Меня напугали его слова. Я попыталась внушить ему мысль о том, что сейчас – самое ответственное время для нас. Нужно было собираться с мыслями и учиться! Хотя я так лукавила… Я сама не знала, как собрать себя из тысячи осколков воедино, как отыскать мотивацию для успешной подготовки к экзаменам? Как начать жить? А не проживать дни. И Максим словно почувствовал фальш в моих словах. Он притянул меня к себе и прошептал на ухо:

– Я не хочу ничего и никого, кроме тебя. Мне с тобой дышится легче и спокойнее.

Мы спрятались ото всех. И в том числе, от самих себя. Да, мы были подростками, но мы старались смотреть на вещи по-взрослому. Оценивать ситуацию трезво. В ту ночь мы пообещали друг другу стать сильнее и терпеливее. В ту ночь мы боялись заснуть, чтобы не делиться драгоценными минутами с Морфеем. В ту ночь мы не разговаривали о будущем, потому что не знали, что нас ждёт. А ждали нас новые испытания.

***

В начале марта я дала показания в полиции против своего брата. Я не смолчала и о нападении на Максима. Я открыто и честно говорила о том, что Павел не ночевал дома, не посвящал нас в свои дела и носил домой приличные суммы наличных денег. Я лишила брата алиби и надежды на условный срок. Было ли мне стыдно? Перед ним нет, а перед мамой да. Я продолжала быть её дочерью, но наши отношения претерпели изменения. Открыто она никогда не винила меня, но в её взгляде, в словах и действиях чувствовалось осуждение. Мама, как наивная девочка, всё ждала чуда, надеясь на то, что я попрошу помощи у Макса. Она ждала, что я заступлюсь за Павла по-сестрински. Я осознавала всю ответственность за свой поступок, так как мы лишились основного «кормильца» в нашей семье. Мама вышла на работу только весной, но её зарплаты едва хватало на нас обеих. Я отказалась от поступления в северную столицу, но долго не могла сказать Максиму о своём решении. Тем более, его отец оставался непреклонным по отношению ко мне и настаивал на отъезд Максима после окончания школы. Мы встречались с ним тайно, либо у Таси дома. Моя мама словно обозлилась на родителей Макса и не хотела видеть его дома, чтобы, по её словам, не наговорить ему лишнего. Я ощущала постоянное напряжение и чувство вины. У меня начались проблемы со сном и аппетитом, а сконцентрироваться на учёбе я могла лишь с огромным усилием. Я с ужасом ждала экзаменов, потому что понимала, что не готова к ним. Мама старалась мне не мешать, но зачастую она вовсе не интересовалась моими делами и самочувствием. Она с ужасом ждала суда над Павлом, который должен был состояться в середине мая. Я сразу сказала маме, что на суде меня не будет. Но сейчас я понимаю, что совершила ошибку, так как мама нуждалась в моей поддержке в тот момент.

 – Я тебя не понимаю! – говорила Тася. – Почему ты не хочешь поехать вместе с Максом в Питер? Его родители же остаются здесь, да и как они смогут ему запретить общаться с тобой? А твоя мама должна тебя понять… И отпустить. Твоей вины в случившемся нет.

Подруга была права. Но тогда я решила «принести себя в жертву». Спросите, оценила ли моя мама это? Слушайте дальше.

После того, когда дома случился первый в жизни скандал с мамой, то я была готова собрать вещи и бежать без оглядки. Это случилось после первого заседания суда по делу брата. Как раз перед началом экзаменов. Мама тогда словно «отрезвела» и, наконец, осознала, что чуда не произойдёт и Павла посадят. Она кричала: «Как ты могла дать показания против Пашки? Теперь никакой адвокат не оспорит твои слов! Ты променяла брата на своего Максима? Который даже пальцем не пошевелил, чтобы нам помочь!» Я тоже слетела с тормозов: «Мам, ты нормальная?! Ты себя вообще слышишь? Причем здесь мой Макс? Не смей его трогать, поняла? Это ты свою дочь променяла на зэка! Пускай сядет, я его ненавижу!»

Кто бы о чём ни говорил, но самое сильное предательство для подростка – это предательство матери. Тогда я выбежала из дома в чём была, схватив только мобильный. Уже через полчаса я была у дома Максима, который встретил меня с пледом в руках. Для меня тогда никого не было роднее его. Мы поднялись на крышу, на которой когда-то отметили мой день рождения. На которой когда-то были счастливы. Я, в одних шортах и топике, он – в майке и рваных джинсах. Пледа еле хватало на нас двоих, но идти нам было некуда. Мы сидели плечом к плечу и молчали, слушая музыку вечернего города под нами. Максим много курил и смотрел в майское небо, усыпанное соцветиями звёздами. Когда падала звездочка, то он тихонько что-то шептал. Как ребёнок, он верил в то, что желание сбудется. Хоть мы и обещали друг другу быть сильнее, но откуда в шестнадцать лет черпать эти силы?

– Мы как Ромео и Джульетта. – осипшим голосом произнесла я. –  Наши семьи стали непримиримыми врагами. А мы только сильнее привязались друг к другу.

– Как там… – Максим задумчиво поднял глаза. – Любовь… нежна?

– Она груба и зла. И колется, и жжётся, как терновник. – закончила я цитату за него, а потом с грустью добавила: – Жить долго и счастливо не вышло.

– Потому что мы не в сказке и не в трагедии Шекспира. – серьёзно отрезал Макс. – Это жизнь, в которой есть мы и придурок, из-за которого наши семьи не поняли друг друга. Но это не наша вина. – Помолчав немного, он сказал: – Отец мне угрожает армейкой, если я провалю экзамены.

– У нас как раз завтра первый экзамен… – сокрушённо произнесла я и закатила глаза.

– Ты готовилась?

Я помотала головой. И Максим тоже. В тот момент я осознала, что не хочу домой, не хочу на экзамен. Не хочу жить. Я схватила телефон и дрожащими руками написала маме, что люблю её и попросила у неё прощения за всё. А потом выключила его. У меня не было ни паники, ни страха, ни слёз. Я была абсолютна спокойна. Словно в тот момент я, наконец, приняла единственное верное решение за последние полгода.

– Ты знаешь, что случилось с Ромео и Джульеттой в конце? – спросила я Макса. Он кивнул. Я взяла его за руку и прошептала: «Они умерли, чтобы быть вместе.»

Продолжение следует...