Всю небольшую комнату устилали ковры — разноцветные, пушистые, удивительно красивые. На одном из них были вытканы цветы, на другом — девушка с кувшином, похожая на ту, что выбежала, только в белом одеянии, а не в розовом. Третий ковёр Амарель рассматривать не стал — его занимали мысли куда важнее.

Последнее, что он помнил — это огонь кругом, собственный ужас и боль, и боль эта должна была оборваться смертью. Ведь у него, Амареля, в груди торчал нож, и кровь… её, наверное, натекло с целое озеро.

Амарель опустил глаза. Вместо жалких лохмотьев на нём была длинная белая рубаха, и следов крови на ней не обнаружилось. Как и раны на груди. И даже шрама не осталось. Амарель снова обвёл комнату взглядом — у изголовья кровати стояли таз, кувшин… и рядом лежала веточка. Зубочистка! Как это её не выбросили вместе с лохмотьями, мысленно подивился Амарель.

Его поражало то, что он был не просто жив-здоров — он словно родился заново. Вода в кувшине оказалась достаточно свежей, чтобы ею можно было не только умываться, но и выпить немного. Из окон бил яркий дневной свет, и Амарель отметил, что окна были стеклянными — а значит, его, как гостя, принял кто-то знатный.

Было нетрудно догадаться, с чего такой почёт — в конце концов, именно Амарель подлетел на елмаузе к городу и устроил расправу над эмегенами. Елмауз… надо бы выяснить, где он и что с ним, да поскорее! Елмауз наверняка знал, как так вышло, что Амарель спасся от верной гибели. Это же… настоящее чудо!

К тому времени, как Амарель почистил зубы, в комнате появились слуги в халатах и широких штанах. Ему полагалась такая же одежда, но из дорогих тканей и пёстрая, а не тёмная, как у слуг. Амарель пожалел, что ему нечем завязать волосы, и словно прочтя его мысли, один из слуг протянул ему простую чёрную ленту. Амарель кое-как пригладил волосы, чтобы не стояли дыбом, и завязал их лентой. Он догадывался, почему слуги забыли о гребне: их собственные головы были обриты наголо.

Когда Амарель был, наконец, готов, слуги вывели его из комнаты. Шагая по коридору, тоже устланному ковром, Амарель мельком заметил ту черноглазую девушку — она выглянула, и ему почудилась улыбка на её лице. Возможно, он просто выглядел забавно в бей-ялинских одеждах и без башмаков — впрочем, и слуги их не носили, чтобы, как решил про себя Амарель, не пачкать ковры.

Хозяином дома оказался великий бей Мархыс — и он встретил Амареля чуть ли не с распростёртыми объятиями. Голова бея, в отличие от слуг, оказалась не бритой, а попросту лысой. На халате у него были вышиты золотой нитью маленькие полумесяцы. Перед Мархысом стоял большой медный поднос — жареное мясо на двух тарелках, белый соус к нему и чаши с пенистым напитком. Именно этим Амареля, кажется, напоили в деревне, отправляя сражаться с елмаузом.

— Садись, гость, — торжественно сказал Мархыс, словно собирался угощать обедом из десяти блюд, как полагалось у знатных господ в Гафарса.

— Да благословят нашу трапезу лунные боги, — добавил Мархыс, когда Амарель, постаравшись изобразить почтение, сел на ковёр. Он привык есть в лесу, руками и как попало, так что его ничего не смутило. Хотя за столом, несомненно, лучше, а поза с поджатыми под себя ногами казалась Амарелю неудобной.

«Привыкну», — подумал он.

— Наш хан, да славится имя его, покоряет страну желтоволосых, — между делом, рассказывал Мархыс, — но скоро вернётся.

Должно быть, эмегены вызнали, что армии в Сархэйне сейчас нет, и надеялись взять город даже без помощи волшебства.

— Ты будешь представлен великому бею Фараку — дяде хана. А потом и самому хану. Поведаешь, как тебе удалось покорить чудовищного елмауза и разметать дикарей, как горящие головёшки… Пей!

Амарель отпил из чаши. То же, что в деревне, один в один.

— Елмауз… Где он? — осторожно спросил Амарель, замирая от волнения.

— Не бойся, гость, мы стережём его, чтобы не улетел. На двенадцати цепях он прикован, и двенадцать стражей к нему приставлено. Двенадцать — священное число…

Амарель стиснул чашу обеими руками. На цепях! Стража! Проклятье! Как елмауз позволил, чтобы его схватили?! Он мог обессилеть после боя с эмегенами, но ведь и боя-то не было — так, избиение…

— Что с тобой? — На лице Мархыса появилось выражение, которое Амарель не мог распознать. Он хмуро предположил, что Мархыс что-то подмешал в питьё, дабы разговорить чужестранца, вызнать его тайные намерения. Пожалуй, единственной тайной мыслью Амареля было построить не только в Сархэйне храмы Кальфандры, но и по всей стране. Однако об этом Амарель не стал бы говорить, даже выпей он целый котелок хмельного напитка.

— Могу я повидать елмауза? — Амарель снова приложился к чаше.

— Конечно, клянусь двенадцатью богами! — воскликнул Мархыс и обмакнул кусок своего мяса в соус. — Но не раньше, чем мы с тобой отобедаем, мой дорогой гость! Я не могу отпустить тебя голодным — так велит обычай!

Спускаясь в подземелье, Амарель едва не поскользнулся на ступеньках, так он торопился. Или, быть может, новенькие башмаки были тому виной… Следом шли стражники, вооружённые саблями; у одного был ключ от оков елмауза.

Амарель прошёл несколько шагов, и навстречу ему поднялась огромная тень. Амарель моргнул и не сразу понял, что случилось: елмауз… поменял цвет? Теперь его чешуя казалась гораздо темнее, а глаза, наоборот, посветлели — золотистые радужки вокруг длинных зрачков.

— Снять с него цепи, — Амарелю ещё не доводилось отдавать приказы, и ему понравилось, как естественно прозвучал его голос.

Стражники неохотно повиновались. Да, елмауз слушался Амареля, но всё равно, чудовище есть чудовище, и кто знает, каковы его тёмные мысли.

Цепи со звоном пали, стражник с ключом отступил, как и остальные, и елмауз поднялся. Выпрямился во весь рост.

— Уйдите, — не глядя, Амарель махнул рукой. Повторять два раза не требовалось — поспешный топот ног, скрип закрываемой двери, и вот Амарель остался наедине с елмаузом. В темноте.

Подняв руку, Амарель зажёг огоньки, освещая подземелье, и оставил их висеть в воздухе. Пальцы его подрагивали — а если елмауз зол и решит… отыграться? На том, кто был близок, доверял, не ждал плохого… Облизнув губы, Амарель хотел заговорить, но елмауз опередил его. Низкий, глубокий голос заставил Амареля потрясённо отступить:

— Ну, здравствуй.

Амарель молчал. И не дожидаясь его ответа, елмауз продолжил:

— Меня зовут Сверн.

…История Сверна оказалась долгой и безрадостной.

Ещё лет триста тому назад его племя жило на севере Афирилэнд. Крылатые ящеры охотились в горах и на равнине, но с людьми старались дел не иметь. Тем не менее, король Райланд Неистовый объявил ящерам войну: якобы они нападали на людей. А на самом деле, король и жрецы Четырёх Богов хотели завладеть сокровищами, которые, согласно древним легендам, хранились у елмаузов. Кроме того, они не чтили Четырёх Богов, а были огнепоклонниками. Считалось, что дух огня даровал ящерам их волшебные способности.

Началась кровопролитная война рыцарей и елмаузов. Благодаря человеческой хитрости и коварству рыцари почти истребили врага, хотя и самих много полегло. Но никаких сокровищ так и не нашли.

Оставшиеся в живых елмаузы — трое старейшин и будущая мать — покинули свою родину. Прилетели в Бей-Ял и поселились в пещерах. А когда на свет появился маленький елмауз, мать рассказала ему историю своего народа.

Со временем старики умерли, да и мать маленького елмауза прожила недолго — горе подкосило её. Молодой елмауз жил один и охотился по ночам, всячески избегая людей. Так прошло триста лет.

И только лет пять тому назад елмауз решил поохотиться днём и наткнулся на человека. Это был охотник, и увидев страшного елмауза, о котором говорили народные легенды, охотник поклонился ему и предложил свою добычу — только что подстреленную лань.

Завязалась дружба. Елмауз научился бей-ялинскому языку, а чтобы охотник тоже мог летать, смирился с тем, что тот забирался к нему на спину. Несколько лет они дружили, пока не наткнулись на разбойничью шайку, в которой было два человека и четверо эмегенов. Именно эмегены убили охотника, а люди ранили самого елмауза, но, так или иначе, он расправился со всеми, только охотника спасти не успел. Тот умер. Елмауз дотянул до какой-то пещеры и забился в угол, где его потом и нашёл Амарель…

— Я молчал, потому что хотел присмотреться к тебе, — звучал тихий голос Сверна. — Но теперь у тебя есть вопрос, а я обязан на него ответить.

— Это ты спас меня, — Амарель сам не знал, как его догадка превратилась в уверенность. Вспомнился гафарсиец с ножом — явно не раб, а такой же сообщник эмегенов, как и люди из разбойничьей шайки, о которой говорил Сверн.

— Да, это я.

Сверн объяснил, что дух огня даровал его народу три способности: владение огнём, полёт и… самое важное. Дыхание Жизни.

— Если твой друг, брат, сестра — кто угодно — умирают, их можно спасти. Передать им часть своей жизненной силы, — Сверн поднял переднюю лапу и легко коснулся ею груди Амареля. Тот вздрогнул.

— Я видел, как из тебя хлестала кровь, и понял, что время дорого. Дыхание Жизни исцелило твою рану. А потом я убил того человека.

Так вот почему бей-ялинцам удалось схватить елмауза и заковать в цепи — он устал, он очень устал, потому что спасал… друга. Амарель хотел заговорить, но не смог, и опустил голову, чтобы скрыть заблестевшие в глазах слёзы.

— Ты был добр ко мне. И я не хотел, чтобы ты умер, как охотник, — закончил Сверн.

Амарелю, наконец, удалось справиться с собой:

— Ты… ты не пожалеешь о своём решении! — пообещал он со всем пылом, на какой был способен. — Больше никто не закуёт тебя в цепи! Клянусь моей богиней Кальфандрой, и ты, и я заживём здесь так хорошо, как никогда прежде!

— Не бросайся обещаниями, — предостерёг его Сверн. — Сначала уйдём отсюда.