что сделает, если она покинет его жизнь навеки.
Он взглянул на нее снова и замер, увидев, как мужчина подходит к ней. Сначала он подумал, что это был лепрекон. Он вечно появлялся не вовремя.
Но мужчина явно старался подходить тихо.
Манус еще никогда не ощущал такой страх, когда мужчина подбежал, схватил Сиршу за плечи, развернул ее и с силой тряхнул.
Он не кричал ему остановиться. Манус бросился к ним. Темная тихая тень неслась в ночи, словно фейри дали ему крылья.
Его кулак взлетел, попал по челюсти мужчины и отбросил его на землю. Вор сплюнул кровь. Он вскочил на ноги быстро и ответил ударом. Манус лишился дыхания, кулак мужчины попал по его животу. Но это дало ему нужный шанс. Воздух не требовался, чтобы обвить руками пояс вора и повалить его на землю.
Он уселся на мужчину, бил кулаком, куда попадал. Лицо, плечи, шея и прочее.
Этот вор посмел трогать его жену.
Его жену.
— Манус! — голос Сирши зазвенел в красном тумане перед его глазами. — Хватит, Манус, отпусти его!
Его ладони болели, уже опухли от ударов, кровь была на костяшках. Но мига колебаний хватило, чтобы другой мужчина вырвался и убежал.
Манус сел на пятки, тяжело дыша, глядя вслед убегающему мужчине. Потому он не хотел, чтобы она оставалась одна. Это место было опасным даже в богатом районе.
— Манус?
Ее голос разбил что-то в нем. Он шумно выдохнул и схватил ее за руку. Наверное, он потянул слишком сильно, и она упала к его груди, охнув.
— Ты в порядке? — он обводил ее тело руками снова и снова. — Он тебя ранил? Он где-то еще касался тебя, кроме плеч?
— Манус, прошу…
— Сирша, просто ответь, умоляю.
— Я в порядке.
Дыхание жгло его легкие, и он притянул ее ближе к своему сердцу.
— Ты меня перепугала.
— Я в порядке, — она гладила ладонями его спину.
— Ты дрожишь, — пробормотал он. — Ты не в порядке.
— Ты тут. Я знаю, что теперь все будет хорошо.
Он думал, что она дрожала, но, прижав ладонь к ее затылку, понял, что дрожал он. Он дрожал от мысли, что мог не найти ее вовремя. Что она была тут одна, когда мужчина решил напасть на нее.
Манус поцеловал ее в висок и закрыл глаза.
— Ты — все для меня, моя жемчужина. Скажи, что ты знаешь это.
— Знаю.
— Повтори. Пожалуйста.
— Манус, ты меня пугаешь.
Наверное, так и было. Он пугал себя силой его чувств от осознания, что собирался покинуть ее. Что она будет смотреть на него со слезами в глазах, когда он скажет, что море зовет его.
Он был трусом. Трусом и дураком, раз думал, что мог удержать такой прекрасный свет, не загрязнив ее своим прикосновением.
Он прижался губами к ее виску и притянул ее к сердцу. Звезда пролетела по небо, падая, как вес на его душе, утягивая его в бездну страха и презрения к себе.
Он хотел быть лучше. Хотел оставаться рядом с ней, растить семью, как всегда хотел, когда видел девочек, бегающих по улице с бантиками в волосах.
Но больше всего Манус хотел, чтобы она осталась с ним еще на пару секунд. Даже если он не заслуживал ее.
* * *
Сирша перевернулась и вытянула руки над головой. Свет солнца проникал в окно, ветер трепал тонкие шторы. Воздух был холодным, осень вступила в свои права, а кто-то говорил, что зима наступит рано в этом году.
Она ждала зиму. Снег она еще ни разу не видела. Некоторые добрые слуги рассказывали ей истории, когда остальные уходили спать.
Фейри танцевали на ледяных ветрах и рассеивали тысячи идеальных снежинок, падающих на землю. Они весь год вырезали уникальные снежинки.
От одной мысли она смеялась. Вряд ли так было. Фейри, что все время посвящали созданию того, что веселило людей. Она не бывала в Другом мире. Может, такое было возможным, и она хотела бы встретить созданий, посвятивших жизни такому делу.
Она повернулась на бок, вытянула руку, надеясь найти Мануса на другой стороне. Под пальцами была холодная простыня.
Еще одна ночь, когда он ушел. Проклятые приличия, она не хотела, чтобы он возвращался в свою комнату. Ей не нравилось просыпаться с холодом в постели и мыслями, куда он ушел.
Она села, хмурясь. Ладонь задела небольшой пергамент на подушке Мануса. От восторга волоски на ее руках встали дыбом. Они отправятся куда-то? У него был еще сюрприз?
Она развернула свиток и попыталась понять начерченные отметки. Она не читала раньше на таком языке. Письмо людей было сложно выучить. У них было слишком много букв, значков и странных способов выражать эмоции. Манус сдался в обучении ее, и ее раздражал процесс.
Тихий стук в дверь сообщил о появлении служанок. Они тихо вошли, словно не хотели ее разбудить.
— Я уже встала, — крикнула она. — Доброе утро, леди! Как вы?
Они вздрогнули от ее голоса. Одна робко ответила:
— Мы в порядке, миледи. Как ваше самочувствие?
— Чудесно. Снаружи прекрасный день, да?
Сирша спрыгнула с большой кровати и прошла к зеркалу. Они могли сделать ее милой, как кукла, как им хотелось. У Мануса был еще сюрприз для нее. И хоть она не знала, какой, она была уверена, что ее жизнь изменится.
Служанки не ответили.
Она посмотрела в их испуганные глаза и нахмурилась. Что-то было не так. Странно. Солнце сияло, пели птицы, что такого плохого? Она робко протянула письмо к одной из них.