Глава 3.

Я постаралась незаметно выйти из квартиры, накинув на плечи мамину куртку. В те секунды в моей голове рождались догадки одна страшнее другой. Я совсем не заметила, как Максим подошёл ко мне со спины. Обернувшись, я еле сдержала крик. Его нижняя губа кровоточила и заметно распухла, на обеих щеках виднелись ссадины, а вокруг отёкшего левого глаза разлилась яркая синева. Бровь была в запекшейся крови, а металлический пирсинг окрасился в грязно-бурый оттенок. Не в силах сказать ни слова, я дрожащими руками дотронулась до его лица, словно пытаясь скрыть все его ушибы и кровоподтёки.

– Послушай меня, только не перебивай… – Макс схватил меня за плечи, легонько потряс и заглянул в мои бегающие глаза. Я попыталась сконцентрироваться только на его взгляде, но давалось мне это крайне тяжело. Я помню, что все его слова доносились до меня словно сквозь перьевую подушку. Я знала, что это сделал брат, но за что?! Максим сказал мне, что вечером получил сообщение на мобильный от моего имени. В нём просили о срочной встрече. Он попытался мне позвонить, но безуспешно. Видимо, я не слышала вибрацию мобильного с кухни. Максим сразу поспешил в назначенное место. Там его уже поджидал мой брат с двумя незнакомцами.

– Я сначала не понял ничего, даже не узнал твоего братца! А когда он ко мне обратился, то сразу те двое подтянулись и окружили меня! Брат твой сходу начал спрашивать про отца, мол, где служит, какие подразделения полиции регулирует, какие дела ведёт… А я только его звание и помню, я же не расспрашиваю отца про службу! А братец твой подумал, что я увиливаю, и тут началось…

Старший брат прижал Максима к стене в безлюдной арке, пока по обе её стороны «дежурили» двое мужчин. Таким образом, никто не мог в неё войти и, соответственно, выйти. Павел признался в том, что попался на мошенничестве в особо крупных размерах. Вдаваться в подробности он не стал, сказав лишь, что его подставили. Когда Максим спросил, причём же здесь он, то брат ответил:

– Батя твой при том! Бессонов ведь твой папаша? Который генерал-полковник, а? Смекаешь, что к чему?

– Не очень… Да, это мой отец, но если ты думаешь, что он тебе поможет, то ты ошибаешься. Он лучше себе глотку перегрызёт…

– Не делай поспешных выводов, пацан. Ты сделаешь всё, чтобы твой полкан повлиял на ход моего дела, иначе я сделаю всё, чтобы в моей семье ты оказался нежеланным гостем!

– Знаешь что, в твоей семье только один нежеланный гость – это ты!

Павел, схватив Максима одной рукой за капюшон парки, с силой тряхнул его, а другой зажал ему горло, зарычав в лицо:

– Ты мне сразу не понравился, гад! Если ты ещё не понял, то я тебя, ментовского отпрыска, в порошок сотру! Или делаешь всё, чтобы я оказался на свободе или мою сестру ты больше не увидишь!

Максим не испугался Павла. Он оттолкнул брата и послал его, после чего сразу получил удар по лицу. Потом второй, после чего упал на колени, но брат уже не смог остановиться. Я слушала Макса и не могла поверить в то, что с ним сделал парень, которого я некогда называла «братик». Который был лучшим вратарём в родном дворе, защищал младших ребят и никогда не бил лежачего. Который до двадцати лет таскал котят к нам домой и ухаживал за ними, как никто другой. Отзывчивый и добродушный, весёлый и справедливый. А теперь он превратился в зверя. Теперь я ненавидела его всем своим сердцем.

– Макс, тебе нужно раны обработать, пошли домой… – невнятно прошептала я, силясь не заплакать.

– Нельзя мне к тебе! Твоя мама начнёт расспрашивать, кто меня разукрасил, а что я ей скажу?!

– Правду. – кротко ответила я. – Правду! Я ей сама всё скажу! Пошли! – я схватила его за рукав и потянула на себя, но Максим рывком освободился.

– Я не могу… – покачал он головой. – Я не знаю, что теперь делать… Он запретил мне всё тебе рассказывать! Считай, что я покойник.

В тот момент мои кулаки сжались настолько, что ногти впились в ладони, но я не почувствовала боли. Из глаз хлынули горячие слёзы, и я зажмурилась. Максим тут же обнял меня, и меня словно прорвало. Я рыдала от обиды и отчаянья, от страха и ненависти. Все чувства разом захлестнули меня, и я ослабла в крепких объятиях Макса, чувствуя, как он гладит меня по голове и что-то шепчет. Я обняла его так крепко, что было тяжело вздохнуть. Я словно испугалась, что у меня его отнимут. Я не знаю, сколько мы так простояли на холоде, но когда затекли ноги и нас зашатало, то я позволила себе отпрянуть от него.

– Я не отпущу тебя, слышишь? Я хочу обработать твои раны прямо сейчас!

Макс не стал со мной спорить. Он лишь попросил вынести аптечку в подъезд, где мы ещё около часа приходили в себя. Нам поочерёдно звонили родители и мешали своими расспросами соседи, но мы словно были не в силах расстаться. Максим обещал не говорить родителям, кто на него напал. А я ему пообещала не проговориться маме, хотя язык у меня чесался. Было решено завтра пропустить занятия в школе, чтобы обдумать дальнейший план действий. Но что два напуганных подростка могли сделать против преступного плана? Я могла орудовать только правдой. И своей любовью.

***

Вопреки уговорам Максима, я решила поговорить со старшим братом. Я не знаю, на что я надеялась, но где-то в глубине души тлел уголёк веры в Павла. Уже не как в брата, а как в человека. Я узнала у мамы его адрес и поехала к нему. Как всегда, дома его не оказалось, и я прождала его до позднего вечера у подъезда. Мне всё время звонил Макс и говорил, чтобы я ехала домой, но я была тверда в своём намерении во всём разобраться. Когда вдалеке показалась знакомая фигура, то я еле сдержала себя, чтобы не подбежать и не влепить брату оплеуху.

– Ты зачем это сделал?! Как ты вообще посмел тронуть Максима? – я сорвалась на крик.

– И тебе привет, сестрёнка. – равнодушно бросил мне он. – А что я сделал? – он будто издевался надо мной

Я напомнила ему о том, что случилось накануне, а Павел лишь скривил лицо и протянул сквозь зубы: «Стуканул, значит…» Затем, он поинтересовался, рассказала ли я маме, после чего позвал меня в квартиру. Он всё время оглядывался, опасаясь, что нас могут услышать.

– Никуда я с тобой не пойду, даже не надейся! Скажи спасибо, что Максим не будет на тебя заяву писать, а то к твоей десятке ещё пара месяцев прибавится!

– Да что ты говоришь? Мне ему в ножки покланяться?!

– Он это делает не ради твоей шкурки, а исключительно из-за уважения к нашей маме! Ты о ней хотя бы подумал?!

– Я как раз о ней и не забывал! – рявкнул брат, делая выпад в мою сторону. Я отшатнулась назад, а брат кричал, наступая на меня, что всё делал ради нас обеих. Он говорил о том, что маленькой и глупой девчонке вроде меня и невдомёк, как зарабатываются деньги. Он винил меня в том, что я не помогала матери справиться с горем после смерти отца, зато он «взвалил» на свои юные плечи и заботу о ней, и опеку надо мной. Я, по его мнению, лишь занималась своей личной жизнью и учёбой, не вникая в проблемы семьи. Он сказал, что вступил в шайку чёрных риелторов исключительно из благих намерений. Павел думал о нас, обманывая других людей. А теперь, когда он попал в беду и ему понадобилась помощь, то я осуждаю его вместо того, чтобы понять. В тот момент тлеющий уголёк веры в моей душе угас окончательно, и я ощутила, как моё сердце словно вырвали из груди и выкинули на мороз.

– Я ненавижу тебя… – прошептала я, глядя исподлобья в его глаза. – Ты сам виноват в том, что попался на своих грязных махинациях! А теперь… тащишь за собой меня и Максима. Признайся, что тебе плевать на меня и на мать?! Ты только хотел своё самолюбие потешить, когда избил его! Ну?

Я видела, как брат замялся и глаза его забегали по моему лицу, словно в поисках оправдания. Желваки быстро заходили на его скулах, взгляд остановился на моих поджатых губах, а кулаки его с хрустом сжались.

– Слабак ты. – бросила я ему в лицо, собираясь уходить. – Отец бы не оценил твой поступок!

Сделав шаг, я тут же почувствовала крепкую хватку брата. Одним рывком он вернул меня обратно и прижал к стене, зашипев сквозь зубы:

– Неблагодарная девка, ты себе даже не представляешь, на что мне пришлось пойти ради вас! И не смей приплетать сюда отца! Я из кожи вон лез, чтобы вы ни в чём не нуждались! Если в тебе осталась хоть капля ума, то ты заставишь своего клоуна помочь мне, или…

Я оттолкнула его и выкрикнула: «Нет!». В тот момент я не испытывала к нему ни жалости, ни тем более благодарности. Брат лишь крикнул мне вслед: «Матери не говори!» Но я намеревалась сказать ей правду в тот же вечер. Я надеялась, что она будет на моей стороне.

***

– Ты же понимаешь, что я не смогу повлиять на ход дела? – сказал Максим, пряча глаза. – У меня не те отношения с отцом, чтобы просить его об этом. Тем более его принципы не позволят ему пойти против следствия. Он чёртов идеалист! Даже если на месте твоего брата оказался бы я, то он бы не стал меня вытаскивать…

– А совсем не хочу, чтобы ты его о чём-то просил. – ответила я. – Я хочу посадить брата.

– Ты уверена? – в голосе Максима прозвучали обеспокоенные нотки. – Он же… твой брат. Да и как твоя мама это перенесёт?

– А что мама? – я метнула в Макса злобный взгляд. – Мама ничего не понимает! Она видит в нём только любимого сыночка…

Разговор с мамой меня добил. Я не взяла во внимание тот факт, что любая мать будет на стороне своего ребёнка, каким бы плохим он ни был. Все мои доводы и рассуждения разбивались об её святую веру в Павла. Она оправдывала его поступок, как могла, а я не верила своим ушам. Меня словно предали дважды. Я помню, как она всё твердила: «Ведь можно что-то сделать, пока не поздно? Спасти его? Он же… оступился! Он совсем не такой…» Я уже слышала эти слова. От брата. Только мама преподносила их с толикой женской наивности. «Мам, тебе мало, что он Максима избил?! Уже поздно что-либо менять, пойми уже! Мы ничего не сможем сделать в его защиту. Он уже большой, пускай отвечает за свои поступки!» Но мама не хотела меня слышать, она словно ослепла и оглохла от материнской любви.