– А может, стоило кому-то с ним поехать? – подала голос Агнесса Петровна. – Вдруг по дороге сознание потеряет? Давайте я его догоню…
Бренд-менеджер подхватилась со стула и стянула с вешалки шубку. Но, потоптавшись у двери со своей норкой в руках, вернулась на место. Все уставились на Надежду, которая, выдержав паузу, спросила:
– Вы представляете, что с нами будет, когда выяснится, что мы уход Обухова скрыли?
– По-твоему, надо поскорее бежать и закладывать Костика? – исподлобья взглянул на Грохотову Алик. – Он же просил…
– Почему, собственно, «закладывать»?! Просто проинформировать начальство. В конце концов, мы обязаны это сделать. Тем более что Чухаев нас предупредил. Если бы Обухов просто пораньше с работы слинял, мы бы его прикрыли, но тут же другое дело. В общем, надо идти и ставить Ненашева в известность.
– А чего это ты вдруг засуетилась? – недобро прищурился Алик. – На обуховское место метишь и теперь выслуживаешься?
– А мне, между прочим, и выслуживаться не надо! Потому как это место и так мое! Это только на бумаге мы с тобой, милый Алик, равные должности занимаем, а на деле… Неужели ты думаешь, что тебя поставят на место Обухова? Ты всего-навсего дизайнер, понял? И кроме как иллюстрировать чужие идеи, ничего не можешь. Ты, по сути, исполнитель, уразумел? И еще, к твоему сведению: во всех агентствах креативными отделами руководят гуманитарии, люди, способные генерировать креатив и умеющие найденную идею выражать словами. В общем, вы как хотите, а я пошла.
– Никуда ты не пойдешь! – зло прохрипел Алик и решительно скомандовал: – Андрюха, запри дверь и ключ держи при себе! На телефонные звонки не отвечать! Агнесса Петровна, вы номер Обухова знаете? Наберите и скажите, что тут Грохотова в штрейхбрехеры рвется. Будем ее блокировать сколько сможем, но до утра не обещаем.
– Хорошо, хорошо, – как китайский болванчик, закивала Агнесса Петровна, выискивая в памяти мобильного номер теперь уже экс-начальника.
– Ты чего творишь, идиот?! – сорвалась на крик Надежда и метнулась к двери, которую Андрюха успел запереть.
– Не ори, – сдавленным шепотом посоветовал Алик и, зажав Грохотовой рот, поволок ее в комнатенку, которая до нынешнего вечера служила Косте Обухову кабинетом.
Через пару минут из-за двери комнатушки высунулась патлатая голова арт-директора:
– Агнесса Петровна, вы позвонили? Сказали? Тогда идите сюда!
Бренд-менеджер тяжело поднялась со стула и, по-старушечьи шаркая ногами, поплелась на зов.
Грохотова сидела на кожаном диване и, стуча зубами о край стакана, пила воду. Примостившийся рядом Алик гладил ее по плечу:
– Ну прости, прости меня, гада! Но ты меня еще благодарить будешь за то, что удержал… Пораскинь мозгами-то. Небось не на творческой почве у них с Ненашевым конфликт вышел. А если так, то Костику кранты. Ты же знаешь, какие о нашем боссе слухи ходят. Что это он Дегтярева – своего, между прочим, лучшего друга – за решетку пристроил. Скорее всего, и с Обуховым у них из-за Стаса закрутилось. Дегтярев ведь Костику те векселя, за которые его потом посадили, показывал. Говорил: мол, что-то мне в них не нравится, хотя вроде все путем: и степени защиты на месте, и номера совпадают. Ну а Обухов что, специалист, что ли? Посмотрел на просвет, плечами пожал. Он, когда следствие началось, хотел в милицию пойти, рассказать про тот разговор со Стасом, но Чухаев отговорил – убедил, что тем самым Обухов подозрения в отношении Дегтярева только усугубит. Объяснил, что следователь расценит эту историю как попытку Стаса подстраховаться, проверить, действительно ли хорошо сработана фальшивка. Потом-то Костя просек, что это глупость и что Чухаев сам как-то замазан, но поначалу поверил. Мы ж все тогда как думали? Что начальство за Стаса горой встанет, Ненашев землю будет рыть, лишь бы Дегтярева из дерьма вытащить… Ладно, девчонки, мы все перенервничали, и я предлагаю выпить лекарства. Андрюху оставим на стреме, а сами по стопарику «Сладкой истомы» дернем, а? У Костика пара бутылочек осталась.
Алик подошел к двери:
– Андрюха, выключи здесь свет и сиди тихо, как мышь.
– Че, один? В темноте? А комп хоть можно включенным оставить? Я в стрелялку поиграю.
– Поиграй, но звук убери. Совсем.
В семь часов начали надрываться телефоны. Разом на всех столах. Потом запиликали мобильные: Алика, Грохотовой, Агнессы Петровны. Потом кто-то начал ломиться в дверь. Об этом оповестил коллег Андрюха:
– Они сейчас замок ломать будут! За слесарем послали. Чухаев до этого два раза приходил – за ручку дергал, вслух ругался, куда все делись.
Сидевший между раскрасневшимися дамами Алик поднялся:
– Врубай свет и – в каптерку! Я сам разберусь.
Прежде чем повернуть ключ, арт-директор вздыбил и без того похожие на стог сена волосы и расстегнул на рубашке две пуговицы. Вид теперь у него был пьяно-расхристанный и даже залихватский.
– О! Василич! Это, оказывается, ты тут ломишься? – завопил Алик, искусно изобразив при виде главного юриста изумление. – А мы, понимаешь, мозговой штурм в дальней комнате устроили. Дамскую водку обсуждаем, ну и, как положено, приняли по капелюшечке, так сказать, для полной включенности…
Чухаев молча отстранил Алика и почти бегом рванул к бывшему обуховскому кабинету.
Едва взглянув на сидевших рядком Агнессу, Надежду и Андрюху, тщательно обшарил глазами комнатушку: будто в ней – размером три на три – мог кто-то спрятаться.
– Где Обухов? – грозно рявкнул юрист.
– Да минут десять как ушел, – беззаботно ответил Алик, бочком пробравшийся мимо Чухаева в обуховскую обитель и устроившийся на подлокотнике дивана. – Он тоже с нами принял маленько, да, видно, зря. Голова у него и так болела, а тут совсем невмоготу стало. Сказал, если дома легче не станет – «скорую» вызовет.
– Да? – подозрительно воззрился на Алика Чухаев.
Тот в ответ растянул губы в безмятежной улыбке и развел руками.
– А почему телефон не берет?! Почему вы на звонки не отвечали, а?!
– Да говорю же, Василич, проект пробуксовывает. Надо срочно с ним что-то решать, а тут одни звонки да визитеры… Ну мы и решили…
– Так, давай сейчас, при мне набери Обухова!
– И чего сказать?
– Спроси, где он.
– Больше ничего?
Чухаев на мгновение задумался:
– Нет.
Продолжая изображать пьяный пофигизм, Алик завопил в трубку:
– Але, шеф! Мы тут забыли сказать: тебя Василич весь день для какого-то разговора искал. Опять вот пришел и стружку с нас снимает! За то, что тебя не предупредили. А ты домой пилишь? Ну хорошо! Он тут рядом стоит, так я ему передам, что ты дома. Наверное, он тебе позвонит или даже приедет, если ему до утра невтерпеж!
Чухаев слушал треп Алика, глядя на арт-директора в упор. И тон, и особенно последняя фраза про «или даже приедет» юристу не понравились. Нет, не настолько первый дизайнер пьян, каким хочет казаться.
– Ну вот, Василич, минут через десять Обухов дома будет, – продолжая скоморошничать, отрапортовал Алик. – Если, конечно, в какой кабак вдруг завернуть не вздумает! Судя по голосу, ему вроде легче стало.
Ничего не говоря, Чухаев резко развернулся на каблуках и быстрым шагом вышел из отдела.
Алик тяжело рухнул в кресло:
– Ух, блин! Я даже не думал, что притворяться пьяным труднее, чем, надравшись в лоскуты, трезвого изображать. Но Чухаев, кажется, купился, а, народ?
Народ безмолвствовал. В глазах соратников Алик прочел безысходность, страх и немой вопрос: «Что теперь с нами будет?»
– Все нормально, – успокоил коллег арт-директор. – Сейчас – по домам. Увидите: к утру все устаканится. Вот только Костик, кажется, уже не вернется…
Обухов в который раз за нынешний вечер набирал номер Гольдберга. В ответ опять раздались длинные гудки: один, второй, третий, четвертый…
– Але! Гольдберг у телефона.
– Михаил Иосифович, это Костя Обухов. Слава богу, я уж думал, говорить со мной не хотите.
– Да я телефон в кармане пальто оставил, а пальто – в гардеробе. Мы тут с друзьями-коллегами в ресторане сидели. Сейчас вот вышли – слышу, в кармане пищит. Что-то случилось?