Неважно. Мне плевать, чем занимается Сидни. Всё, что меня волнует — распускающая руки блондинка, которая продолжает хватать меня за член. Мы едва вышли, во дворике всё ещё кругом толпятся люди, большинство из них сгруппированы в кружки и курят. Одри хватает меня за руку и ведёт в сторону заграждения у бассейна, с лёгкостью открывая ворота, и улыбаясь мне через плечо, пока тянет к одному из шезлонгов и толкает на него.

Я неуклюже распластываюсь на проклятой штуковине, голова идёт кругом, руки широко раскинуты. Она падает на меня сверху, выбивая из меня дух, её рот находит мой, её поцелуй мокрый, а рука снова на моём члене и крепко его сжимает, в то время как она извивается по всему моему телу.

Да уж. Я совершенно не впечатлен.

Берусь за её костлявые плечи и отталкиваю от себя. Она открывает глаза и свирепо смотрит, её челюсть отвисла так, что даёт мне понять, она в бешенстве.

— Что ты делаешь? — уже заплетающимся языком.

— Ты очень пьяна. — Улыбаюсь, смягчая отказ. Не хочу, чтобы она почувствовала себя оскорбленной. — Я тоже пьян. По-моему, это плохая идея.

— О-о-о. — Одри надувает губки, уверен, она думает, это очаровательно. Нет. — Ты заботишься о моих чувствах? Не хочешь воспользоваться пьяной девушкой?

— Ну да. — Она говорит так, будто это что-то плохое. — Я хочу, чтобы мы оба были возбуждены, не настолько пьяны, что не понимаем, что делаем.

Одри наклоняется ближе, её рот прямо над моим, рука тянется к члену. Опять. Она настолько приставуча, что он опадает.

— Я абсолютно точно знаю, что делаю. Я хотела трахнуть тебя с тех пор, как впервые увидела тебя, Гэбриэл Уолкер. Так что давай сделаем это.

Я шокирован её небольшой речью. И отсутствием нетрезвого бормотания в голосе. Она играла со мной. Не настолько уж она и пьяна. И точно знает, чего хочет.

И хочет она меня.

Когда я ничего не говорю, она сверкает самодовольной улыбкой и начинает скользить вниз по всему моему телу, её пальцы тянутся к ремню моих шорт.

— А теперь давай начнем вечеринку, и для начала я отсосу тебе.

Воу. Эта девушка невероятна. Я совершенно неправильно её оценил.

— Может, не прямо сейчас…

Она приходит в ярость, раздражение превращает её лицо в уродливую маску.

— Почему нет? Ты гей или что?

— Что? — Я сажусь и почти скидываю Одри с колен. Она падает, но, как кошка, приземляется на ноги. — Я отказался от минета, и сразу же я — гей?

— Почему ещё тогда ты не захотел, чтобы я сделала тебе минет? Я думала, между нами пробежала искра.

Я резко и громко выдыхаю, трясу головой, отчего она ещё сильнее кружится. Чёртова водка. Она меня в могилу сведёт.

— Прости, Одри. Просто у меня… иногда от виски не стоит.

Такого никогда не случалось. Но то, чего она не знает, не ранит её.

Одри упирает руки в бёдра и закатывает глаза.

— Мужчины. Вы все одинаковые. Даже не верится, что ты отказываешься от добровольного минета. — Она толкает меня в плечо, и я падаю обратно на шезлонг, словно неустойчивый недоумок. Со смехом она разворачивается на своих каблуках и уходит, покидая бассейн и, не сомневаюсь, направляясь обратно в бар.

Мне стоит последовать её примеру. Не буквально, но пойти и ещё выпить. Утопить свои печали в бутылке, чтобы стереть воспоминания. Чтобы не вспоминать, как выглядела Люси два дня назад. Запах её кожи, её волос, как она ощущалась в моих руках, вкус её губ, очень нежную кожу груди чуть выше кружева бюстгальтера. Чёрт.

Чёрт.

Мой член оживает от одной только мысли о ней. И никакого пьяного нестояка. Скорее похоже на стояк от Люси.

Я точно сошёл с ума.

Неуверенно поднимаюсь на ноги, мысленно убеждаю взять себя в руки и вернуться назад в клуб. В вестибюле застаю родителей, они уже готовы уйти.

— Вот ты где! — восклицает мама, несясь мне навстречу, её розовые губы искривлены в неодобрении. Её недовольство ударяет меня, словно пощёчина, меня ждёт выговор.

Боже, сколько мне? Десять?

Мама посылает мне взгляд, прежде чем подходит ближе и шепчет мне на ухо:

— Куда подевалась Одри?

Пожимаю плечами и отодвигаюсь от неё. Мне не нужно, чтобы она учуяла от меня запах. Она как ищейка.

— Откуда мне знать?

Мама излучает неодобрение, хотя не говорит ни слова. Ей и не надо. Когда она злится, она внушает ужас. Просто спросите у Сид.

Просто спросите у меня.

Я следую за мамой, словно меня только что подловили за нарушением правил, и теперь у меня большие неприятности. Вплоть до домашнего ареста. Отец разговаривает со своим приятелем, оба громко смеются и похлопывают друг друга по спине. Мы ждём на улице, когда будет подана машина, и когда она подъезжает, забираюсь на заднее сиденье и собираюсь с духом перед лекцией, которая скоро начинается. Мы даже ещё не выехали за пределы загородного клуба.

— Ты пьян.

— Не так сильно, как хотелось бы, — бормочу сквозь зубы.

— Ты слишком много пьёшь, — ледяным голосом парирует мама.

Пожимаю плечами.

— Как и вы с отцом.

— Мы взрослые. Кроме того, мы пьём только за компанию.

— Эй, знаете что? Я тоже взрослый и мне нравится выпивать, общаясь с людьми. Полагаю, я такой же привилегированный, как и вы, — я возражаю, даже не задумываясь, разозлю её или нет. Я такой пьяный.

Такой глупый.

Она поворачивается и испепеляет меня взглядом.

— Во время ужина ты был довольно груб с Одри.

Это смешно. Если кто и был груб, то это Одри, учитывая, что она постоянно пыталась схватить меня за промежность. У девушки все мысли только о сексе. В этом нет ничего плохого. Обычно я только за. Но не в этот раз. Не тогда, когда у меня все мысли только о Люси.

— Каким образом я был груб? На протяжении всего ужина я был рядом с ней. — Откидываю голову на сиденье, уставившись в потолок машины. Не знаю, сколько раз мне читали такие лекции. Вы подумаете, что уже должен бы привыкнуть к ним.

Но не привык. Просто меня бесит, что она обращается со мной, как с ребёнком. Они оба. Ненавижу. Они так же обращаются и с Сидни, но, чёрт возьми, она, во всяком случае, всё ещё живет с ними. Бедняге придётся целый год потерпеть, учитывая, что она будет учиться два семестра в местном колледже. Мне жаль её.

Мне жаль нас обоих.

— Ты исчез вместе с ней, а когда я нашла тебя, ты был уже без неё. Что произошло, ты потерял её? Ты вообще знаешь, в безопасности ли она? Что ты за джентльмен?

От непрекращающихся вопросов у меня болит голова. Как будто ей не наплевать на Одри. Скорее она боится, что Одри расскажет своим родителям, какой я — кусок дерьма, и это плохо отразится на них.

— Я видел её в баре, прежде чем мы уехали из клуба, мама. — Поднимаю голову, чтобы посмотреть на неё, но, слава Богу, она смотрит прямо перед собой, а не на меня. — Так что не пытайся заставить меня почувствовать себя плохо из-за того, что я её бросил. С ней всё в порядке.

— Хм. — Мама замолкает на мгновение, тишина похожа на благословение. Я закрываю глаза, наслаждаюсь наступившей тишиной, пока отец давит на газ или жмёт тормоз, она опять заговаривает. — Одри — не та самая для тебя.

Даже не спорю с ней. Они все не для меня. Никто из них никогда не будет для меня. Я лучше буду жить один и никогда не подарю маме внуков, чем соглашусь с её выбором. Она хочет распланировать моё будущее, вплоть до девушки, на которой я женюсь.

Я не позволю ей. Я отказываюсь. И она ненавидит это. Что бы она сделала, если бы я привёл домой девушку, которую бы точно не одобрила? Мама бы на хрен спятила, вот что.

Мне в голову приходит мысль. Люси заставит маму слететь с катушек. Да, она — богатая девушка, как и все остальные, живущие в этом закрытом сообществе, где мы остановились, но она из тех, кого мама называет «новыми деньгами». Иначе, вульгарные деньги. Из-за суперсовременного дома (так нетрадиционно), отсутствующего отца, разведённого с бедной матерью (от слова «развод» мама содрогается), и не «белого» происхождения (клянусь, мама мечтает, что я женюсь на прямом потомке приехавших на «Мэйфлауэре») мои родители возненавидят Люси, как только увидят. Не то, чтобы я собирался встретиться с ней ещё когда-нибудь. Не в этом смысле. Я скорее всего облажался.

По-крупному.

Но я бы никогда и не подверг ее такому обращению, даже если бы и продолжил видеться с ней… в этом смысле. Ни в коем случае. Я — засранец, но не подлый. Я бы не стал использовать Люси.

Никогда.