Она была почти там же, где и до этого, чуть подвинулась от волн и потоков. Силуэт был темным, как тени на глубине, но наполненным жизнью, которую она видела сквозь дерево.

Он склонился над краем, сильные ладони сжимали борт, он пытался увидеть ее в воде.

И все встало на места. Ее страхи отступили от такой сильной любви, что она обожгла ее легкие, жабры широко раскрылись.

Это того стоило — потерять бессмертие, ощущать страх грядущего. Это того стоило, ведь она знала, что он существовал, ощущала эту яркую и чистую любовь.

Воздух целовал ее щеки, она всплыла, свет солнца плясал на ее лбу. Сирша выдохнула, закрывая жабры на шее. Она охнула, подняла руку, закинула ее на край лодки.

— Манус, — позвала она. — Прошу, забери это.

— Сирша?

Любимый склонился к ней, глядя на нее с непонятным выражением лица.

— Тяжелое, — она подняла плечо, показывая самодельный мешок. — Бери. Думаю, я взяла достаточно.

Он поднял мешок, сунул в центр лодки и склонился к Сирше.

— Иди сюда, — пробормотал он. — Я тебя держу.

Манус сунул ладони под ее руки и легко вытащил ее в лодку. Его бицепсы двигались, солнце блестело на карамельной коже. Но тепло в его глазах заставило ее вздохнуть от счастья.

— Постой? — сказала она. — Подержи меня над краем, пожалуйста.

— Зачем?

— Мой хвост сползет, и нам не нужно это в лодке, — слизь была неприятной. Она не знала, удастся ли оттереть ее от досок.

— Ах, — пробубнил он.

Его руки подняли ее, и она прильнула к его груди. Он прижался подбородком к ее плечу, пока они смотрели на восход солнца.

— Манус? — позвала она.

— Что такое, моя жемчужина?

— Я рада, что я тут.

Он не спросил, было ли опасно под волнами. Он явно ощущал ее дрожь, видел страх в ее взгляде, понимал, что она не хотела озвучивать ужасы. Но он держал ее, прижимая к сердцу.

— И я рад.

— И однажды… — она глубоко вдохнула. — Когда мы постареем и устанем, я буду вспоминать этот миг, зная, что поступила правильно, выбрав тебя.

Он сжал ее талию, выражая мало эмоций словами. Но он понимал ее. Она была в этом уверена.

— Хорошо, — сказал его баритон ей на ухо. — Потому что ты будешь для меня королевой.

* * *

— Так где мы? — спросила Сирша.

Она смотрела на большое здание, стараясь не бояться горгулий у входа. Каменные ступени ощущались странно под босыми ногами. Манус говорил, что ей нужна обувь, но никто все равно не видел ее ноги. Платье, которое он надел на нее этим утром, доставало до земли. Разве кто-то станет заглядывать под ее платье, чтобы проверить?

Он ворчал, но не стал ей мешать ходить босиком.

— Это поместье О’Салливанов. Это старая семья, они жили тут веками.

— И что мы у них попросим?

— Он управляет банком. Они смогут помочь нам сохранить эти богатства.

— Да? — Сирша посмотрела на Мануса. Она ощущала, что он нервничал. — Ты не кажешься таким уверенным, как мог бы быть.

— О’Салливан не очень-то меня жалует.

— Почему?

Щеки Мануса покраснели.

— Я спал с его женой.

— Не вижу во сне проблемы, — от его выражения лица она кивнула. — А. В этом смысле.

— Многие мужчины не любят, когда другие так близко знают их жен.

— Тебе понравилось бы, если бы другой мужчина так меня знал?

Он застыл с ладонью у двери. Он опустил брови, выпрямил спину, напряжение разошлось от его спины к плечам. Сирша смотрела, как его поднятая ладонь стала кулаком, костяшки побелели.

— Я убью любого, кто так тебя коснется.

— Думаешь, и он такое ощущает? — она источала невинность, глядя на него большими темными глазами.

Сирша знала, что делала. Манус плохо думал о людях при встрече. Он бывал жесток порой, осуждал себя. Она смягчала его словами или состраданием.

Манус покачал головой.

— Вряд ли он может убить. Это замарает его руки, а он слишком нежен для такого.

Он постучал в дверь три раза и отступил на пару шагов.

Сирша не знала, почему Манус так нервничал. Его пальцы стучали по штанинам, и он ощущал себя неловко в тесном черном костюме, который едва налез на него. Ее желтое платье было тесным на талии, мешало дышать. Но почему-то он настоял, что нужно так одеться.

В этом не было смысла. Зачем носить одежду, которая не нравится? Почему им не могло быть удобно, как всем?

Но так жили люди, и ей нужно было научиться и этому.

Дверь приоткрылась, появилось хмурое лицо. Мужчина смотрел на них пару секунд и стал закрывать дверь.

Манус прыгнул и сунул ногу, чтобы помешать.

— Я тут к О’Салливану.

— Господин не принимает посетителей.

— Он поговорит со мной.

— Не думаю, сэр. У вас назначено?

Рыча, Манус прижал плечо к двери и толкнул. Сирша слышала, как мужчина отпрянул, ударился обо что-то твердое и выругался.

— Вы не имеете право проходить в этот дом силой…

— Сюда могу. Скажи ему, что я тут.

— Манус, — возмутилась она, но поздно. Мужчина уже напрягся, фыркнул и пропал за углом. — Может, мы будем добрее к бедному мужчине?

— Он работает на О’Салливана, так что видал хуже.

— Уверен? Он был напуган, а я не хочу никому вредить.

Манус погладил челюсть пальцем.

— Я разберусь, моя жемчужина. Это мой народ, не твой, и я знаю, как они работают. Идем со мной.

— Куда?

Он не ответил. Манус взял ее за ладонь, опустил ее руку на свое предплечье. Они вместе прошли по коридору в широкую комнату с диванами. Сирша озиралась на яркие пятна цвета, резные кресла и большое изобретение в конце, что выглядело как крылья на шнурках.

Под ногами был толстый ковер. Она не узнавала узор. Оранжевый, красный и желтый, он добавлял месту красок, делал комнату уютнее.

— Что это? — она указала на странное творение в углу.

— Это арфа. Мы играем на ней музыку.

— Я видела такое на дне моря. Нити всегда были разорваны.

— Струны.

— Хм? — Сирша посмотрела на него с вопросом во взгляде.

— Это не нити, а струны. Можешь коснуться, если хочешь.

— Не могу. Это не мое, — но она отчаянно хотела. Ее пальцы уже покалывало от мысли. Как она звучала? Печально, как песнь кита? Или высоко, как смех дельфинов?

— Мы тут гости. И у нас достаточно денег, чтобы заплатить, если ты ее сломаешь.

Она хотела покачать головой, заявить, что она взрослая и может подождать, пока хозяин дома не даст ей разрешение, но струны сияли, и золотой изгиб арфы звал ее как сирена. Она сдалась покалыванию пальцев.

Сирша прошла по ковру и обогнула арфу. Она робко протянула палец и задела струну.

Цельный звук донесся от инструмента, наполняя комнату трепетом крыльев бабочки. Глаза Сирши расширились, и ее душа взлетела вместе с потрясающим звуком. Ее грудь и болела, и показалась свободнее.

— Тебе нравится? — спросил Манус.

Она подняла голову, поймала его благоговейный взгляд. Он смотрел на нее, словно она была из магии. Может, так и было, потому что она сыграла этот звук снова и ощутила себя как богиня.

Она опустилась на стул за собой, подвинулась к арфе. Она редко могла так экспериментировать с музыкой, и такой шанс был как дар. Сирша хотела использовать каждый миг.

Ее пальцы танцевали на струнах, создавая разные мелодии, дрожащие и величавые. Когда она поняла, какие звуки издает это странное творение, она поняла, как воссоздать музыку в голове. Она играла колыбельную русалки, песнь кита, вой рыдающей матери и вздох новой невесты. Струны гудели под ее пальцами, прося ее продолжить.

Она замерла. Музыка осталась в ней, не хотела освобождаться. Пока что. Она ждала, чтобы в тишине появился новый звук.

Гулкий голос нарушил спокойствие.

— Браво! Чудесно, моя дорогая девочка.

Она вскинула голову так резко, что шея хрустнула. Мужчина стоял на пороге, такой большой, что занимал все пространство. Его живот выпирал перед ним, рубашка натянулась. Странные кудрявые волосы были над его губой, почти касались сдвинутых бровей.

Он прошел в комнату, Сирша смотрела на удивительно тонкие ноги. Они не подходили к его телу. Может, и он был фейри, ведь странно, что он стоял с таким животом.

Сирша встала, держась за арфу, и сглотнула. Она хотела извиниться, но не могла произнести слова. Музыка была такой красивой, наверное, самым невероятным, что она испытала на суше. Она не могла извиняться за то, что нашла ее.

О’Салливан помахал удивительно маленькой ладонью в ее сторону.

— Прошу, милая, присядь. Такой талант нужно наградить. Манус, я был готов выгнать тебя, но ты привел ко мне чудесное создание.

Сирша сглотнула и посмотрела на Мануса, тот явно сдерживался с трудом.

— Вряд ли ты мог бы меня выбросить, О’Салливан.

— Да? Давно мы не общались, Манус, но я уже не бедняк. Пришел за моей женой? — О’Салливан посмотрел на Сиршу недовольно, и она поежилась. — Можно и обменяться.

— Не смотри на нее.

— Почему? Ты не можешь иметь такую красоту. Она безумна, если тратит время на такого, как ты.

Сирше не нравилось, куда шел разговор. Кашлянув, она обошла арфу и встала рядом с Манусом.

— Лорд О’Салливан, да? — спросила она.

— Вы милая. Я не лорд, дорогая, но ценю комплимент.

Сирша опустилась в реверансе, как ее научил Манус, и затаила дыхание. Он объяснял, что женщины редко говорили, пока к ним не обращались. С этим она была знакома.

Русалы были как этот странный мужчина. Они срывались рядом с другим мужчиной. Они хотели быть больше, сильнее, опаснее в океане, как бы ни выглядел другой.

Она могла это вытерпеть. Такое она понимала и узнавала.

— Спасибо, что простили нас за грубый вход в ваш дом, — сказала она медовым голосом. — Роскошь этого поместья делает вас достойным титула лорда.

О’Салливан рассмеялся.

— Где ты нашел эту маленькую актрису, Манус? Она впечатляет. Встань, милая. Ты напомнила мне о роли джентльмена, за это я благодарен.

Она выпрямилась и улыбнулась мужчине.

— Спасибо. И если вы не против, я буду обращаться к вам так же, как мой муж.

Его брови уползли к волосам.

— Муж? Боже, что ты наделал?

Манус хмыкнул.

— Сложно представить?

— Да, если честно. Я не думал, что ты привяжешь женщину к себе до конца ее жизни, еще и такую изысканную. Что ты сделал с бедной девочкой?