Две кружки опустились на стол между ними. Сирша узнала сильные ладони Мануса в шрамах, сжимающие кружки так крепко, что она переживала, что они разобьются.

— Она опасна? — прорычал он. — Можно и про тебя так сказать.

Деклан лишь пожал плечами.

— Не каждый день можно встретить такую, как она, да?

— Почему же? — голос Мануса звучал опасно, и Сирша не дышала.

— О, думаю, ты знаешь, ведь ты украл ее из океана и притащил в ад на земле. Мне звать тебя ее мужем или похитителем?

Манус оскалился.

— Попрошу тебя уйти, друг.

— Но твоя маленькая подруга оставила хорошее впечатление. Я предупрежу, потому что она мне нравится, — монета появилась между пальцев Деклана. — Ты не знаешь, с чем имеешь дело.

— Прекрасно знаю. Милый юноша, приходящий так в бар, обычно получает по зубам.

Деклан кивнул с хищной улыбкой, зубы снова стали острыми.

— Так тому и быть. Орел? Решка?

Он подбросил монету, и Сирша смотрела, как она дико крутилась между мужчинами. Происходило что-то важное. Она не могла понять, что, но должна была.

Знание бурлило в ее разуме. Если она дотянется до него, то остановит происходящее. Но она не помнила, что-то было связано со стражем, с тоской по волнам, что обрушивались на ее разум, и она не могла думать ни о чем, кроме…

Сирша бросилась и схватила монету в воздухе.

Время замедлилось. Люди в баре склонились в предвкушении, но глаза не сияли. Деклан медленно повернул к ней голову, улыбка с острыми зубами была невозможно широкой.

— Ты умнее, чем кажешься, — сказал он. — Удачи. Если нужен, вспомни о монете.

Она моргнула, время снова пошло. Манус бросился, но сжал руками пустое место, где до этого сидел лепрекон. Монета пропала из пальцев Сирши, как и ее владелец.

— Проклятье, — буркнул Манус, проводя ладонью по голове. — Что это было?

— Лепрекон.

— Что? — его глаза расширились. Он медленно опустился на скамью перед ней. Его руки снова дрожали. — Скажи, что ты шутишь.

— Что такого с лепреконами?

— Это проклятые существа! А ты… — он склонился и перевернул ее ладони. — Ты коснулась монеты. Она не осталась у тебя?

— Нет.

Он уловил ее замешательство, пронзил ее взглядом, щурясь от ее невинного вида.

— Что ты мне не говоришь?

— Монеты нет, Манус. Я коснулась ее, но она пропала с ним.

Он искал ложь в ее взгляде, но фейри не могли врать. Он вздохнул, отклонился, а ее ладони опустились на стол.

Сирша сделала глоток из своей кружки эля. Ей было больно из-за хрупкости и глупости людей. Манус знал фейри, понимал их обычаи, но не думал, что она могла исказить правду.

Монета с русалкой нагрелась на ее груди, напоминая, что лепрекон оставил след, хоть Манус и не хотел. Связь осталась.

Сирша не хотела гадать, почему согласилась. Манус мог ее защитить, но ей все равно было не по себе. Это было не родное для нее место, и она ничего не знала о местных.

Было хорошо заручиться опекой одного из своего вида.

— Нам нужно домой, — проворчал Манус. Он осушил кружку и стукнул ею по столу. — Идем.

* * *

Манус смотрел на гниющую крышу и гадал, почему так долго шел сюда.

Он обещал, он считал себя человеком слова. Так почему не пришел к этому порогу недели назад?

Потому что был трусом, признавал это. Мысль о том, что он скажет жене Артуро, что он не вернулся, терзала душу Мануса. Это было несправедливо. Артуро должен был выжить в крушении.

Но его тело лежало на дне океана. Его кости обглодают рыбы и русалы, которые еще снились ему в кошмарах. Это был плохой конец для такого благородного человека.

Что он скажет?

«Твой муж был лучше всех, с кем мне доводилось плавать, — попробовал он. — Нет, не так. Я не любил его».

Что еще он мог ей сказать? Артуро был как брат, и было больно, что его больше тут не было.

Крик донесся из окна в ночи. Манус скривился. Ребенок вырастет без отца, это было еще обиднее. Он знал эту боль. Ребенок заслуживал того, кто его любил.

Он поправил куртку, прошел на крыльцо дома Артуро и постучал.

Через пару секунд его жена открыла дверь, и Манус понял, что так и не узнал ее имя.

Она была милой, невысокой, с веснушками на щеках и волосами цвета золота. Она держала метлу в руке, пыль была на ее простом платье.

— Чем могу помочь? — спросила она.

Язык не слушался. Он видел в ее глазах свое будущее. Милая жена, ребенок и домик у моря. Жена жила одна, потому что ее муж пропадал при каждом возможном случае.

И жена останется одна и будет страдать от голода.

— Ох, вы побледнели, — пробормотала она. — Заходите.

— Я не должен…

— В дом, — ее строгий тон напомнил его мать.

Манус прошел в ее скромный дом и чуть не закрыл глаза от боли в груди. Об этом месте так часто рассказывал Артуро.

Дом был небольшим, как и говорил друг. Милым и полным женской заботы. Маленькие гобелены висели на стенах, на кроватке лежало одеяло, сделанное своими руками. Даже чашки были расписаны цветами.

Ребенок закричал снова, жена Артуро подбежала к люльке.

— Простите, ей пора есть, и я не могу пропустить, иначе она станет недовольной.

Он смотрел, как она подняла маленький сверток на руки и заворковала. Он представил Сиршу такой. Его русалка чудесно смотрелась бы с несколькими детьми.

— Все хорошо, — сказал он, когда она отвернулась от него. — Не спешите.

— Простите, обычно я любезнее с гостями. Вы — друг Артуро?

Он запнулся:

— Я-ну-да. Да, был.

Ее спина напряглась.

— Так он не вернется.

Ему пора было сдержать слово и быть лучше. Слова застряли в горле.

— Он все время говорил о вас, — сказал он. — Даже в конце он думал только о вас.

— Это было быстро?

Ребенок сжал ткань платья матери кулачком. Манус смотрел туда и понял, что не мог врать.

— Нет, мэм.

Она вздохнула.

— Как это произошло?

— Корабль потонул. Звучит безумно, но мы заплыли в воды фейри. Только я выжил, потому что фейри решила спасти мою жизнь.

Жена Артуро накрыла одеяльцем свое плечо и грудь и повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Почему вас?

— Не знаю.

— Эта фейри не спасла моего мужа, а спасла только вас?

— Она не понимает, почему спасла меня. Я сто раз спрашивал, а ответ один. Она не знает.

Тишина била по ушам, жена Артуро разглядывала его. Ребенок пошевелился под одеялом, и Манус посмотрел на дочь, которую его друг так и не увидел.

Манус кашлянул.

— Он просил передать вам, что очень вас любил, а так и было. Он все время говорил о вас, о ребенке, о жизни, что вы собирались построить.

— Но всегда уходил в море, — ответила она. — Брал жизнь в свои руки. Я говорила, что это погубит его. И нас.

Слезы блестели в ее глазах, терзали его сердце, и он не мог закрываться перед ней.

— Простите, — прохрипел он. — За все.

— Вы не виноваты, что сирены звали его. Но спасибо, что передали его слова.

Он развернулся, но не мог идти быстрее. Манус хотел покинуть дом, полный эмоций и темных воспоминаний.

— О, моряк?

Он замер на пороге.

— Позаботьтесь о девице, что вас привязала. Не будьте как мой Артуро. Будьте с ней, когда придет буря.

Слова звенели в его ушах, он миновал ее порог и побежал к дому.

* * *

Сирша стояла на краю скрипящей пристани, белая ночная рубашка хлопала по ногам, развевалась за ней как большой хвост стражницы. Она крепко обвивала себя руками. Волны бились об берег, принося с собой серебряный свет луны.

Она смотрела темными глазами на горизонт, искала то, что не могла назвать. Не семью. Хоть она ценила воспоминания о них, она не могла так жить. Эликсир свободы все еще тек по ее венам. Та жизнь больше ей не подходила.

Тогда чего она искала? Что-то в глубине ее души желало большего, но она не знала, чего именно.

Она впилась пальцами в свои бока.

Дыра открылась внутри нее. Она не знала, что это была за боль, не могла ее назвать или указать, где болело. Но так было. Неизвестная боль обжигала.

Босые ноги прошли по потертым доскам. Каждый тяжелый шаг напоминал ей, что она была не одна. Что жизнь уже была не только ее.

И уже не будет.

Манус вздохнул за ней и обвил ее руками. Его жар проникал в ее спину, и напряженные мышцы тут же расслабились. Его подбородок опустился на ее плечо, он крепче обнял ее.

— Что такое, моя жемчужина?

— Хм? — тихо отозвалась Сирша. — О чем ты?

— Ты задумчива.

— Задумчива? Не знаю, о чем ты, — она ощутила, как он вдохнул, щекоча ее шею.

— Ты скучаешь по ним?

Сирша замешкалась на миг.

— Я скучаю по некоторым аспектам. Некоторые из них были добрыми, хоть и думали не лучшим образом.

— Ты вернулась бы?

— Никогда, — она покачала головой. — Я не смогла бы вернуться под волны после всего, что увидела. Это место, хоть и с грязью и тайнами, все еще красивое.

Он убрал прядь волос ей за ухо, чуть потянул ее за мочку уха.

— Твоя способность всегда видеть хорошее во всем — первое, что восхитило меня в тебе. Ты знала об этом?

— Другие умеют видеть добро в мире.

— Не как ты, — он сжал ее талию и подул на ее шею. — Я должен извиниться за свое поведение сегодня.

— Я понимаю, почему ты кричал.

Так и было. Сирша понимала, что была редкой в этом месте. Он переживал, что она пропадет от дуновения ветра. Она не соглашалась с ним, но понимала его волнение.

Он боялся потерять ее. Этого ей хватало, чтобы знать о его чувствах, хоть он и не озвучивал их.

— Нет, — пробормотал он. — Этого мало. Я вел себя как хам, а не имел права.

— Ты переживал за меня.

— Но мог поступить лучше. У меня никогда не было… леди.

Она повернулась в его объятиях, обняла его шею. Его слова звенели печалью, страхом и чем-то, что она не могла назвать. Это было солью на ее языке, напоминало об останках ракушек.

— Я не знаю, что ты пытаешься сказать, Манус.

— Просто… Ладно. Я скажу это, а тебе уже принимать. Я не считал себя тем, кто мог жениться. Я проводил время с женщинами за деньги, те дамы не были моими. Мне не нужно было переживать из-за того, что я потеряю их, потому что у меня их и не было. Понимаешь?

— Думаю, да, — она пыталась скрыть изумление в голосе.

— Когда я увидел тебя с тем мастером стекла, я хотел оторвать ему голову. Он трогал тебя, и хоть я не имею права тебе указывать, что делать, я хотел закинуть тебя на плечо и запереть подальше от всех глаз. Я не привык к такому, Сирша.