– Это зависит от многого, – ответила я на её вопрос.

– От чего же?

– От мужчины, – я тоже взяла ещё одно печенье и с наслаждением разгрызла. – Что случилось, Шелли?

– Ничего. Думаю, было бы здорово, провести остаток жизни на ферме. Только и всего, – она вдохновлено пожала плечами.

Подобная мысль не казалась мне привлекательной, но я не намеревалась её оспаривать.

– Ты имеешь в виду, что думаешь о Дайане? Он хороший парень.

– Да, – вздохнула она. – Но...

– Но? – я ждала продолжения, но Шелли молчала

– Ну, он... немного... – она посмотрела на меня.

Дайан был немного не от мира сего, но я своё мнение предпочла не высказывать.

– Он хороший парень, Шелли.

– С говном на ботинках, – выпалила она.

Я не знала, что меня больше шокировало – её критика или брань, поэтому, не придумав должного ответа, просто набила рот печеньем.

– Ты ведь развлекаешься со многими мужчинами. Правда, Грейс? – Шелли опять вздохнула.

Я откусила кусок, проглотила и отпила глоточек кофе, чтобы протолкнуть печенье.

– Не так уж их и много.

– Мы с Дайаном вместе со второго класса старшей школы, – она посмотрела на меня. – Он единственный друг, который у меня когда-либо был.

– В этом нет ничего плохого.

– Я знаю, – девушка снова пожала плечами. – Но она такой... обычный.

– Не стоит презирать только за то, что он обычный, – заметила я.

– С обычным мне скучно, – объяснила Шелли.

– Скука не есть хорошо, – констатировала я.

Мы обе рассмеялись.

– Я просто не знаю, что с этим делать. Мы всё время делаем одно и то же: ходим в кино, а в воскресенье вечером едим пиццу.       Я могу точно сказать, что он подарит мне на день рождения, и какого цвета рубашку он наденет в четверг.

– Во всех этих вещах нет ничего плохого, – заявила я ей спокойным тоном.

– Конечно, я знаю, – Шелли кивнула.

Но до конца она не согласилась, иначе не завела бы со мной разговор на эту тему. Мы с Шелли не настолько близки, чтобы ей что-либо советовать, хотя на этот случай у меня был совет. Я лишь надкусила следующее печенье, она – тоже, а когда зазвонил телефон, отправилась отвечать. Обдумывая то, что Шелли мне рассказала, я повернулась на офисном кресле, съела ещё одно печенье, допила кофе и посмотрела в окно на дальнюю парковку. Я попробовала себя убедить, что кислая отрыжка у меня из-за большого количества печенья, хотя на самом же деле её причина – мои завистливые воспоминания о близости между Дэном и Элли, за которыми я наблюдала сквозь это окно. Затем я отодвинулась от компьютера, схватила мобильный и направилась к столу Шелли.

– Надо ещё кое-что сделать. На сегодня у меня больше не назначено встреч, но, если что-то произойдёт, звони. Пока я не вернусь, Джаред сам сможет обо всём позаботиться.

Не уверенная в том, куда хотела бы съездить, я знала, что на некоторое время надо удалиться от похоронного бюро «Фраули и сыновья». Поток машин лишил меня выбора, так как проще ехать направо, чем налево. Через пять минут я добралась до дома сестры, в палисаднике которого находилось нетипично много игрушек. Я вырулила на подъездную дорожку, но на некоторое время задержалась в машине. Как объяснить сестре моё внезапное появление?

На решение этой задачи у меня оставалось не так уж много времени. Сейчас откроется входная дверь, а Ханна будет наблюдать за мной сквозь вторую, зарешёченную дверь. Конечно, именно так она и сделала. В конце концов, здесь Аннвиль. Я была на сто процентов уверена, что соседи Ханны поступали точно так же.

Пока я вылезала из машины, Ханна вышла на крыльцо.

– Грейс?

– Привет, – я кивнула.

– Что ты здесь делаешь? – она открыла мне дверь.

– О... я просто хотела заглянуть на минутку, если, конечно, не помешаю.

Ханна закрыла за мной дверь. Весь пол гостиной был завален куклами и кубиками так же, как и палисадник. Этот кавардак в доме сестры, которая унаследовала мамину аккуратность, выглядел необычным.

– Где Симон? – осведомилась я. Этот вопрос оказался лишним, так как из игровой комнаты в подвале доносились звуки телевизора.

– Внизу. Приканчивает свой мозг. Пошли на кухню, – Ханна указала на пол.

Там царил хаос, если судить по масштабам: на раковине и рабочей поверхности громоздились стопки посуды, на столе стояли остатки обеда. Раздвижная дверь, которая обычно скрывала стиральную машину и сушилку, стояла нараспашку, а за ней виднелись два ящика с грязным бельём.

– У меня нет времени на уборку, – пояснила Ханна, когда увидела мой удивлённый взгляд.

– Я вижу.

– Кофе? – она направилась к кофеварке и вынула из шкафа чашку.

– Конечно.

Я внимательно разглядывала сестру. Обычно она практически не красилась, но сегодня кроме подводки глаз, которая скрывала недостаток сна, другой краски на лице не было. Волосы собраны на затылке в растрёпанный хвостик. Тренировочные брюки из велюра и белая футболка, которая доставала ей до колен – вот и весь её наряд.

Я взяла протянутую чашку.

– Сахар? Молоко? – не дожидаясь моего ответа, Ханна всё поставила на стол.

– Спасибо.

Мы уселись. Между нами на столе стояла тарелка с печеньем странной формы. Сестра взяла одно, разломила пополам и оба кусочка засунула в рот, затем протянула руку за следующим.

– Симон захотел испечь печенье, – она стряхнула пару крошек с уголка рта. – Разве я не самая лучшая мама?

– Ты очень хорошая мама, – заверила я сестру.

– Естественно, поэтому он прилип внизу к телевизору, – она горько рассмеялась.

– Ничего с ним не случиться, если он посмотрит какой-нибудь мультик, и от пары печенек он не умрёт.

В отношении сахара и телевизора Ханна с мужем стояли на незыблемых позициях. Ведь это касалось Симона и Меланьи. Так как у меня не было своих детей, я никогда не совалась с советами. Но порой чувствовала, что они слишком суровы. С другой стороны, они ничего не жалели для своих детей. Если кто и не доверял детей электронной няне, так это моя сестра. Она всегда мастерила с ними поделки и следила за полноценным питанием, шила костюмы на Хэллоуин и не пропустила ни одного рождественского базара.

– Я просто устала, – объяснила она.

Центрифуга отключилась, и стиральная машина пропищала, оповещая, что бельё готово. Ханна уставилась на неё, потом взяла ещё одно печенье.

– Я сыта этим всем по горло, – констатировала она.

Таких слов я от неё никогда не слышала.

– Чем ты сыта?

– Этим: домом, детьми, мужем. Меня достало целый день разгребать за ними бардак. Я заколебалась ничего не успевать. Абсолютно ничего, – она махнула рукой. – Я устала сидеть, как курица на яйцах. Рано или поздно всё приходит в негодность, – она бросила взгляд в направлении веранды.

Я проследила за её взглядом и увидела сине-белый горшок с лилиями. Его осколки рассыпались на садовой плитке, цветы и листья валялись вокруг. Сестра закрыла лицо руками, а я таращилась на неё и не знала, что сказать. Ханна медленно покачала головой и скорчила гримасу. Затем опустила руку и яростно, не ощущая вкуса, откусила следующее печенье.

– Я тебя не упрекаю, – произнесла я.

– Что ты можешь знать? Ты молодая, одинокая и каждую неделю гуляешь с новым парнем. Что ты понимаешь в таких вещах? – она засмеялась и бросила на меня типичный взгляд старшей сестры.

Когда меня в этом упрекали, я раскрывала рот, но сейчас мне удалось промолчать и не ответить.

– Вишни в соседском саду не всегда слаще, Ханна.

Она особым образом изогнула бровь, что я наблюдала уже не раз. Мы не очень походили друг на друга: она светленькая, с тщательно уложенной причёской, у меня же волосы тёмные и простая стрижка, но такое выражение я частенько видела и на своём лице. Оно являлось доказательством того, что мы сёстры.

– Давай, поменяемся? – она подскочила, рванула дверцу стиральной машины с такой силой, что капли полетели во все стороны, повытаскивала одно за другим мокрое бельё, сильными движениями разгладила костюмные брюки Джерри и повесила их сушиться. – Ты бы хотела постирать за день несколько куч белья? А сначала найти на всех вещах пятна? Их находишь и до, и после стирки. И брюки развесить, потому что в сушилке они мнутся? Рассортировать всё? А потом чистые вещи убрать в шкаф? И знать, что после стирки вскоре снова накопится куча грязного белья?

– Нет, но ты говоришь так, будто я ничего не стираю, Ханна.

– Ты стираешь только свои вещи! – её голос звучал так же напряжённо, как она натягивала брюки Джерри, чтобы выровнять стрелки. – Это большая разница! Всё, что ты делаешь, делаешь для себя. Ты должна заботиться только о самой себе.

Я сидела молча, пока её ожесточённые слова разрывали тишину. Она закрыла дверцу сушилки и кончиком пальца нажала на кнопку «Пуск». Затем Ханна вернулась к столу, схватила пустую тарелку из-под печенья, поставила её в посудомоечную машину и начала разгружать раковину, запихивая посуду в машину, даже не ополоснув её. В этом она позднее раскаялась, когда остатки сыра прилипли к фарфору, а у неё не хватило сил их отскрести.

– Ну, да. Я не замужем, у меня нет детей.

– И не говори. Дерьмо, – смех моей сестры прозвучал, как закулисный шум в фильме ужасов. – Что случилось? Я не могу произнести слово «дерьмо»? Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Ханна никогда не ругалась. Я откинулась на спинку стула и попыталась прикрыть свой открытый рот. Она обернулась, глаза блестели от гнева или слёз, а может от того и другого. Упрямица.

Дверь из подвала с треском распахнулась, вошёл Симон со сказочной фигуркой в руке.

– Ой, это плохое слово!

Повисла тишина. Ханна снова отвернулась к посудомойке, положила в неё столовые приборы. Я сделала движение рукой в сторону племянника.

– Привет, парень! Как смотришь насчёт того, чтобы съездить в Макдональдс?

– Тётя Грейс, ты самая лучшая тётя в мире! – его лицо просияло, так радоваться умеют только дети, он обвил руками мою шею.

Я увидела, как плечи Ханы напряглись от злости, как она с удвоенной энергией запихивала чашки и тарелки в посудомойку.