Тем не менее, еще устраивались показательные «карательные акции». Поначалу в одной комнате общежития со мной проживал Женя Борисов — выпускник Омского ветеринарного института, он работал на нашем корпусе начальником цеха инкубации куриных эмбрионов (некоторые вирусы культивируются на них). Его подруга Валя Антонова была моей лаборанткой, она же мне эту историю рассказала (я в то время находился в длительной командировке). Женя был, в целом, неплохим парнем, но каким-то «не таким» — скрытным, с критичной ухмылочкой, себе на уме. Как-то он мне признался, что сам из семьи баптистов, имевшей восемь детей, он старший — сразу кое-что прояснилось. Хотя никаких миссионерских проповедей он не вёл, лежал себе на койке да помалкивал. Кстати, вот интересно, если режимному отделу не нравилась еврейская фамилия или национальность, то как выявить «неправильную» религию? Ведь графа «вероисповедание» в анкетах отсутствовала — вроде как, конституцией гарантировалась свобода совести. Но не сомневаюсь: заяви Борисов о своей нетрадиционной религиозной «ориентации» — дорога на «Вектор» ему была бы заказана железно. Однако работником он был прилежным, ответственным, потому и попал в начальники, пусть и небольшие.

В цеху Женя был единственным, кто имел высшее образование, к тому же молодой мужчина, остальные женщины. Кому, как не ему, быть политинформатором? О чем он там «информировал» коллектив, я не слышал, но догадывался. Вскоре в комитет комсомола пришел на него донос: человек, да еще руководитель, несет на политинформациях откровенную антисоветчину. Необходимо было разобраться. Может, и обошлось бы — дух Перестройки, «плюрализм мнений», как-никак — но на заседание случайно занесло высокоидейного Шуляка (а может, на Борисова «накатали телегу» не только в комитет комсомола). Слово за слово — обычно спокойного, даже флегматичного Женю понесло. Но вот из уст Шуляка прозвучала какая-то цитата Ленина, на что его оппонент выдал почти апокалиптическое, на тот момент: «Читайте сами своего Ленина!» Стартовавшее в стране «обновление социализма» не предусматривало затрагивания основы основ, поэтому «дедушку» Ленина пока не тревожили. До поры, до времени. А тут такое! Последним вопросом воинственного Шуляка был: «Зн-зн-значит так да, каково твоё жизненное кредо?» На что закусивший удила Женька не сдержался: «Война начнется — в плен сдамся!» Обычно, со слов Вали, он так шутил. Понятно, что после такого диспут продолжаться дальше не мог.

Борисова пригласили на партком — да пожалуйста: он и так смутно догадывался, что на «Векторе» работать ему осталось недолго. Там он повторил своё выступление. На следующий день — приказ об увольнении и еще через два дня, пока Женя передавал дела на службе да сворачивался в общаге — повестка из военкомата, благо у него оказался «белый билет» (медотвод). Он вернулся в Омск. Бедная Валечка была безутешна...

Почему роль «Зевса-громовержца» отводилась Шуляку, а не секретарю парткома Осинникову? Парторг всегда выглядел задумчивым и спокойным, не тот напор. Только глаза у него становились всё грустнее и грустнее по мере того, как, по Горбачёву, «Перестройка расправляла крылья».

Ближе к славному 70-летию Октября в библиотеке института на «двухсотом» корпусе появился массивный стенд. Вверху — большой портрет Горбачёва с каким-то его высказыванием насчет величия грядущего юбилейного события, разумеется, с отражением судьбоносности взятого партией нового курса. А ниже шли портреты руководителей братских стран социалистического содружества размером поменьше, как и полагалось по рангу «младшим братьям». Рядом с их ликами — славословия по поводу значимости даты. В целом — почти копии друг друга, но чем дружественнее страна, тем больше возвышенных слов. Самые ласковые — от болгарского «слона», а также от монгольского и вьетнамского лидеров. Самое сдержанное, практически без патетики — от лидера СРР (Социалистической Республики Румыния) Николае Чаушеску, что неудивительно: критичные капризные румыны всегда держались особняком в нашем пёстром разношерстном соцлагере. Почему я обратил на него внимание? Потому что «гений Карпат», как тогда величали главного румына на его родине, открыто не поддержал горбачёвскую Перестройку — отсюда и сухость его высказываний за юбилей. Кто б знал, что Чаушеску станет единственным из руководителей компартий братских стран социализма, кто лишится жизни при отстранении его от власти всего через каких-то два с небольшим года...

В общем, ни шатко, ни валко дело шло к знаменательной дате. Мы втайне надеялись на юбилейную праздничную «конфетку»: может что-то «выкинут» из дефицита или премийкой какой-нибудь угостят? А может и тем, и другим. В любом случае, будет несколько выходных дней.

И тут исчезает «главный по партии» Осинников...

* * *

«Всё! — точно щёлкнув бичом, выдала супруга. — Эту зиму, дорогой, мы должны быть с картошкой!» Я, конечно, и сам это понимал. Предыдущие две семейные (холостяцкая не в счет!) зимовки мы как-то перебивались, но с учётом грядущего пополнения семьи, «второй хлеб» превращался в стратегический продукт. Тем более, на арендованном «Вектором» совхозном поле, у села Верхний Коён, наливались последними соками собственноручно посаженные и взращенные драгоценные клубни — стоял благодатный август-месяц, близилась ответственная «корпоративная» картофельная страда. Погреб был нужен позарез.

Обычно самодельные земляные погреба были двух видов. «Бутылочкой» — расширяющаяся книзу полость без перекрытий, как правило, на одного хозяина. И обычный, более капитальный, с накатным перекрытием из брёвен. «Бутылочный» строился за два-три дня, но был менее надежным, поэтому я сразу решился на «накатный» вариант. Однако одному с брёвнами не справиться, требовался компаньон. И он нашелся — Володя Фролов, сосед по этажу, у него было двое детей. Он сам мучился без овощехранилища, а возможностей и средств на строительство капитального погреба с надстройкой у него, как и у меня, тогда еще не было. К тому же, погребной кооператив «Спир...», пардон, «Репка» находился в Кольцово, а погреб был желателен поблизости от общаги. В последний момент изъявил желание присоединиться к нам еще один сосед по общежитию — Серёга Быков: у него тоже скоро ожидалось пополнение семьи — второй ребенок. Мы с Володей не возражали: трое — это уже «партячейка». Серёга работал в механическом цеху и обещал сварганить творило (крышку погреба). Словом, кадром он оказался ценным, тем более, вырос в деревне и в процессе строительства дал много ценных советов. Вперёд!

Сперва исследовали места скопления самодельных погребов вокруг АБК — они маячили приоткрытыми творилами: народ в августе подсушивал овощехранилища перед их загрузкой. Погреба находились в лесу, в сторону овражного склона к ручью Забобуриха за водо-насосной станцией (в обиходе «ВНС-кой»), и на пустыре перед ограждением со стороны больницы. Решили остановиться на лесном варианте месторасположения, к тому же гнус в августе уже особо не донимал. За работу!

Стояли погожие деньки, но нужно было торопиться. В три пары молодых сильных рук глубокую яму, с уступами для укладки брёвен перекрытия вдоль вертикальных откосов, вырыли быстро. Работа спорилась, никто не отлынивал, мы были довольны друг другом. Порыскали в окру́ге по лесу в поиске недавно упавших сосен (береза не годилась: ствол кривой, гниет быстро) на перекрытия, распилили их по размеру ямы, притащили к погребу. Попутно ночью, при луне, завалили и распилили одиноко торчавший столб, проводов на нем не было. Просмоленный, идеально ровный и круглый — настоящая удачная находка. Серёга, как и обещал, изготовил творило, даже сварил дополнительное решетчатое для безопасности: снаружи с творила замок можно сбить хорошим ударом, но попробуй размахнись, находясь внутри лаза. Лаз в погреб, обшив его досками, выкопали по науке — чуть сбоку, с торца. Установили внизу вертикальные подпорки для поддержания наката, уложили на уступы брёвна перекрытий, закрыв их рубероидом, сколотили лестницу. Засыпали и разровняли землю, не забыли и про вытяжную трубу с колпаком от дождя. Внутри погреба, при свете свечей, разгородили досками три сектора, затем укрепили, приколотив к подпоркам с одной стороны и чуть врыв в склон с другой, полочки для банок. Всё! Неделя работы — и принимай, Родина, наш трудовой подарок к юбилею Октября!

Мы были довольны и горды собою — хоть методичку по «погребному строительству» садись пиши. За бесперебойное снабжение семей корнеплодами теперь можно было не беспокоиться. Правда, одной из постоянных тем обсуждения в процессе работы была: «Куда же всё-таки делся Осинников?» Это несколько омрачало чувство удовлетворения от проделанной работы. Да и весь коллектив «Вектора» был взбудоражен: уже прошло несколько дней с момента внезапного таинственного исчезновения парторга, члены его семьи тоже ничего не знали. И так хотелось надеяться на лучшее...

Пошли дожди, мы радовались: успели! Но вот приходит как-то озадаченный Серёга: «Мужики, похоже, мы поставили погреб в водосточной ложбинке: одна стенка сочится...» Глянули втроем: м-да, с такой влажностью урожай попросту сгниет. Да что там урожай: достаточно хорошего ливня, и могло повести всю конструкцию... Ё-моё, без сомнения, нужно рыть новый погреб. Не беда, яму выкопаем, а всё остальное в наличии уже имеется. Вперёд!

Решили копать рядом с высоким, из бетонных плит с «колючкой» поверху, забором ВНС-ки. Только вынули земли на глубину двух штыков лопаты, как проходивший мимо мужик образумил: «Ребят, вы что? Подкоп к ВНС-ке делаете? Первый же обход ментов — и привет! Водо-насосная станция — это же режимный объект!» Нас огорошило: вот недотёпы-то! Спасибо тебе, мужик!