Глава 3

Бринн

— Бринн! Сюда!

Я поднимаю глаза и вижу, как близняшка Джема, Хоуп, машет мне с места выдачи багажа, пока я спускаюсь по эскалатору в аэропорту Бангора. У неё такие же скулы, как и у Джема, такие же аквамариновые глаза, такие же непослушные светло-золотистые волосы, которые падают ей на плечи солнечными волнами. От её легкой улыбки, так похожей на улыбку её брата, моё сердце сжимается.

Я надеюсь, что приезд сюда не является гигантской ошибкой, которая отбросит меня назад в моём прогрессе на пути к нормальной жизни. Опять же, я размышляю, что живу как отшельница, а компанию мне составляет лишь кот. Осталось не так уж много пространства для отступления.

— Ты здесь, — говорит она с улыбкой.

«Ну, привет».

— Хоуп, — говорю я, шагая от эскалатора в её объятия, — я так рада тебя видеть.

Когда она меня обнимает, у меня слёзы наворачиваются на глаза.

«Бесполезно».

Когда она отодвигается, её улыбка исчезает.

— Ты кожа да кости, Бринн.

Я пожимаю плечами.

— Это диета «мёртвый жених».

Она съёживается, резко отступая от меня, из её губ вырывается шокированный вздох.

«Бл*дь».

— Прости, — говорю я, отчаянно качая головой. — Мне так жаль, Хоуп. Я не знаю, почему я это сказала. Чёрт, прости. Я не гожусь быть среди людей. Боже, Хоуп. Мне очень, очень жаль.

— Всё в порядке, — говорит она, хотя мои бездумные слова полностью стёрли её улыбку. Она глубоко вздыхает. — Нужно забирать какие-нибудь сумки, сданные в багаж?

— Нет.

— Тогда, эм, давай пойдём к машине, да?

Я хочу что-нибудь сказать, чтобы всё стало лучше, в то время как мы молча идём к парковке, но ничто не может вернуть мои необдуманные слова, и кроме того, я не хочу показать те чувства, которые не испытываю. Не с Хоуп.

Джем ушёл. Я знаю это. Я знаю, что он никогда не вернётся. Но иногда моя грусть и мой гнев всё же ощущаются такими же твёрдыми, как лёд, — собственно, вот так я их видела в течение долгого времени. Грусть и гнев — бесконечно широкая, бесконечно толстая морозная оболочка вокруг моего сердца. Иногда я не понимала, как моё сердце продолжало биться. И бывало (сейчас мне стыдно это признать), когда я просто хотела, чтобы оно остановилось.

Но оно продолжало пульсировать жизнью, словно знало, что когда-нибудь лёд растает. И я боюсь и приветствую эти мысли. Полюбить кого-то снова будет для меня таким неизмеримым риском — как я смогу вынести потерю кого-то еще раз? — но жить так до конца своей жизни? В постоянном состоянии горя? Эта единственная мысль намного более невыносима, чем движение вперёд. Потому что это не жизнь. Это едва ли существование. И с тех пор, как опять нашла телефон Джема, я начала задаваться вопросом, возможно ли, что я буду готова начать жить снова.

— Сюда, — говорит Хоуп, указывая на чёрный внедорожник. Она открывает багажник, и я забрасываю туда мой чемодан на колёсиках.

— Хоуп, — говорю я, кладя свою руку на её, когда она закрывает багажник. — Мне действительно жаль.

— Я знаю, — говорит она, наполовину улыбаясь, наполовину гримасничая. Пока изучает мои глаза, она накрывает мою руку своей. — Я не видела тебя с тех пор, как он был жив. Ты выглядишь по-другому, Бринн. Ты также кажешься другой.

Слова жалят, но она права. Вот что значит потерять кого-то, кого ты любил так же сильно, как я любила Джема: Я никогда не смогу быть тем человеком, которым я была раньше. Никогда. Я всё ещё пытаюсь выяснить, кем именно я стала.

Я глубоко вздыхаю.

— Я надеюсь, что эта поездка поможет.

Глаза Хоуп чуточку проясняются.

— Ему бы это понравилось, ты знаешь — взобраться с тобой на Катадин, разделить это с тобой.

— Я знаю, — шепчу я, сглатывая комок в горле.

— Ну же, — говорит она, её рука соскальзывает с моей. — Давай отвезём тебя ко мне домой и придумаем лучший способ, как доставить тебя на вершину.

Большую часть полёта до штата Мэн я читала о горе Катадин в путеводителе по Новой Англии, который купила в Сан-Франциско.

Катадин, названная так коренными американцами, означает «величайшая гора», и для Джема ничего не могло быть ближе к истине. Он поднялся на неё в первый раз, когда ему было десять лет, и если бы я спросила Хоуп, она бы понятия не имела, как много раз он взбирался на неё после этого, потому что он практически жил там. В старшей школе в течение лета он зарабатывал деньги в качестве гида, водя экскурсии вверх и вниз по гранитному склону почти каждые выходные и в будни для церковных групп и летних лагерей.

Хоуп застёгивает ремень безопасности, и я делаю то же самое, разворачиваясь к ней.

— Что ты думаешь на счёт того, что я попробую «Острие ножа»?

Она переключается на задних ход, но толкает рычаг переключения передач обратно, когда резко поворачивает голову ко мне с шокированным выражением лица.

— Я бы спросила, есть ли у тебя предсмертное желание.

Любимым способом Джема подняться на гору была тропа, называемая «Острие ножа». И да, местами дорожка была всего три фута в ширину (прим. 92 см), с крутыми обрывами по обе стороны. И да, эта тропа унесла двадцать три жизни за последние пять десятилетий. Но я здесь. И я отчаянно пытаюсь идти по стопам Джема на возможном для меня максимуме.

— Ты делала это?

Она кивает с каменным лицом.

— Да.

— Тогда почему я не могу?

Хоуп отворачивается от меня и выезжает с парковки.

— Потому что, как и мой брат, я взбиралась на Катадин с десяти лет.

— Я совершила несколько сложных восхождений с Джемом, — говорю я. — Он возил меня в Йосемити каждые вторые выходные (прим. национальный парк Йосемити — один из самых красивых заповедников США, расположенный в горах Сьерра-Невада, штат Калифорния). Я поднялась на Глейшер Пойнт (прим. смотровая площадка, откуда открывается потрясающий вид сразу на долину Йосемити, водопад и горные вершины).

— Через Четырёхмильную тропу?

— Да.

— Правильно. Это напряжённая тропа к вершине под тысячу метров.

— И…?

— Что происходит после напряженной, по оценке, тропы?

— Очень напряженной.

— Ага. Что тогда?

— Эм…, — мямлю я, пытаясь вспомнить. — Очень, очень напряжённой?

Хоуп закатывает глаза, затем расплачивается со служащим за выезд с парковки и направляется в ночь.

— Ты знаешь, как оценивается «Острие ножа»?

Нет. Но я чувствую, что вот-вот получу нагоняй.

— С прибабахом, — говорит Хоуп, останавливаясь на красный свет и поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня с раздражением и беспокойством. — Вот так её оценили. Рекомендуется только для опытных альпинистов.

Она делает глубокий вдох, нажимая на газ, когда свет меняется.

— Бринн, мне стоит беспокоиться о тебе?

— Нет.

Облокотившись на подлокотник, я сдерживаю жалящие слёзы.

— Я просто… я всего лишь хочу…

— Я знаю, — говорит Хоуп, вздыхая, когда поворачивает на шоссе. — Ты хочешь почувствовать себя рядом с ним. Но ты должна быть разумной, если собираешься идти на одну из величайших гор. В отличие от Глейшер Поинт, пик Бакстера находится на высоте 1600 метров (прим. на территории парка Бакстера находится гора Катадин, представляющая собой систему из нескольких вершин. Один из самых высоких пиков (1605 метров) назван в честь губернатора Бакстера. На Катадине располагается конечная точка туристического маршрута, так называемой «Аппалачской тропы», протяжённостью около трех с половиной тысяч километров, от горы Катадин на севере, до горы Спрингер на юге). Дополнительные пятьдесят процентов на подъём, Бринн. Ты устанешь к тому времени, как доберёшься до вершины. Измождённая до такой степени, что ты и представить не можешь. Ты определённо недостаточно сильна, чтобы принять вызов «Острия Ножа». Без обид. В любом случае, Джем вернётся из мёртвых и убьёт меня, если я призову тебя сделать это. Это одна из самых опасных троп в Новой Англии (прим. регион на северо-востоке США, включающий в себя следующие штаты: Коннектикут, Мэн, Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Род-Айленд, Вермонт. Граничит с Атлантическим океаном, Канадой и штатом Нью-Йорк. Здесь располагались одни из самых ранних поселений в Северной Америке). В мире.

— Хорошо, — говорю я, поднимая руку, чтобы провести пальцами по глазам. — Никакого «Острия Ножа».

— Уф. Думала, ты будешь драться со мной из-за этого.

— Неа. Я поняла.

Я киваю, но разочарование по поводу изменения моих походных планов заставляет меня сменить тему.

— Как твои родители?

— Они сильно постарели, ты знаешь, после того… как это случилось, — делиться она с тяжёлым вздохом, — но они упрямые новые англичане. Они, вероятно, переживут нас всех.

Она смотрит на меня.

— У тебя будет время увидеться с ними, пока ты здесь?

Я знаю, что не стану этого делать. Кроме того, я не знаю, что им сказать. Но Хоуп смотрит на меня, поэтому я пытаюсь дать ей ответ, который она хочет.

— Может быть, во вторник, на обратном пути в аэропорт? Я обязательно постараюсь, — говорю я. — Как твои дела? Всё ещё любишь свою работу?

Хоуп — самый молодой профессор биологии в университете штата Мэн.

Она кивает, её лицо расслабляется.

— Полностью.

— Есть какие-нибудь хорошие новости?

Она улыбается.

— Ну… я встретила кое-кого.

Я улыбаюсь ей, удивляя себя, потому что чувствую редкую волну подлинного счастья, слыша её новости.

— Шокируй меня и скажи, что он один из твоих студентов.

Тихо посмеиваясь, она качает головой, от чего колышутся белокурые волны.

— Извини, что разочаровываю тебя. Он профессор экологических исследований в Бостонском университете. Приехал в Ороно, чтобы провести занятие, и, к счастью, я присутствовала.

— Любовь с первого взгляда? — поддразниваю я.

— Дело в том, каким образом он рассказывал о сохранении земель, — говорит она, драматично вздыхая, прежде чем подмигнуть мне.

— Биолог и защитник окружающей среды. Вы идеально подходите друг другу.

— Надеюсь, — признаётся она, желая того же.

— Эй! — говорю я, кусочки информации встают на свои места. — Ты же сказала, что поедешь в Бостон завтра?