— О, черт! — Я просыпаюсь от ощущения теплого солнца на своем лице, когда оно проникает сквозь брезентовую ткань на окнах.

— Что? — Хадсон пробуждается, перекатываясь на бок и обнимая меня.

— Я забыла сообщить родителям, что не приду ночевать домой.

Он смеется.

— Тебе сколько лет? Семнадцать?

Слезая с матраса, я подбираю свои вещи с пола, натягивая их и разглаживая, расчесывая рукой волосы.

— Они волнуются, — говорю я. — Я их единственный ребенок, поэтому…

— Да, — говорит он, садясь. — Мне это не знакомо, но я понимаю.

— Мне придется объясниться, знаешь ли. Я неделями проклинала твое имя, — говорю я. — Ладно, присоединишься? Заодно сможем извиниться.

Я подмигиваю Хадсону. Ему не отделаться.

Ухмыляясь, он потирает глаза. Покрывало покоится у него на поясе, а я наслаждаюсь его загорелыми, мускулистыми руками и плечами, воспроизводя прошлую ночь в своей голове.

— Только дай мне принять душ, — говорит он, — а потом пойдем.

Через двадцать минут мы шагаем по улице и заворачиваем за угол, держась за руки. Обычно мои родители снисходительны, однако эта ситуация может оказаться исключением… но мы не узнаем, пока не будем на месте.

Спустя несколько минут я открываю входную дверь и смотрю через фойе в сторону кухонного стола, из-за которого поднимается моя мама, словно я ее напугала.

— Абель, она дома, — кричит она.

Медленные, но громкие шаги отца доносятся с холла наверху, и я готовлюсь к худшему, сжимая руку Хадсона.

— Мне жаль, — говорю я, разглядывая их лица, чтобы определить, чего мне ждать.

Я приготовилась к лекции. Если моя беременная дочь — неважно, взрослая или нет — уйдет на прогулку и не вернется домой, не соизволив даже позвонить, просто так ей это с рук не сойдет.

— В следующий раз позвони, — вздыхает мама, направляясь к раковине. Она берет несколько тарелок и начинает загружать их в посудомойку.

Мы с Хадсоном обмениваемся взглядами, затем переступаем порог и садимся у кухонного островка.

— Надеюсь, вы смогли уснуть этой ночью, — говорю я. — Вы, вероятно, переживали.

— Мы знали, где ты, — говорит отец.

— Правда? — говорю я полу смешком.

— Где еще ты могла быть? — цокает мама. — Ты же только и делаешь, что говоришь: Хадсон, Хадсон, Хадсон. Мы знали, что он в городе. Ты ушла на прогулку, и мы видели, в какую сторону ты пошла. Так что догадались.

— Мы не настолько безнадежны, — добавляет отец.

Выпрямляясь, я снова смотрю на Хадсона. Он пожимает плечами.

— Вчера у нас был очень серьезный разговор, — начинает Хадсон, поворачиваясь к моему отцу. — Мы оба извинились за то, что причинили друг другу боль. И решили, что хотим попробовать. У нас все получится.

Затем поворачивается к моей маме.

— Я люблю вашу дочь, — говорит он. — И я прошу прощения за то, что вам пришлось пережить, за то, что обманул вас. Обещаю, что больше никогда не причиню ей боли. Я целиком и полностью принадлежу ей, до конца ее дней.

Наступает тишина, пока родители переваривают слова Хадсона, а потом мама обходит островок и обнимает его за плечи.

— С возвращением, — тепло говорит она и улыбается.

Отец подходит к Хадсону сначала с опаской, а затем яростно жмет ему руку.

— У тебя есть еще один шанс, — говорит он. — Не упусти его.

Хадсон жмет его руку в ответ и смотрит ему в глаза.

— Не упущу, сэр.