Они пошли по мощеным улицам глубже в город, где гравий и грязь впивались в нежную кожу ее босых ног. Люди тут были не такими чистыми. Их лица были потными, грязь была под их ногтями, покрывала одежду.

Эти люди вызывали покалывание страха на ее коже, как прикосновения медузы. Их глаза были голодными, черными, как у акул, и бездонными. Они не просто так не были на главной улице. Вряд ли им хватало денег на еду, тем более — на все те чудеса, что там продавали.

Мужчина прошел к ним, скользнул по ней взглядом. Он выдохнул с шипением и издал высокий звук, от которого она вздрогнула. Манус взмахнул рукой, поймал мужчину за горло и отбросил к стене.

На миг она подумала, что они подерутся, как делали русалы. Но что-то во взгляде Мануса заставило другого выругаться и уйти.

— Манус? — позвала она. — Мне тут не нравится.

— Да? Никому не нравится, жемчужина. Привыкай, — он прошел в дверь, оставив ее на улице.

Сирша потирала руки и сглотнула. Почему тут вдруг стало холодно? Улицы были теплыми, полными солнца и улыбок. Теперь холодный ветер задевал ее руки, обвивал ее ладони и шептал опасные тайны в ее уши.

Манус снова открыл дверь и протянул руку.

— Это не была просьба, Сирша. Ходи со мной все время.

Она нахмурилась от его тона, но вошла следом. Улица была опасной, тени двигались по краям. Она не хотела знать, что за Неблагие поселились тут.

Комната была лишь наполовину заполнена мужчинами и женщинами разного вида. Некоторые женщины оголили плечи, хотя Манус говорил ей никогда так не делать, другие были одеты скромнее. Мужчины были в грязи и поте, как на улицах.

Манус указал на пустой стол у большого весело трещащего камина.

— Садись там.

Она собиралась сказать ему потом, что ей не нравился такой его тон. Вытертые доски были гладкими и теплыми под ее ногами, пока она шла к скрипучей скамье. Опустившись там, она повернулась спиной к толпе и смотрела на огонь.

Тут что-то было другим. Такого она не могла представить. Некоторые люди были богатыми, некоторые — талантливыми, а другие — до боли бедными. Почему они не помогали своим людям? Давали им жить в постоянных страданиях?

Сирша покачала головой, опустила лицо на ладони. Может, однажды она их поймет, но пока голова гудела.

Скамья напротив нее скрипнула.

— Манус, я не хочу быть тут, — пробормотала она. — Я хочу домой.

— И о каком доме ты говоришь, девица? — пропел голос, звеня в воздухе, словно монеты, с жаром лавы из глубин моря.

Ее спина напряглась. Что-то в ней узнало этот голос, ответило на зов журчанием воды, ревом бурных рек и гулом скрытых морских пещер.

— Кто ты? — она подняла взгляд, в голове пылал гнев.

Мужчина перед ней удивлял. Она не ожидала, что он был крупным, хотя все было другим на этой земле. Белая рубаха натянулась на широких плечах, но подтянутое тело говорило о тяжелом труде. Веснушки виднелись на его остром лице, тянулись до его ярко-рыжих волос.

Его одежда отличалась ото всех тут. Она была лучше, и его волосы были аккуратно подстрижены, на челюсти не было щетины.

Но ее не удивляло, что он выделялся. Со всеми фейри так было.

— Думаю, ты понимаешь, что я не назову свое имя, — он криво улыбнулся. — И не жду твое.

— Что ты тут делаешь?

— Могу спросить это и у тебя, русалочка.

Она сжала ладони на столе.

— Как ты узнал, кто я?

— Легко понять. Волосы сияют зеленым даже в этом золотом свете, и, прости, но на фейри смотреть проще, чем на людей, — он склонился, интерес собрался змеей в его темно-зеленых глазах. — Так почему ты тут?

— Я следовала за сердцем.

— За сердцем? — он указал на Мануса, который все еще был спиной к ним. — За этим?

— Да.

— О, русалочка, это было глупо. Люди забавные, но временно. Они всегда разочаровывают, — он отклонился, прильнул плечом к стене и закинул ноги на стол. — Говорю по своему опыту.

— Это мое решение, а свое мнение лучше держи при себе.

— Ах, в чем тогда веселье? — он покачал сапогом в стороны. — Есть догадки?

— Насчет чего?

— Кто я?

Она фыркнула.

— Легко понять, лепрекон.

— Некоторым. Мой размер сбивает с толку, да?

— Нет. Туата де Дананн большие, а меньшие фейри — нет. Потому мы с тобой схожего с людьми размера, — она окинула его взглядом, — хотя ты крупнее многих мужчин.

— Самый большой в семье. Личное достижение, которым я горжусь.

— Вряд ли можно хвалить себя за размер.

Он поднял палец к губам.

— Что ты, девица. Не разбивай мужское сердце.

— У меня нет времени обсуждать с лепреконом его размер. Уйди.

Он утроился удобнее на скамье.

— Не интересно. Я лучше останусь тут и встречу того, кто привлек внимание русалки.

— Не стоит.

Сирша отчаянно хотела, чтобы он ушел. После реакции Мануса на творца стекла, она не могла представить, что он сделает, увидев на своем месте этого великана.

Лепрекон изящно взмахнул рукой, пальцы плясали в воздухе, и вдруг золотая монета появилась меж его пальцев. Она искрилась, и Сирша наблюдала за монетой.

— О, — прошептала она. — Где ты это взял?

— Это игра света, девица. Ответишь теперь на пару вопросов?

Она смотрела, как он крутил монету пальцами. Странно, ей было не по себе, но она не была против. Монета была слишком интересной, чтобы отвлекаться на мысли.

— Хорошо, — продолжил он. — Так почему ты тут?

— Я пересекла ради него моря.

— Где ты его встретила?

— Его корабль разбился возле моего дома. Я увидела его в воде и подумала, что он утонул. От этой мысли болело сердце, и я спасла его.

— Ты его исцелила?

— Вряд ли, — она нахмурилась. Она должна была помнить что-то важное, но не помнила.

— Попробуй еще, русалочка.

— Возможно. Я не хотела, чтобы он умер, но он не был мертв, когда я его схватила.

— Но ты исцелила его, когда принесла на остров.

— Может, немного? Просто слезы русалки, они не делают ничего такого.

Он выругался, но это было неважно. Монета крутилась в его пальцах так быстро, словно они были волной.

— Они исцеляют больше, чем ты знаешь, русалка. Что ты сделаешь, если я попытаюсь забрать тебя у него?

— Буду биться зубами и когтями. А если ты преуспеешь, мое сердце порвется надвое, и моя кровь разольется по волнам, — она робко протянула руку, ждала, пока монета остановится. — Можно мне ее?

Монета замерла между его средним и большим пальцами.

— Уверена, что хочешь ее?

— Да.

Он приподнял бровь.

— Сколько тебе?

— Почти исполнился первый век. Так можно ее? — даже она слышала раздражение в голосе.

— О, так ты еще кроха? — он закрутил монету, и она легла на его костяшки. — Бери, и я дам свое имя.

— Я не хочу твое имя.

— Монета лепрекона — это обещание, кроха. Я буду приглядывать за тобой, как и когда смогу, но если возьмешь монету, я — часть тебя, как тот мужчина, что стоит у бара и выглядит так, словно его мир рушится.

Сирша замешкалась.

— Я не хочу никому принадлежать.

— И не будешь. Даю слово.

Она кусала губу, но золотистый свет был манящим. Сирша бросилась над столом и выхватила монету из его кулака.

Монета была теплой и тяжелой, металл был почти мягким под ее пальцами. От такой красоты было больно закрывать глаза. На поверхности была вырезана маленькая русалка среди волн.

Сирша тихо и радостно выдохнула.

— Спасибо.

Он кивнул.

— Меня зовут Деклан.

— Рада знакомству, Деклан. Меня зовут…

— Сирша.

Она моргнула, удивленно посмотрела на него.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Монета говорит мне больше, чем ты думаешь, — Деклан кивнул на ее ладонь. — Храни ее все время. Потерянное золота лепрекона — к неудаче.

— О, — выдохнула она. Сирша прижала монету к груди, сжимая крепко, словно ее пальцы могли без разрешения выпустить ее. — А она хочет потеряться?

— Не должна, — он склонился ближе, все еще улыбаясь. Сирша заметила, что его зубы были чуть заостренными. Настоящий лепрекон проглядывал сквозь его морок.

— Тогда я буду осторожна.

— Уверена, что хочешь идти по этому пути, русалочка?

Она решительно кивнула.

— Ладно, — он недовольно нахмурился. — Я не рад. Храни эту монету все время. Если случится что-то плохое, я узнаю.

— Кто ты? — спросила она. — Ты не говоришь как другие, и ты не был бы тут, если бы не был изгнан, но…

— Да?

От его хитрой улыбки она поежилась.

— Ты не кажешься изгнанным.

— Скажем так, я отправился в приключение из дома. Увидеть мир важно, согласна?

— Но кто ты?

Она искала ответ в его взгляде, искала в воспоминаниях хоть что-то о лепреконе.

Обычно они были скрытными. Дворфы любили свое богатство, но лепреконы были другими фейри. Богатство текло из них. Золото бежало по их венам, как кровь, драгоценные камни сыпались из их глаз вместо слез. Все в них было горой богатства.

Лепреконы держались в стороне. Она знала, что они были из тех, кого не признавал Неблагой двор. Сирша помнила слухи под волнами.

Принц лепреконов, которым не управляли родители, такой дикий и свободный, что даже звери не хотели его трогать. Они послали его в мир людей научиться скромности и ценить их историю.

Она больше ничего не слышала, и было сложно понять, был ли это принц. У всех лепреконов были рыжие волосы, веснушки и впечатляющее телосложение.

Если только…

Она приподняла бровь, его улыбка стала шире, открывая золотой зуб.

— Это ты, — прошептала она. — Ты — принц-лепрекон.

Он скривился.

— Не люблю это имя, но так и быть.

— Я еще не встречала принца, — Сирша склонилась, говоря тихо, чтобы их не подслушали. — Я должна сделать реверанс?

— Только не это.

— Но я должна?

Деклан отвел взгляд, и этого ответа ей хватило.

— Какой кошмар! — Сирша не дышала. — Что еще я наделала из того, за что меня убили бы при дворе Неблагих?

— Не так и много, русалочка, но мы не такие строгие в этом, в отличие от Благих.

— Я слышала, что они больше придерживаются правил.

— Разве ты не из Благого двора?

— Отчасти. Мое племя русалок жило на краях обоих королевств, но так далеко, что мы не переняли обычаи.

Он тихо присвистнул.

— Ты из редких блуждающих фейри? Не связанных ни с одним двором?

— Можно и так сказать. Я не знала, что мы так зовемся.

— Ты опаснее, чем я думал.