- Шестьдесят миль до библиотеки, - одними губами произнесла она. - Осталось всего шестьдесят миль.
-25-
БЕТ
Я забыт в сердцах, как мертвый; я - как сосуд разбитый.
- Псалом 30:12.
В бункере не было ничего святого, в темноте - ничего святого.
Бет поняла это через несколько секунд после того, как ее заставили спуститься по лестнице. Поначалу ее борьба была показухой, уловкой, чтобы выиграть Агнес время и дать ей ускользнуть. Но потом, когда ее муж пришел в ярость, когда он толкал и пихал ее больше как скотину, чем невесту, только что вышедшую замуж перед лицом Бога, что-то сломалось… и Бет начала бороться всерьез.
Она не хотела спускаться в Храм.
Поэтому она боролась. Размахивала руками, пинала, кусала и ревела.
Она бы продолжала бороться вечно, если бы не тяжелый удар в плечо и красный взрыв боли, когда оно вырвалось из сустава. Даже тогда она изо всех сил билась в своих свадебных кружевах, спасаясь от чистого ужаса. Если бы у нее хватило сил, она бы убила Мэттью Джеймсона всего за один глоток чистого ночного воздуха. И она побежала бы, как Агнес, так далеко и так быстро, как только могли нести ее ноги.
Что же касается ее новообретенного благочестия?
Теперь, когда было уже слишком поздно, стало совершенно ясно: она ничем не обязана этим людям. Последние несколько недель она убаюкивала себя сном Ред-Крика, но здесь, внизу, она вдруг очнулась.
Одна лампочка была единственным источником света, качавшимся в конце этого ужасного пролета. В бункере пахло сыростью погреба, и маленькие дети плакали на коленях у своих матерей. Больше она ничего не успела заметить, потому что мистер Джеймсон орал о дьявольском влиянии и плевался такими словами, как «карантин». В ее глазах вспыхнули красные звезды боли, и она не могла разобрать всего этого, но он хотел, чтобы она держалась подальше от его других жен и детей. Она это понимала.
Его голос - голос ее новоиспечённого мужа - был пронизан отвращением.
Новая Бет, родившаяся заново Бет, хотела съежиться, умолять и умереть от стыда. Но старая Бет наконец-то проснулась и подумала: «Фиг тебе».
- Отправь ее к другому грешнику, - сказал кто-то, и прежде чем она успела моргнуть, ее втолкнули в чулан.
Там была бедная умирающая Магда и, конечно, боль в плече Бет, но больше почти ничего. Даже света не было.
Некоторое время она колотила в дверь здоровым кулаком. Измученная, побежденная, она обмякла.
«Я совершила ошибку. Или, как сказал бы Кори: я облажалась».
И Боже, неужели она когда-нибудь ...
Темно. Ужасно темно.
Она думала, что ее глаза приспособятся, но прошли уже часы, а темнота оставалась все такой же непроницаемой. Левая рука Бет была абсолютно бесполезной и пульсировала болью. То, как она свисала, вызывало у Бет тошноту.
Она отмечала время в проповедях - она могла слышать, как Пророк вещает по ту сторону стены, цитируя отрывки об апокалипсисе, которые они все уже слышали прежде сотни раз.
Она слышала рассказ о Чужаках, пылающих в огне и сере, и глубоко сожалеющих о своих земных грехах. И тот, что об избранном народе, спускающемся в Подземный Храм. Пророк едва перевел дух, прежде чем пуститься в рассуждения о бледном коне:
- И тот, кто сидел на нем, имел имя СМЕРТЬ, и убивал мечом, и мором, и дикими зверями земли.
Она прислонилась головой к двери, и на нее нахлынули приглушенные слова. На расстоянии вытянутой руки от нее плакала Магда.
Плакала и плакала.
- Что я сделала, чтобы заслужить такое?
- Например, распространяла обо мне сплетни, - фыркнула Бет, растираниями пытаясь вернуть чувствительность левой руке. - Уговорила мальчишек закидать яйцами мой дом.
Магда заплакала ещё сильнее.
Бет пожалела о своих словах. Пожалуй, эта девчонка заслуживала хорошую затрещину, но она точно не заслуживала соприкосновения с демоническим псом. Никто такого не заслуживал.
Бет не видела Магду в темноте, но слышала, как стучат от лихорадки ее зубы. Пророк сказал, что демоны не могут навредить праведникам, так что если Магде сейчас было плохо, в этом была виновата она сама. Это походило на логику сна. Старая Бет никогда толком не верила в проклятие кишечным гриппом или насморком. Но никогда и не подвергала его сомнению, как следовало бы. Порой было намного проще плыть по течению, чем бороться с потоком.
По крайней мере, пока этот поток не угрожал поглотить тебя целиком.
Бет стукнулась лбом о деревянную дверь, невольно потревожив прозрачную паутину. Она ненавидела паутину. И темноту тоже ненавидела. Крики застревали у нее в горле, и она была уверена, что еще через час не сможет их проглотить. И если – когда - она закричит, это будет пыткой для близнецов и пушечным мясом для патриархов.
«Слышите? - скажут они. - Это вопли бунта, дикий вой демона...»
Магда застонала, и Бет дернулась, толкая вывихнутую руку. Пот выступил по всему телу. Кожа под прилипшим свадебным кружевом начало зудеть. Сколько часов она потратила на шитье этих дурацких искусственных жемчужин?
Магда умрет в этом чулане, поняла она. Но как насчет меня?
Эгоистичная мысль, но, с другой стороны, она никогда не хотела быть святой. Она всегда хотела иметь только друзей, которые смеялись бы вместе с ней, и сестру, которая любила бы ее, и кого-то милого, с кем можно было бы поговорить, когда одиночество обостряется. И за это… а может быть, и за слепое упрямство… она была обречена на все это.
Не справедливо. Чертовски несправедливо.
- Я слышал, что один из нас порвал с нашей верой, - прогудел Пророк. - Сегодня ночью она сбежала из святилища и забрала с собой невинного ребенка. Мы будем молиться, чтобы смерть ребенка прошла безболезненно. Но за девочку - мне сказали, что ее зовут Агнес - мы молимся о вечном разрушении и бесконечной боли. Аминь.
Бет едва не рассмеялась вслух.
Господи, Агнес. Она выбралась отсюда.
Конечно, выбралась. У ее сестры всегда все получалось. Яростная гордость охватила Бет, и в тени этой гордости затаилась ревность, темная и холодная. Ревность тоже имела свою тень… и это была ярость. Бет ухватилась за это чувство, как утопающая - за плавающую ветку.
- Как ты могла оставить меня и детей? - пробормотала она в ладони. - Как ты могла?
Но она уже знала ответ. Агнес сделала бы что угодно, чтобы спасти Иезекииля.
Бет оказалась здесь по собственной вине. И из-за нее Сэму и близнецам тоже пришлось очутиться в темноте.
Но Бет отказывалась взваливать на себя бремя вины. Оно принадлежало Пророку и патриархам, и тому кошмару, которым по своей сути был Ред-Крик.
«Убийцы, - подумала она. - Убийцы!»
Увидев бункер собственными глазами, Бет поняла, что никто здесь больше не увидит света. Холодный, сырой бункер, уже вонявший человеческими нечистотами, был братской могилой.
И наверное, она заслуживала смерти, будучи достаточно глупой, чтобы считать, что брак с Мэттью Джеймсоном ее спасет.
Глядя в непроницаемую темноту, Бет стиснула зубы и подавила крик.
Тишина. Людям было приказано спать, чтобы сберечь силы для пришествия Господа. В тишине лёгкие движения Магды были намного громче… и она стала пахнуть намного хуже. Ее зловоние напомнило Бет мышиную тушку, которую она обнаружила за грядой давным-давно, только сильнее. И, в отличие от мыши, она могла говорить.
- Я изменяюсь, - прохрипела Магда. - Моя кожа... она твердеет. Мне страшно, Бет.
Будь она Агнес, то сейчас обнимала бы Магду, пытаясь утешить умирающую девушку. Агнес не стала бы мешкать - как не стала мешкать, чтобы подобрать мертвую мышь, и спасти Бет от необходимости ее убирать. Ее сестра делала подобные вещи из-за доброты и невероятно огромной любви, но ещё из-за того, что просто была такой сама по себе. Всегда была такой.
Думай. Нужно думать.
Если Господь собственноручно не наслал на Магду проклятие, тогда все сводилось к собаке. Собака коснулась Магды, и если Магда коснется Бет... Она не знала, что именно произойдет, но она точно знала, что это будут не поцелуи с объятиями и морем веселья.
Она подвинулась ближе к двери, прижимая к себе больную руку и не обращая внимания на виноватый стук своего сердца. Она не могла рисковать, прикасаясь к Магде, потому что все еще оставалась надежда, что она как-нибудь выкрутится.
Разве нет?
«Ты выживешь, - сказала ей однажды мать. - Не то, что Агнес. Ты - та, кто выживет».
Возможно, у её мамы и поехала крыша, как сказал бы Кори, но могла ли она говорить правду? Неужели Бет больше всего на свете не хочет выжить? Снова увидеть солнце, почувствовать дуновение ветерка, почувствовать запах ванили или еще чего-нибудь, кроме ужасной вони Магды?
Бет хотела. Она очень, очень об этом мечтала. Внезапно она снова ожила - та часть ее души, которую она закрыла, когда летящее яйцо ударило ее в лицо и слова выскочили из нее, как крысы… «Бет распутничает с Кори Джеймсоном. Гори в аду».
Они пытались убить самую лучшую, самую миролюбивую ее часть. Но знаете что? Они потерпели неудачу. Они возблагодарили Господа, сделали свой выстрел и промахнулись. Теперь все было честно, и настала ее очередь играть.
Она сделала сознательное усилие, чтобы успокоиться - глубоко дыши, как всегда говорила Агнес, и это так раздражало, что она всегда была права, даже здесь, - и решила спасти свою собственную жизнь.
Ей нужны были свет, вода и возможность убраться подальше от Магды. Но прежде, чем она успеет подумать об этом, ей нужно было вылечить руку. Где-то она слышала, что лисы, попавшие в капкан, скорее откусят себе ногу, чем станут ждать смерти.
Ну, по крайней мере, она была крепкой, как лиса. Или была когда-то.
Осторожно, она зажала кусочек рукава между зубов. Старый материал легко порвался. Ей нужна была обнаженная кожа. Она не могла допустить, чтобы ее рука соскользнула, когда она попытается вернуть плечо на место… она не была уверена, что у нее хватит смелости сделать это во второй раз.