Молния ударила вдали. Сирша затаила дыхание, ждала гром. Тучи озарило в глубинах темной массы. Молния трещала, копилась, а потом устремилась зигзагом в океан.
— Стоило понять, что тебе понравятся бури, — Манус прижал ее к себе, потирая ее руки. — Тебе не холодно?
— Почему все у меня это спрашивают?
— Потому что им холодно, а ты стоишь снаружи почти без одежды. Они удивляются.
— Я крепче людей. Я выросла в холодных глубинах. Немного холодного воздуха — пустяки для меня.
Он рассмеялся.
— Я уже хочу послушать твое впечатление от нашей зимы. Даже глубины океана не сравнить со снегом.
Несколько крупных капель дождя упало на каменный балкон. Сирша позволила ему увести ее внутрь, хоть ей хотелось, чтобы вода плясала на ее коже. Она скучала по этому.
Скучала до боли.
Манус прижал палец под ее подбородком, приподнял ее голову, чтобы она посмотрела на него.
— Хватит думать об этом. Ты тут, со мной, и никто тебя не заберет.
— Словно не думать о своем доме.
— Теперь я твой дом. Я оберегаю и грею тебя. Я исцеляю все твои раны и вытираю слезы, — он опустил ее ладонь на свое сердце. — Ты же ощущаешь это? Тут твое место.
Сирша широко растопырила пальцы, ощущая ровное биение.
— Ты все еще переживаешь, что я уйду.
— Как не переживать, когда ты смотришь на океан так, словно я тебя украл оттуда?
— Это был мой выбор, Манус.
— И я не дам тебе забыть об этом, — яростно прорычал он.
Она как-то напугала его. Сирша позволила ему поднять ее на руки и отнести к кровати.
Мягкая перина оказалась под ее спиной, она словно была на волнах. Манус опустился следом, раздвинул ее бедра и прижался к ней со стоном, сотрясшим все ее тело.
— Я тебя не покину, — прошептала она. Молния вспышкой озарила спальню. Она озарила его силуэт серо-голубым светом, оставив лицо в тени.
Он был прекрасен, нависал над ней с понятными намерениями. Сирша не могла сказать ему, даже если бы хотела. Он был всем, о чем она мечтала, и больше.
Золотая статуя принца была воплощенным идеалом. Он был детской мечтой о будущем с фантазией и магией. Манус был настоящим, из кожи, костей и крови. Его кожа была теплой.
Он нежно провел пальцами по ее горлу.
— Разве я недостаточно тебя занял, моя жемчужина? Я купил самый большой дом, нанял слуг, тут сады и лошади, а ты прячешься в своей комнате.
— Мне не нравятся взгляды людей, гадающих, кто я. Я не могу отвечать на их вопросы.
Манус склонил голову и коснулся губами кожи за ее ухом.
— Я забыл, что ты так невинна. Моя идеальная жемчужинка, не способная врать.
Она выгнулась к его поцелую. Тепло расцветало от прикосновений, согревая ее прохладную кожу. Когда она замерзла? Это было важно? Он был печью, полной страсти.
Его ладонь опустилась по ее горлу к ключицам, легла между грудей, и он ощущал биение ее сердца.
— Ты моя, — прорычал он в ее ухо. — Моя и ничья больше.
— Я твоя.
Он вдруг оказался всюду и нигде. Его ладони скользили по ее телу, зубы тянули за ухо, бедра вжимались в ее бедра. Она извивалась под ним.
— Манус, — застонала она.
— Повтори. Снова и снова, пока не запомнишь навеки, моя жемчужина.
— Я твоя.
Ударила молния, зазвучал гром в тот же миг. Буря била по окнам, гремя ими. Серебряный свет озарял Мануса вспышками. Она следила за вспышками, словно была не в своем теле, пока он стягивал ее ночную рубашку через голову.
Шея Мануса выгнулась, он поймал зубами розовый сосок. Мышцы его спины напряглись, напоминая изгибы волн. Его пальцы впились в ноющие мышцы ее спины. Она выгнулась, позволяя ему сильнее играть ее телом.
Она потянула за его жар, ярко выраженную страсть. С каждым вдохом она все сильнее привязывалась к нему. Нити их жизней были так сплетены, что они создали лабиринт, из которого не могли вырваться.
Молния шипела. Сирша ощущала ток в воздухе, охнула, когда Манус оказался между ее ног. Его спутанные волосы щекотали ее бедра, но она не могла думать ни о чем другом, кроме ощущений, что он создавал.
Гром сотряс дом. Они могли гореть, а она и не заметила бы. Ток бежал по ее венам. Он шипел в ее голове, и она слышала только шелест волн, бьющихся об берег.
Манус скользил губами по ее телу, тепло поцеловал ее в губы.
— Ты моя.
— Твоя, — выдохнула она.
Он вошел в нее как одержимый. Она заметила сдержанное выражение на его лице в яркой вспышке света. Он отмечал ее, завоевывал, заставлял ее признать, что она была полностью его, где бы ни оказалась в мире.
Гром отозвался дрожью в ее спине, и она закричала, когда молния ударила у балкона. Комнату ярко озарил свет. Ее пират выгнулся, вонзаясь так глубоко, что Сирша не могла понять, где кончалась она и начинался он.
Они закричали вместе, как могли только влюбленные. Они вместе содрогались, соперничая своими криками с небом. Они были созданиями страсти. Даже мать-природа соглашалась, и погода отражала пылающий пожар в их душах.
Манус ласкал каждый дюйм ее тела, поклонялся ей, как богине, и наказывал ее, как рабыню. Она позволяла своим страстям вырваться наружу. Сирша молила о его ласке, шептала ободряющие слова, радостно вздыхала, когда он слушал.
Всю ночь она пыталась понять, извинялся он, уговаривал ее остаться или прощался.
Он опустился на бок и притянул ее к себе.
— Я хочу, чтобы ты была тут счастлива. Ты же это знаешь?
— Конечно, — Сирша поцеловала его потную грудь. — Я знаю, что ты этого хочешь.
Его тело расслабилось, он засыпал, и она не мешала ему.
Сирша не могла сказать ему, что, хоть он хотел ей счастья, она не могла быть полностью счастливой. Море ждало ее там, а она жила на суше.
Она сунула голову под его подбородок, прижала ладонь над его ровно бьющимся сердцем. Биение убаюкало ее, наполнило сны тихим стуком барабана, ослабив боль в груди.
* * *
Теплые губы прижались к голому плечу Сирши. Она улыбнулась, сонно понимая, кто так ее касался.
— Манус, — прошептала она. — Пора вставать?
— Давно пора, моя жемчужина.
Она медленно повернулась на спину и открыла глаза. Он сидел на краю ее кровати, одетый в мягкие штаны и белую рубаху, расстегнутую у горла. Он собрал пряди волос кожаным шнурком. Бусины на концах дредов постукивали, когда он двигался.
Сирша вытянула руки над головой.
— Куда мы идем?
— Это сюрприз.
— Сюрприз? — она зевнула. — Манус, я не люблю сюрпризы.
Он прижал палец к ее губам, глаза блестели.
— Шш, моя жемчужина. Тебе понравится. Вылезай из кровати, служанки ждут тебя, чтобы одеть.
— Я могу одеться сама.
— Но разве не забавно, когда это делают за тебя? — он подмигнул ей и встал, оставил за собой дверь приоткрытой.
Сирша закрыла лицо руками, застонав от мысли, что нужно вставать. У нее были такие хорошие сны. Волны покачивали ее тело, рыбы мелькали в ее волосах, сильный хвост направлял ее сквозь воду…
— Миледи?
Сирша опустила руки.
— Доброе утро.
Служанки прошли в комнату, одна развела огонь, другая собралась наряжать Сиршу в то, что сама выбрала. Словно Сирша была дорогой игрушкой. Они одевали ее, заплетали волосы, пудрили лицо, а потом ставили в углу гнить, а сами в это время жили.
— Господин говорит, что надо вставать, и вы слушаетесь, — кровать задрожала. — Нельзя весь день быть в постели, миледи. Или вам нездоровится?
— Я в порядке, — прошептала она, хотя устала, но не знала, почему. Она хорошо спала ночью.
— Думаю, вы будете отлично смотреться в бирюзовом. Верно?
Служанка подняла платье, ниспадающее с ее руки на пол. Оно потрясало, было очень красивым. В нем ее талия будет узкой, и мех на плечах ее согреет, а вышивка придаст ей женственности.
Сирше было все равно.
— Да, подойдет.
Служанка сжала локоть Сирши и помогла ей встать. Они вместе подошли к маленькому столику, где служанка стала наносить слой за слоем ткани.
Сирша послушно стояла. Они могли делать с ней, что хотели, но не из-за власти над ней, а потому что знали больше нее. Обе служанки работали с ее волосами. Иначе один человек заплетал бы такую длину часами.
Как-то раз они предложили подрезать их.
— Лишь немного, — сказали они.
Реакция Сирши не была доброй. Они больше не приносили в ее комнату нож.
— Как вы сделали волосы такими? — спросила одна из служанок. — Они темные, но сияют почти зеленым на солнце. Как китовое масло.
— Это мой естественный цвет.
— Нет! Невозможно иметь волосы такого цвета.
— Возможно.
Они болтали о том, на что Сирше было плевать. Служанки всегда что-то комментировали. Нового садовника, прошлый ужин, и как дворецкий считал себя лучше всех.
Они ничего не говорили сначала, но быстро поняли, что хозяйка не против их разговоров. И после этого хлынул поток. Они почти не прерывались на дыхание.
Сирше это даже нравилось. Их слова проносились мимо нее пузырьками звука. Ей было все равно, что они говорили. Слова мало значили. Но ритм она ценила. Этот звук мог убаюкать ее и успокоить нервы.
— Миледи?
— Да?
— Думаю, мы закончили. Что думаете?
Сирша открыла глаза и посмотрела на существо в зеркале. Она не выглядела как человек. Ее глаза были раскосыми, волосы странного цвета, кожа — молочно-белой. Но она выглядела красиво, и служанки расстроились бы, если бы она сказала иначе.
— Вы превзошли себя, леди. Я не заслуживаю ваших талантов.
— Не стоит говорить так служанкам, но нам приятно.
Сирша встала с мягкой улыбкой.
— Вы заслуживаете всех похвал.
Она проигнорировала напряженные лица служанок. Они были странными. Сирша никак не могла их понять.
Они сделали реверансы.
— Господин сказал, что ждет вас в конюшнях.
— В конюшнях? — Сирша вздохнула. — Он знает, что я не люблю езду верхом.
— Я не думаю, что он это собирался делать. Сегодня доставили карету.
— Карету? Разве там не нужен кучер?
Они захихикали за ладонями и поспешили за дверь. Потому что не хотели отвечать на странные вопросы Сирши, скорее всего.
Она провела ладонью по корсету бирюзового платья. Оно не подходило для того, что задумал Манус, но было как броня. Она выглядела хорошо. Если она не будет говорить, ничего не испортит.