— К черту, — и иду к столу. Когда я беру ее в руки, она оказывается легче, чем я предполагала. Очень легкая. Слишком легкая для бомбы.

Прекрати, Молли.

Я нахожу край, срываю упаковку и обнаруживаю тонкую белую коробочку. Никакой карточки не вложено. Я сажусь в свое кресло, ставлю ее на стол и пристально смотрю на нее.

Нет необходимости открывать ее, чтобы понять, от кого она. Я знаю, от кого она и не хочу сталкиваться с этой проблемой, в которую он превратился. Так что я отталкиваю белую коробочку в сторону и начинаю просматривать сотни электронных писем, которые накопились за неделю. Бланки, бланки и еще бланки, которые необходимо заполнить.

Я провожу остаток дня, пытаясь уладить все дела, а эта белая коробочка все ждет меня. Она дразнит меня. Умоляет меня, чтобы я открыла ее, но я заставляю себя сначала закончить работу. Я знаю, что если позволю Линкольну проникнуть в мои мысли, то внутренний монолог, который за этим последует, завладеет всем моим временем. В конце концов, после того, как помещение то наполнилось людьми, то стихло, то снова наполнилось, я переделала все возможные дела, чтобы избежать открывания этой коробочки.

— Спокойной ночи, Мастерс, — кричит мне парень через несколько столов от меня, уходящий вместе с другими офицерами. — Знаю, что ты новенькая, но всем рано или поздно нужно идти домой.

Я улыбаюсь ему.

— Спокойной ночи, ребята. — Я откидываюсь назад в своем скрипучем кресле и устало вздыхаю.

— Ну, — говорю я сама себе, — кажется, бессмысленно продолжать игнорировать ее дальше. — Я снимаю крышку с маленькой белой коробочки и отодвигаю шуршащую упаковочную бумагу, чтобы обнаружить там…

Его перчатки.

Кожаные, с маленькими плоскими заклепками, выполненными в форме символа анархии. Это не те, в которых он был прошлой ночью. Я бы обратила внимание. Но они выражают, своего рода, признание. Он — убийца-анархист.

Я поднимаю их и держу в своих руках его частичку. Это перчатки очень больного человека. Может, он носит их для того, чтобы его руки оставались чистыми? Как поэтично.

Возможно, причина не в этом, но прислал он их мне не просто так. Это что-то вроде перемирия, но хочу ли я смириться с тем фактом, что он бегает по этому городу, убивая людей?

Я хочу, на самом деле, хочу. Я ничего не хочу так сильно, как погрузиться в жизнь Линкольна Уэйда и позволить ему делать то, что у него получается лучше всего. Взять все на себя. Контролировать. Быть Альфой.

Но что я потеряю, если сделаю так? Что он попросит взамен? Как минимум мое молчание, верно? Я должна арестовать его без лишних вопросов.

Я просовываю руки в мягкую кожу и вздыхаю, когда сгибаю пальцы. Они мне большие, и мне это нравится. Мне нравятся его руки, несмотря на то, что он прячет их от меня.

Зачем присылать их мне? Потому что я просила его снять их прошлой ночью, а он отказался? Возможно, это не совсем знак примирения. Скорее что-то вроде белого флага? Нет, это не может быть капитуляция. Линкольн не выглядит, как мужчина, готовый так легко сдаться.

Это его визитная карточка, как тот символ, который он оставил после себя на лбу того мужчины. Как распечатки его преступлений, расклеенные по его пещере.

Может быть, он говорит мне о возможности проведения переговоров. Если дело в этом, тогда я обязана ему еще одну встречу, да? Я не могу просто отвернуться, если он делает мне такое предложение. По крайней мере, пока не выслушаю его.

Я знаю, что рационализирую, но после потери Уилла я впала в депрессию, поскольку у меня ни осталось родственных связей в этом мире. Я оставила позади свою жизнь в армии, хотя никогда бы не назвала никого, с кем работала, своей семьей, я же не была в сражении, черт возьми. Не то чтобы мои коллеги и я были связаны смертью и разрушением, жертвованием и выживанием. Это была просто служба безопасности. И да, служба безопасности высокого уровня, а не охрана какого-нибудь сраного торгового комплекса. Но, в основном, они были просто знакомыми.

Линкольн, наверное, единственный человек на этой планете, которого я могу считать своей семьей. Мы были созданы друг для друга. Могу ли я в таком случае просто уйти, если он хочет обсудить это со мной?

Обычно я соблюдаю скоростной режим, но не сегодня вечером. Я еду домой так быстро, как могу, перестраиваясь из ряда в ряд в потоке и ускоряясь, чтобы не стоять на красный сигнал светофора. Я паркую байк в гараже, выдвигаю подножку, снимаю шлем и кладу его на сиденье. Дверь, соединяющая гараж с домом, слегка приоткрыта.

Я была права. Он звал меня домой этими перчатками. Мое сердце трепещет от волнения и ожидания. И от страха тоже, если быть честной.

Когда прохожу через кухню, я вижу Линкольна Уэйда, сидящего за моим столом. Его голые руки аккуратно сложены перед ним. И, хотя я не могу сказать наверняка, прикрывал ли он их перчатками, чтобы защитить от крови, когда убивал людей, но могу точно сказать, что сегодня он снял их не по этой причине.

А потому что обе его ладони светятся ярко красным светом.