И однажды Михаил попытался. В комнате Веги на лето оставалась всего одна соседка — девчонка душевная, но пресная, а потому, будучи обделенной мужским вниманием, постоянно торчала на своей койке. Впрочем она была очень доброжелательной и не шипела злобно, активно выражая недовольство, подобно многим невостребованным представительницам прекрасного пола, недаром девчонки звали ее «Лапа».

В тот поздний вечер Лапы в комнате почему-то не оказалось. За окном устало догорал жаркий июльский денёк, воздух был напоен дурманящим ароматом цветущих лип. Свет Михаил с Вегой не включали, молча наблюдая, как медленно набухает на полу и стене широкая лунная полоса, ее отражение окрашивало их лики в мягкие иконописные цвета.

Конечно, никто никого никуда не торопил, но пауза явно затягивалась. Михаил еле слышно молвил: «Поздно уже...», но вместо привычного продолжения «я пойду...», совершенно неожиданно для самого себя выдал:

— Я останусь у тебя?..

М-да уж, «слово — не воробей...». Он замер, испугавшись сказанного. Кровь ударила в голову, в висках застучало.

Однако спокойный ответ Веги прозвучал в высшей степени нейтрально:

— Оставайся, если хочешь. Две койки свободные.

Михаил уже пожалел, что так внезапно осмелел. С другой стороны, сколько можно «сопли жевать»? Ты же любишь и не скрываешь своего намерения жениться на ней, а по сему… Он встал, взял ее на руки и посадил себе на колени — сердце выскакивало у него из горла. Расстегнул на халатике одну пуговицу, вторую и, дрожа, припал губами к ее ключице — реакции никакой. Михаил поднял глаза и обжегся о широко распахнутый немигающий взгляд Веги. Она схватила рукой оба лацкана халатика и прошептала:

— Прошу тебя, не надо…

— Да-да, конечно, извини…

Михаил глубоко вдохнул и, шумно выдохнув, повторил:

— Извини…

Та ночь долго вспоминалась ему самой поганой в жизни. Не тяжелой, а именно поганой. Михаил долго лежал с открытыми глазами и, чуть не плача, ругал себя на чем свет стоит: «Слизняк! Слабак! Хвост овечий! Чмо! Ссыкун! Салага!» Потом послышались какие-то голоса, в сознании возникли неясные образы — он незаметно отрубился. Проснулся, словно от толчка. За окном занимался рассвет, комната через приоткрытое окно наполнялась утренней свежестью, громко чирикали синички; день обещал быть погожим, по-настоящему летним. Вега, мерно дыша, глубоко спала, ее светлые волосы разметались по подушке — Михаил залюбовался ею... Оделся и, неслышно затворив за собой дверь, вышел.

День прошел как в тумане — Михаил никак не мог отойти от произошедшего. Как вести себя в такой ситуации, как правильно поступать, что полагается говорить? И ведь не спросишь ни у кого — ни у друзей, ни у отца. Такие тонкие вещи должны дойти до тебя сами, это и называется — жизненный опыт. Интересно, как бы повел себя в подобной ситуации приснопамятный Александр? А, может, уже и «повел», ведь «бывший» — это значит ДО тебя. Чёрт бы его побрал! С того дня эта мысль-заноза — было между ними «что-то» или нет — стала постоянно одолевать Михаила, но напрямую спросить об этом он не отваживался. Впрочем, встретились Михаил с Вегой днем как ни в чем ни бывало. Он же твердо решил для себя: всё после свадьбы. Так принято.

Настал момент знакомства Веги с родителями Михаила. Она, стоит отметить, заметно волновалась, долго наводила красоту, купила цветы. Его «предки» показали себя радушными и в высшей степени дипломатичными. Мама внимательно наблюдала — как она ест, как говорит, но по глазам угадывалось: Вега ей не глянулась. Точнее, маму удивляло явное несоответствие ежедневного восторженного состояния сына реальности, его восторг вызывавшей. Проводив Вегу, Миша в нетерпении вопросил: «Ну, как, как, как?!». Мама пожала плечами, однако, щадя самолюбие сына, сказала что-то нейтральное, необидное. Его отец тоже как-то неопределенно улыбался.

Не понравилась Вега и мишиному лучшему другу детства Феде. Он, в отличие от родителей, был куда более откровенен и категоричен: «Да ну, на фиг, выгибается, как креветка, крутит тобой, как хочет, а ты, блин, ведёшься— аж смотреть противно!» Михаил, раскрасневшись, выдал ему эмоциональную отповедь с общим смыслом «ты ничего не понимаешь!», но Федя лишь ухмыльнулся. Впрочем, мнение своих самых близких людей, хоть и с горечью, но к сведению принял.

Внесла свою «скромную» лепту в обструкцию объекта обожания Миши и вредненькая, как оказалось, Василиса, которой он не раз оказывал ценнейшие услуги по примирению с Аликом после их очередной размолвки. Впрочем схожим образом ведут себя многие женщины.

Общеизвестно: «друг моего друга — мой друг», а уж девушки, тем более, жены, крепких друзей почти всегда становятся подругами. Но чаще подругами по общению, скажем так, ситуационными, а не близкими сердечными. Так и Вега с Василисой: они тесно сблизились, обретя статус их подруг. К тому же учились, напомню, в одной группе, да и жили в одной общаге, хотя и в разных комнатах. Мише с Аликом, безусловно, было приятно осознавать, что объединяющей темой их общения стали, в основном, они, красавцы, — это еще больше способствовало укреплению их мужской дружбы.

Однажды их дружная четверка решила съездить на выходные на одно очень живописное лесное озеро с ночевкой. Лето было в разгаре, леса и луга дышали упоительным теплом, после изнурительного города от их пьянящих ароматов кружилась голова. На пригорке у озера пряталась укромная полуземлянка, где они и «бросили якорь». Пока добрались пешим порядком — от станции десять километров по проселочной лесной дороге — пока разместились, натаскали сушняка, развели костер, поужинали, стало темнеть. Девчонки в воду решили не лезть, ну а парни захотели освежиться — Михаил, отплыв подальше, приметил в свете луны семейку очаровательных белых кувшинок.

Ранним утром он сплавал к кувшинкам, вода была теплой, как парное молоко. Сплетя толстые мясистые стебли, свил из них подобие венка. Они с Аликом развели костер, сварганили завтрак, великодушно позволив своим красавицам еще немного понежиться. Во время завтрака Михаил, незаметно подкравшись сзади, надел Веге на голову венок из кувшинок. Она, достав маленькое зеркальце, стала разглядывать себя — было видно, как ей приятно.

Уж не ведомо, стал ли тому причиной этот злосчастный венок (Алик, разумеется, не заморачивался такой ерундой), или действительно все бабы — «змеи»… Становилось всё жарче, притяжение озера ощущалось физически, девчонки удалились в свою «норку» переодеться. Первой вышла Вега — Михаил впервые увидел ее в купальнике. Конечно, он и раньше съедал глазами ее загорелые ножки, ощущал и мечтательно дорисовывал в воображении соблазнительные формы молодого тела своей возлюбленной. Но когда следом, как в сказке, из-под земли выпорхнула Василиса…

Вега всегда малость сутулилась, животик уже обозначил себя, талия, скорее, угадывалась, лифчик полнился не по годам спелой грудью. К тому же трусики ее купальника были не в виде плавок, а шортиками, что визуально немного укорачивало ножки. По лицу Михаила едва заметным сполохом промелькнуло легкое разочарование. Не будь рядом подруги лучезарно просиявшего Алика, он бы, возможно, так не отреагировал. Да, красавица Василиса обладала идеальной, можно сказать, калиброванной фигуркой. Завороженный Алик не сводил восхищенных глаз со своей любимой девушки, контраст выражений их с Михаилом лиц красноречиво говорил сам за себя. Тело Веги на фоне точеной фигурки ее ровесницы Василисы выглядело лет на тридцать, смущенная подруга Миши скукожилась еще больше. Впрочем финал лесного «дефиле» предугадывался заранее.

А противная Василиска, видя реакцию парней, вдобавок игриво отставила изящную ножку, немного прогнулась вперед, чуть выпятив свои аккуратненькие титечки, запрокинула голову и, запустив обе руки в рассыпавшиеся по плечам и спине золотящиеся на солнышке волосы, звонко переливисто засмеялась… Восторженный Алик расцвел еще ярче.

Вега, резко развернувшись, исчезла во чреве лесного «подземелья». Оттуда послышалось громкое: «Василиса!» Подруга Алика, вздохнув, пошла к ней. Михаил отчетливо услышал: «Позови его!» — упоминания своего имени он, на тот момент, видимо, не заслуживал. Войдя в землянку, Миша ударился в полутьме о тяжелый взгляд своей возлюбленной — она сидела завернувшись в полотенце. «Проводи меня до станции!» — скомандовала она. Команда «Поехали домой!» выглядела бы несколько по-семейному, а он такого «счастья» тоже не заслуживал. Но суть была одна: в наказание за «неправильный» взгляд, Михаила лишали лесного уик-энда, ведь одну на поезде он бы ее, ясное дело, не отправил.

Но не зря Михаил «ел свой хлеб» идеолога факультета: что ни говори, а трепать языком умел. Он увещевал, аргументировал, витийствовал, лебезил, шутил, сыпал комплиментами, натужно смеялся, словом, с жаром убеждал остаться. Нутром чуял: Веге самой хотелось продолжения лесной сказки — чего торчать в раскаленном от зноя городе? И это придавало убедительности его словам. Наконец, она снисходительно выдала: «Ладно, посмотрим на твоё поведение». Это означало: чтоб глаз с меня не сводил, только попробуй, гад, опять уставиться на Василису!

Василиса и Алик, тем временем, напряженно вслушиваясь в приглушенное «бу-бу-бу», с волнением ожидали развязки их с Вегой выяснения отношений. Они всё прекрасно понимали. Конечно, озеро, лес никуда не денутся, но если Миша с Вегой уйдут, станет скучновато. Василиса уже сто раз успела пожалеть за свой вызывающий «выгибон», ведь разразись их очередная ссора с Аликом, а они всё чаще стали вспыхивать буквально на ровном месте, — успокаивать и мирить их было бы некому. Да и перед подругой было неудобно. Поэтому когда Михаил, выйдя из землянки, широко улыбнулся и весело спросил: «Ну что, идем купаться?!», Василиса с Аликом закричали «ура!». И до самого конца лесного уик-энда они оба буквально вились над Вегой. Михаил тоже был подчеркнуто внимателен к ней — она нехотя, как бы из одолжения, принимала их общую заботу. Но своё «черное дело» Василиса сделала: очередную, пусть и небольшую пробоину ниже ватер-линии Вега всё же получила.