Я посмотрела на него, хотя меньше всего мне хотелось сейчас идти на кладбище и фотографировать Мэй, не могла отказаться от общения с Себастьяном.

Я взяла его под руку.

― Не возражаю, ― ответила я, будто была Скарлетт О'Хара из «Унесенных ветром», а он лихим Рэттом Батлером.

Знала, что мое лицо выдает, как я счастлива, когда мы вышли из вечеринки рука об руку, но мне было все равно.

Мы забрались во внедорожник Лариссы и направились к кладбищу. Себастьян взял у Лариссы ключи, настаивая, что поведет машину. Он был совершенно трезв и объяснил, что от выпивки у него болит голова, поэтому редко пьет.

Мы с Мэй втиснулись на заднее сиденье, и это было прекрасно, потому что Ларисса говорила так громко, что почти кричала. Джесси и Кристина стояли рядом с ней, чтобы принять на себя последствия. Я напомнила себе, что никогда не выпью водки, да и вообще какие-либо шоты.

Я посмотрела на левую ладонь Мэй, лежащую на ее костлявом колене. На ладони у нее было маленькое, покрытое шрамами пятнышко. Я заметила, что у нее тоже была такое же и на другой ладони.

― Что случилось с твоей рукой? ― тихо спросила я.

Мэй быстро опустила рукава на ладони.

― Я упала, ― просто ответила она, затем отвернулась и посмотрела в окно.

На обе руки? Было странно иметь шрам в одном и том же месте на обеих ладонях. Но она явно не хотела говорить об этом, поэтому я не стала настаивать.

Добравшись до кладбища, мы гуськом вышли из машины. Трэвис уже был там, окруженный группой друзей-спортсменов.

Ларисса подошла к нему и начала бесстыдно флиртовать. У мальчиков была бутылка текилы. Я видела, как Джесси сделала большой глоток и передала его Кристине.

― Там хорошее освещение, Джулс.

Себастьян указал на большой мавзолей, где полная луна отражалась от известняка.

Он последовал за мной и Мэй. Я поняла, что его взгляд через мое плечо определенно заставляет меня нервничать, таким путем хороших кадров не выйдет.

― Я поняла, ― заверила я его. ― Мы догоним вас через несколько минут.

Мы с Мэй пошли по влажной траве к мавзолею. Пока мы поднимались по небольшому склону между надгробиями, я старалась не смотреть на гравюры. Меня всегда пугало то, что имена людей были выставлены в футах над их разлагающимися трупами.

Интересно, потеряла ли Мэй кого-нибудь из близких?

― Ты часто так делаешь? ― спросила Мэй, когда мы подошли к каменному строению.

― Ты про фотосессии и тусовки на кладбищах? Никогда. И я даже не хожу на вечеринки, ― призналась я.

Откуда-то с холма донесся взрыв смеха. Я оглянулась через плечо и увидела Лариссу, сидящую на надгробии, обхватив ногами Трэвиса.

― Зато весело, ― сказала Мэй, ― Мне нравится быть с людьми.

― Я тоже, ― согласилась я. ― Весело быть частью толпы.

― Хорошей толпы, ― пояснила она, ― Это действительно отличается от того, как я росла, но мне нравится здесь.

― Ты супер храбрая, такая отважная, пробуешь новые вещи.

Это был комплимент для Мэй, но также отражало то, что я думала о себе в последнее время: бросая вызов самой себе, чтобы быть более уверенной и открытой в школе, со всем этим новым вниманием.

― Да, именно так, ― Мэй кивнула, понимая это. ― Я веду себя очень храбро.

Мы подошли к Мавзолею, и Мэй улыбнулась мне.

Казалось, это длилось целую вечность.

Двигаясь дальше, я вытащила свой телефон в поисках лучшего освещения. Это была моя первая колонка, поэтому я хотела сделать снимок правильно. Я вдруг разозлилась на себя за то, что так долго ждала, чтобы сделать портрет Мэй. Ночь ― не самое легкое время для фотосъемки, особенно на камеру телефона. Если использовать вспышку, фото будет размыто, поэтому я хотела попытаться получить достаточно света без нее. К счастью, луна была полной.

― Почему бы тебе не встать здесь, ― предложила я, указывая туда, где лунный свет был ярче всего.

Мэй подошла и посмотрела на меня без улыбки. Она выглядела как человек на одном из тех старинных портретов, где все выглядели так, будто кто-то только что умер.

Я должна была заставить ее расслабиться.

― Почему бы тебе не попробовать… встряхнуть волосами.

― Моими волосами?

― Да, только потряси головой.

Она неумело сделала это.

― И руками, ― добавила я. ― Просто поверни их немного, постарайся расслабиться.

Я видела, как фотограф использовал эту технику на модели в каком-то дурацком реалити-шоу, но она сработала.

Теперь обе немного расслабились, и я приготовилась снимать. Через экран лицо Мэй почти светилось в лунном свете.

― Опустишь подбородок?

Она сделала. Я щелкнула и посмотрела на то, что получилось. Даже не стараясь, Мэй выглядела как модель: как будто фильтр удалил все недостатки с ее лица, хотя я и не использовала его.

Я продолжала фотографировать, в то время как мы пробовали разные позы:

― Положишь руку на бедро? Да, это здорово. Теперь откинешься немного назад?

Мэй повернулась к камню, но тут же отпрянула. Я совсем забыла о ране на ее спине. Прошло несколько недель, и я думал, что она заживвеи, но, возможно, ее шрамы все еще болят.

― Прости, ― быстро извинилась я.

― Все в порядке, ― заверила она меня, резко выдохнув.

Затем она повернулась другим боком, улыбнулась в камеру.

― Ты такая настоящая, ― похвалила я ее.

Я сделала еще несколько снимков.

― Ты выглядела счастливой, ― сказала Мэй.

― Что ты имеешь в виду?

― Когда он разговаривал с тобой. Себастьян.

Я остановилась, рассматривая последние снимки на телефоне. Я надеялась, что Мэй не заметила моего увлечения Себастьяном, но безуспешно, так как ее разум, казалось, впитывал каждую деталь.

― Он тоже выглядел счастливым, ― добавила Мэй, ― когда говорил с тобой.

― Правда? ― спросила я слишком быстро.

Мэй кивнула.

― Он тебе нравится, ― сказала она.

Она дразнит меня? Или просто спросил? Я не могла точно сказать.

― Мне… неважно. Я имею в виду, он милый, ― попыталась пойти на попятную я.

Не знаю почему, но мне было стыдно признаться ей в своей любви. Почему я превращаю это в нечто грандиозное? Любить кого-то ― не преступление.

Я попыталась сменить тему.

― Лунный свет подчеркивает твои скулы.

Мэй долго смотрела на луну. Она не ответила. Она помолчала, продолжая смотреть наверх.

― Давай сделаем еще несколько снимков, и дело с концом, ― сказала я.

Она повернулась ко мне, и я сделала еще несколько снимков. Она выглядела практически идеально в каждом кадре; я знала, что у нас будет из чего выбрать. Я снова переключилась на камеру.

Внезапно Мэй резко повернула голову.

― Что это было?

Теперь она смотрела на опушку леса, словно олень, почуявший запах хищника.

Я посмотрела на безмолвные деревья.

― Я ничего не слышала.

Мэй продолжала смотреть мимо ряда надгробий на деревья.

― Может, это ветер, ― предположила я, пытаясь избавить ее от беспокойства.

Мэй повернулась ко мне. Кажется, она не думала, что это ветер.

― Извини, я нервничаю в полнолуние, ― объяснила она.

― Ты что, оборотень или что-то в этом роде?― пошутила я.

― Нет, ― ответила она без иронии. ― Там, откуда я родом, полнолуние было чем-то большим.

― Как это?

― Это просто ... нечто особенное. Как праздник.

― Круто, ― сказала я.

Я подняла телефон и сделала еще несколько снимков. Сквозь экран я видела, как она снова обратила внимание на луну, будто та тянула ее магнитом. Ее бледная кожа светилась.

Сделала несколько снимков, желая запечатлеть яркий румянец на ее щеках.

Затем через экран я увидела, как губы Мэй зашевелились. Я не могла разобрать, что она говорит.

― Я царствую над тобой, говорит Повелитель Земли… ― пробормотала она.

Я опустила телефон и смотрела, как она продолжала чуть громче.

― ...В силе, которая правит и тем, что над нами, и тем, что под нами, в чьих руках солнце ― сверкающий меч, а луна ― пронзительный огонь…

Казалось, она была в трансе, произнося эти слова или что-то в этом роде, не отрывая взгляда от луны.

― Мэй?― окликнула я.

Но она не подала виду, что слышала меня.

― ...Который примеряет ваши одежды среди моих одежд и связывает вас, как ладони моей руки, и освещает ваше одеяние адским светом, ― продолжала она, говоря все громче и громче.

О чем, черт возьми, она говорит?

Потом ее затрясло. Я шагнула к ней, не зная, что делать. Все ее тело содрогалось, будто у нее был приступ или что-то в этом роде. Паника пробежала по моему телу. Я не хотела, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое, особенно в мое дежурство.

― Мэй! – позвала я ее, пытаясь заставить прийти в себя.

Ее руки размахивали так сильно, что я не могла дотянуться до нее, даже если бы попыталась. Она повысила голос:

― Могут ли услышать крылья крыльев твой голос знамения?

Святое дерьмо, это было странно. О чем она говорит?

― Помогите! – крикнула я ребятам.

Несколько пьяных голов оторвались от своего веселья. Себастьян бросился к нам.

― ...Которых я приготовил как чаши для свадьбы или как цветы, услаждающие чертоги похоти!

Мэй неудержимо трясло. Ее тело, казалось, потеряло способность оставаться в вертикальном положении. Она прислонилась к скале мавзолея и тяжело опустилась на нее. Интересно, больно ли ей?

― Сильнее твоих ног лишь голый камень. Сильнее твоего голоса лишь множество ветров, ― почти кричала она.

― Эпилепсия? ― спросил Себастьян, появившись на сцене.

Остальные последовали за ним.

― Не знаю, ― запаниковала я. ― Ее просто начало трясти.

― Ибо ты стал созданием, которого не существует, кроме как в уме Всемогущего явления Сатаны!

Джесси потянулась к телефону, чтобы снять видео, но Ларисса остановила ее. Возможно, она действительно заботилась о Мэй.

Себастьян потянулся к верхней части ее тела, чтобы поднять ее с земли.

― Похоже на Енохианские ключи, ― предположил Зик. ― Хочешь, я возьму ее за ноги?

― Давай просто поставим ее на ноги, ― предложил Себастьян, когда мальчики потянулись к Мэй.

― Ключи ― это как библейские стихи, верно? ― спросил Себастьян.

― Скорее, заклинания, ― сказал Зик, когда они прислонили Мэй к мавзолею.