5

   Бывают даже в жизни правителей минуты, когда ничего не случается. Это само по себе удивительное чудо — спокойствие, умиротворение и никто не отвлекает от любования окружающей природой. В конце концов, обширный парк вокруг дворца для того и был создан, чтобы живущие в нем могли отрешиться от мировых проблем и посидеть на мраморной скамейке под кустом или размять ноги по дорожке, посыпанной каким-то красным камнем. Марк шагал по хрустящей тропинке и любовался осенним закатом. Натянутые над замком струны антидраконьей защиты блеснули, и Владыка замер, пытаясь поймать тот самый угол, чтобы яркая вспышка повторилась. Вспомнилась экскурсия в Эрмитаж, где висели хрустальные люстры, и маленький Марк минут десять любовался сменой ярчайших и чистейших оттенков всех цветов, пока Солнце двигалось по небу там, за окном.

   Минуты, когда ничего не случается, слишком быстро заканчиваются для правителей.

   — Пригласите ко мне зодчего, архитектора или кто там отвечает за украшательства королевского дворца?

   — Прикажете доставить немедля?

   — Нет, просто пригласите. Без спешки, дело терпит. Но пусть явится, как только у него появится свободное время.

   Видимо, королевское приглашение стоит многого. Архитектор прибыл часа через два, хотя уже стемнело.

   — Вы меня звали, Владыка?

   — Заходите. Присаживайтесь.

   Марк оглядывал прибывшего. Он ожидал какого-нибудь седобородого старца, чуть ли не в колпаке со звездами. Нет, архитектор был мужчиной дородным, широким в плечах, с короткой бородкой и относительно нестарым. Хотя, конечно, гораздо старше самого Марка.

   — Я планирую небольшое вмешательство в украшение нашего дворца.

   — Ммммм... Я понимаю вас, Владыка, однако, не испортите ли вы подобным вмешательством то, что уже создано до вас?

   — Обязательно испорчу. Поэтому я пригласил вас. Для консультации. Вы лучше меня разбираетесь в чудесах архитектуры, поэтому сможете поправить, если что.

   — Я вас слушаю.

   — Я хочу, чтобы мой дворец был самым красивым. Если не в мире, то хотя бы в этой части света.

   — Похвальное желание.

   — Поэтому предоставьте мне проект по улучшению внешнего вида моего жилища.

   — Вот так прямо сразу? Ну, что вы, Марк, такие дела не делаются с бухты-барахты!

   — А чем вы занимаетесь на должности королевского архитектора?

   — У меня нет должности "королевского архитектора". Такой должности вообще нет. Я должен заниматься ремонтом дворца и сохранять его фасад в первозданной прелести, это — да. Но пока что никто не обязывал меня заниматься проектами по перестройке и украшению этого чуда!

   — Я обязываю.

   — Спасибо.

   — Пожалуйста. Для начала я хочу, чтобы мой дворец был многогранен.

   — Сносить стены и перестраивать их? Разумно ли это?

   — Я не про форму дворца. Я про то, что видят люди. Они видят его всегда одинаковым. Они видят дворец утром, днем, вечером. Они видят его зимой, летом. Они привыкли к нему и практически не замечают, проходя мимо.

   — Ну, это вы загнули, Владыка. Люди восхищаются...

   — Не надо меня переубеждать. Надо прислушаться к моим словам и найти в них здравое зерно. Я хочу, чтобы мой дворец был разным. Чтобы в одно время он был таким, в другое — другим. Чтобы каждый мог найти в нем что-то такое, мимо чего проходил сотни раз, и вдруг наткнуться, как лбом на стену. И восхититься.

   — Похвальное стремление. Но для воплощения его в жизнь нужен не архитектор, а волшебник. Простыми средствами такого не добиться.

   — Мы попробуем, — подмигнул Марк. И продолжил:

   — Для начала посадим у восточных ворот драконов. Не живых, разумеется, а каменных. Посмотрите, где они будут смотреться наиболее впечатляюще и подберите соответствующий размер статуй.

   — Я наслышан, что Владыка благоволит к драконам...

   — Бог с ним, с моим благоволением. Мы пока только о красоте.

   — Статуи драконов — это даже не пошло. Это банально. Их "сажают" где только можно в том или ином виде.

   — А так, как у нас, не будет ни у кого. Я думаю в глазницы им вставить по драгоценному камню. Только ещё не решил, что будет красивее смотреться — изумруды, рубины, топазы, или ещё что-нибудь. И хочу, чтобы каждый вечер на закате глаза у драконов загорались.

   — Ух, ты! Здорово. А как?

   — А на крыше дворца поставим светоприемники, и пусть свет от солнца попадает в глаза драконов.

   — Не пойдёт, — скептически покачал головой архитектор. — Даже если делать систему зеркал, это, во-первых, будет видно, а тогда какое же это чудо? А во-вторых, малейший сбой в одном зеркале напрочь убьёт весь эффект.

   — А мы зароем зеркала в камень, — улыбнулся Марк.

   — Да ну, не смешно даже! Слишком трудоёмко и ненадежно.

   — А мы постараемся, чтобы было надежно. Вы слышали когда-нибудь про световоды?

   — Ммм... Не припомню.

   — Если взять стеклянную палочку, и посветить на ее торец, то на другом конце мы увидим яркую точку. При этом если смотреть на нее сбоку, то света видно не будет.

   — Стеклянная палочка от крыши дворца до ворот? Да вы в своем уме?

   — А если палочку изогнуть, — не сдавался Марк, — то свет пойдет по ее изгибам. И даже если завернуть ее в спираль, то можно смотреть в противоположную сторону, но видеть все тот же источник света.

   — Нда? Надо попробовать.

   — Обязательно попробуйте! Конечно, для того, чтобы довести свет от крыши дворца до ворот потребуется слишком много труда: палочка должна быть достаточно тонкой и очень равномерной по всей длине. К счастью, я — король, и возможности у меня королевские. Если покрыть вашу палочку тоненьким слоем серебра, то свету не будет куда деваться, и он быстренько добежит до ворот почти без потерь. А чтобы потерь было ещё меньше, мы сделаем не одну палочку, а десять. Или двадцать. Ну, займёт это у вас килограмм десять серебра...

   — Что займёт?

   — Ну, фунтов пятьдесят займёт. Выдам я вам из казны пятьдесят фунтов серебра, и делайте на здоровье. А чтобы никто не догадался, что делаем — затеем ремонт дворца. А вы разработаете план по реконструкции и украшательству.

   — Вот уж не ожидал, Владыка, что вы и слова такие знаете — "реконструкция". Хорошо, я понял. А статуи...

   — А со статуями, конечно, не к вам. Вам надо будет вывести световоды в нужное место перед воротами, на то место, куда будут установлены драконы.

   — Погодите! А в остальное время! У них же тогда всегда глаза будут светиться!

   — С чего бы?

   — Ну, как же? Солнце же всегда на небе?

   — И в дождь?

   — А если будет ясно?

   — Поставите светоприемники на западной стороне. Да где-нибудь под козырьком или крышей. Так, чтобы до определенного времени суток, когда на восточной стороне уже темно, солнце в них не попадало.

   — Но Солнце же ещё движется по небу! Летом будет в одной стороне, зимой — в другой!

   — Вот и учтите это. Чтобы данный участок стены был освещен в любое время года и не позже определенного времени. Возможно, козырек в этом месте придется делать сложной формы. Чтобы солнце, сдвинувшись от своей линии в одну сторону попадало туда раньше, так как зимой темнеет позже. А в другую...

   — Я понял. Это мне тогда потребуется ваш астролог, он должен знать, как и где бывает солнце...

   — Я вас не тороплю. Но и не сильно мешкайте! В общем, приступайте, теперь у вас есть пища для размышлений и много-много работы.

   — Будет исполнено, Владыка! — архитектор поклонился. — А что именно мы будем реконструировать?

   После чего они ещё два часа обсуждали детали центрального отопления. Как оно работает, почему, как прокладывать трубы, кто будет изготовлять батареи и из чего. Параллельно вопросы коснулись резьб и прочих соединений, и из всего разговора стало понятно только одно — это дело не на один месяц. И, возможно, не на один год.

   После его ухода Марк ещё посидел, плавно возвращаясь от тепла в огромном дворце к его странной и необычной задумке. Как будут смотреться драконы с горящими в почти полной темноте глазами? Как отреагируют люди на подобную блажь? Придумать, что ли, какую-нибудь легенду к этому чуду?

  

  

  

   Пообещав серебро для нежданного бзика, Марк задумался о возможности практического воплощения своего же приказа. А что у него вообще есть?

   И вот он впервые находился в королевской сокровищнице. Вообще-то предполагалось, что теперь это его "кошелёчек", но уговорить казначея на эту экскурсию оказалось очень нелегким делом. Тот отнекивался под самыми разными предлогами. Начиная от "да зачем вам это нужно, Владыка?" до "Давайте в другой раз, у меня там неприбрано". В конце концов Марк пообещал, что возьмет собственную сокровищницу силой, но казначею за это придется поплатиться должностью. На вполне справедливый ответ, мол, где он себе другого казначея найдёт, такого, чтобы разбирался в запутанных схемах денежных потоков и при этом честного, Марк уверенно ответил, что воспитает. А на счет честности он и в этом казначее сомневается, так что вряд ли новичок будет воровать больше. Так как не разбирается во всех тонкостях финансовых потоков государства. Вот тут казначей показал зубы.

   — Марк, ты думаешь, что ты — самый крупный алмаз в этой короне? Так я тебе скажу, что от тебя мало что зависит. Ты — ширма, за которой скрывается настоящее королевство. А королевство — это мы. Деньги, сила и власть. Ты — не более чем подштанники на всем этом.

   Марк закусил губу. Во-первых, казначей был абсолютно прав. Во-вторых, ссориться с ним было опасно и чревато. Король он там, или не король, а казначей в два счета подведет его под какую-нибудь статью — растрата, измена... Хрен его знает, под какую, он придумает, он найдёт. С другой стороны, спускать такую наглость тоже нельзя — сядет на шею и ножки свесит. Ещё и погонять будет.

   — У тебя подштанники чистые?

   — Что? — ошарашенно уставился на него казначей.

   — Я спросил, чистые ли у тебя подштанники.

   И с наслаждением посмотрел на краснеющего казначея. Конечно, когда тот придумывал обидную аналогию, то совершенно не рассчитывал, что её можно применить к нему самому.

   — Я не о моих подштанниках, — поспешно промямлил вельможа.

   — Великолепно. Итак, мы квиты. Я не рассуждаю о твоих подштанниках, ты не рассуждаешь о моих... хм... о моём участии в жизни королевства. Итак, я приказал тебе показать свои владения мне. Твоему королю. Пока что я ни словом не выказал тебе недоверия, но уже его имею. Если ты так стараешься скрыть что-то от меня, то у тебя есть что скрывать. И с твоей стороны было крайне неумно наводить меня на такие мысли. У нас с тобой есть два варианта. Первый: я забываю про подштанники и больше никогда тебе о них не напоминаю. И мы сейчас дружно и мирно спускаемся в подвалы или где там хранится королевский склад ценного барахла. И второй: я сейчас вызываю Генриха и прошу его сделать то же самое. Только мы туда пойдем втроем или впятером — смотря сколько Генрих возьмет охраны. А дальше начинается полная проверка твоей финансовой деятельности. А это уже прямое недоверие правителя к своему казначею. И, заметь, виноват в этом ты будешь сам. Итак?

   Итак, Марк стоял в королевской сокровищнице при тусклом свете двух лампадок и осматривал помещение. Оно и так-то было небольшим, а все равно казалось пустым. То, что лежало на полках и полу — не притягивало взгляд.

   — И это всё? — не смог скрыть он своего разочарования.

   — А ты думал? — вдруг зло усмехнулся казначей. — Ты думал, что здесь всё завалено золотом и серебром? Кто бы отдал тебе, неучу, богатое королевство? Нашлось бы поболе желающих посидеть на троне, стоящем на куче сокровищ! А так — у меня было изрядное желание развернуться и уйти. И посмотреть, как ты там будешь воспитывать нового казначея и за сколько дней приведешь к краху налаженную мной систему. Которая держится только на моем чутье и доскональном знании всего и всех.

   — А у меня было желание, — не остался в долгу Марк. — Запереть тебя здесь. Оставить тут, среди всех этих жалких остатков былого величия короны до тех пор, пока ты бы не воспитал нового преемника. Думаешь, не стал бы, заупрямился? Через пару дней за кувшин чистой воды ты согласишься жопу лизать, не то что воспитывать. И никуда бы не делся. Итак, мы с тобой поняли друг друга. Я понял, что ты нужный мне человек и обижать тебя без нужды не требуется. Ты понял, что при нужде я могу обидеть, да так, что ты никуда не денешься. Вот и будем дальше жить мирно. Мир?

   — В следующий раз я так просто не попадусь, — казначей с прищуром оглядывал Марка.

   — А я в следующий придумаю что-нибудь другое. Столь же эффективное и неожиданное. Веришь?

   — Верю, — кивнул казначей.

   — Вот и отлично. А что касается твоего нищего хозяйства... То я здесь не для того, чтобы карать тебя или пытаться поймать тебя за руку на казнокрадстве. Я прекрасно знаю, что ты доишь финансовые потоки короны, да и вряд ли кто-то на твоем месте не стал бы этого делать... Поэтому мы договоримся с тобой так. Я не вмешиваюсь в твои махинации до тех пор, пока это не становится слишком болезненным для государства. Ты, соответственно, не скрываешь от меня этих самых махинаций. И наши общие усилия должны быть направлены в одном и том же направлении. Мы должны наполнить эту комнату доверху и даже больше. И тебе будет проще из большой кучи в свой карман положить, и мне будет не накладно. Ну, что, мир?

   — Мир, — вздохнул казначей.

  

  

   Марк впервые участвовал в Дворянском Собрании. Он и не предполагал, что в столь небольшом государстве столько дворян! Собралось человек сто, если не сто пятьдесят. Это не считая стражи, охраны, писцов и так далее. Подобные заседания проходили не во дворце, где просто не было помещений соответствующих размеров, а, как ни странно, в научном театре Университета. То есть, в лекционной аудитории, которая очень живо напомнила Марку его собственный университет в Москве. Кресла располагались амфитеатром, и судя по тому, насколько они были когда-то роскошными, это помещение строилось именно под собрание, а Университет его прибрал к рукам позже. Дворяне, разнаряженные аки попугаи, вовсе не стеснялись садиться на эти истёртые множеством задов кресла, из чего Марк сделал вывод, что традиции сильнее любых очевидных обстоятельств.

   Он, конечно, по праву короля председательствовал, но в обсуждении не участвовал. Не только потому, что плохо понимал то, что обсуждается, но и в силу немалого стеснения. Всё-таки сидеть перед столькими важными лицами осознавая собственное ничтожество — испытание не для слабонервных. Поэтому первых пятнадцать минут Марк был занят тем, что следил за собой. За лицом, за руками, за положением спины. Он должен был изображать короля и этим и занимался. Тяжелее всего было со взглядом: его нужно было куда-то деть. Смотреть в одну точку вникуда было глупее некуда. Переводить взгляд с одного лица на другое — так это самое лицо тут же начинало смотреть в ответ. И постоянно хотелось взгляд опустить. А опускать было нельзя — проигранный поединок взглядов означал проигрыш вообще по жизни. Но и играть в гляделки со всем залом дворян тоже было боязно. Так что Марк бездумно скользил взглядом по лицам, узнавая знакомых, но нигде не задерживаясь и очень переживая, когда же начнётся собрание, и можно будет смотреть на докладчика.

   Когда же оно всё-таки началось, он вдруг понял, что ничего не понимает. То есть, каждое слово было понятно, некоторые даже очевидны. Но стоило докладчику начать следующую фразу — и оказывалось, что Марк не помнил, о чём он только что говорил! Поэтому обсуждение первых двух вопросов он пропустил с позорным невниманием. Особенно потому, что из зала практически не было комментариев, поэтому переутомлённое сознание не смогло найти подсказок и как-то выпутаться из этой неловкой ситуации. А потом король за собой следить перестал. Потому что следующий дворянин поднял вопрос, который живо затрагивал его величество за живое.

   — Эти простолюдины совсем обнаглели! Мерзкое быдло, забыли своё место! Всё чаще и чаще случаются прискорбные случаи, когда собравшись стадом, они нападают на своих хозяев. Да что далеко ходить, буквально две седьмицы как на меня напали! И ладно бы разбойники — так нет же! Мои же холопы! Хорошо, что со мной были верные люди. Но ведь пришлось всех казнить! А это какое разорение! Теперь у меня целая деревня пустует, на следующий год кого туда загонять уже и не знаю! Нет, надо прекратить это безобразие! Предлагаю законодательно запретить простолюдинам носить оружие. За неповиновение — казнь!

   В зале раздались одобрительные комментарии.

   — Это даже не подлежит обсуждению, — поморщился Марк. — Я запрещаю.

   — Молод ты ещё запрещать!— обернулся к нему докладчик. — Слушай, что умные люди говорят! Запрещать он ещё тут будет!

   — Это не выход! — пытался объяснить Марк. — Запретами дело не решишь! Надо искать другой выход!

   — Пока ты будешь искать другой выход — мы без работников останемся! А то и передохнем!

   Марк остро осознал свою неспособность общаться с людьми вообще и с этими конкретными — в частности. Его не просто не слышали — его не могли услышать в принципе. Они разговаривали на разных языках несмотря на волшебный переводчик. То есть, то, что они слышали одни и те же слова — в этом Марк не сомневался. Опыт показал ему, что при любых обсуждениях, в том числе терминологии, собеседники адекватно воспринимали друг друга. То есть, могли прийти к соглашению или выяснить разность смысла вкладываемого в понятия, но сами слова были одинаковыми для обоих. А здесь было совершенно другое! Здесь смысл сказанного был настолько далёк от произносимых слов, что даже волшебный переводчик не мог справиться с этой путаницей и донести до идиотов, что дело не в запрете на ношения оружия, а в них самих.
Они просто не услышат этого. Даже если их ткнуть мордой в это самое — не услышат. Они — хозяева жизни. Господа. А все остальные — слуги. Они в принципе не осознавали причин и следствий. В самом страшном сне они не увидели бы правды, того, что они — эксплуататоры, прожигатели жизни, а те самые простолюдины — это их хлеб, это соль земли.

   Вот зачем я сюда переместился, подумал Марк. Вот зачем я потребовался этому миру. Когда ещё здесь родится Карл Маркс, когда он объяснит всем про стоимость и средства производства. Ах, как жаль, что я читал всякую фигню, в основном — фантастику. А вот "Капитал" — не читал. Слишком он был... навязываем. Сейчас бы можно было хотя бы попробовать объяснить, хотя бы попытаться. Особенно с учётом того, что мне известен путь, я знаю, куда он ведёт и какие ошибки не надо повторять.

   — Хорошо, — в это время говорил Владыка вслух. — Говорите, запретить ношение оружия... Я подпишу этот закон. Но! Только в том случае, если вы поставите свою подпись на нём перед моей.

   — Какую подпись?

   — Вы подпишетесь, что вы, лично вы — автор сего закона. И что вы, лично вы несёте всю ответственность за последствия.

   — Причём тут он? — раздалось из зала. — Если ты не способен ни на что — так хоть сиди и молчи, не позорься!

   Марк встал. Его просто подкинуло со стула. Он обвёл амфитеатр взглядом, постаравшись вложить в него всю ненависть, которая в нём вспыхнула.

   — Позориться, говорите? Не способен ни на что? Ладно! Будь по вашему. Договорились! Может, я и не столь благородных кровей, как вы, но зато головой не обделён! Запретить, говорите? Договорились! Завтра же издаю закон: запрещаю носить простолюдинам оружие. Нож — оружие? Оружие. Запрещается носить. Свиней и коров вы лично будете резать! И разделывать лично! А простолюдинам оружие носить запрещено. Повара благородные есть? Нету? Ну, значит, будете кушать с ветки, как обезьяны. Потому что нельзя оружие носить!

   — Не до такой же степени, — попытался возражать докладчик, но Марк его перебил.

   — А до какой? Лук и стрелы оружие? Значит, запрещается пользоваться верёвками. Подъём тяжестей — только вручную, никаких верёвок. Постромки, вожжи — это всё элементы лука. Запретить! Палка — оружие? Ещё какое! Вилы, тяпки, лопаты — любого рыцаря можно ими затюкать, если скопом. Запрещаем! Копать, соответственно, самим.

   — Можно составить список оружия для запрета. Например, запрещено носить мечи...

   — Ага, а так простолюдины повально мечи носят! Прямо каждый первый. А что такое меч? Если он изогнут, как сабля — это оружие? А если это не меч, а шпага? Да просто серп или коса, думаете, плохое оружие? В нашем мире в одной стране запретили крестьянам носить оружие. Любой дворянин убивал крестьян только за одно подозрение в ношении оружия. И что вы думаете? Они настолько наловчились действовать цепами для молотьбы и собственными руками-ногами, что не каждый вооружённый мог им противостоять! Думаете, ваши не научатся?

   — А он прав! — неожиданно поддержал Марка Трей. — Если мы запретим простолюдинам оружие держать совсем — кто будет в армии служить? Вы, что ли?

   — Ты только о своей армии и думаешь! — возразили Трею.

   — А ты о ней, что ли, думать будешь?

   — Да, запрет на оружие, пожалуй, это некоторый перебор, — встал де ля Фрель. — Другое дело — на его обращение против хозяина. Но такой закон и так уже есть, так что тут придётся согласиться с молодым Владыкой.

   Обсуждение потекло дальше, высказывались и за, и против, и в конце-концов решили запрет на оружие не вводить, потому как очень сложно определить что именно есть "оружие", и кто будет отслеживать соблюдение закона.

   Марк сидел, переживал своё первое публичное выступление и первую победу в таком обществе, поглядывая на одно знакомое лицо в зале. Герцог Ивинский внимательно слушал всех. И молчал.

   Из одного этого факта можно было сделать немало интересных выводов.

  

  

   Осенние вечера становились все длиннее и длиннее. В который раз Марк вздыхал по глобальной электрификации всего королевства. Вместе с заходом солнца жизнь не то чтобы замирала — она как бы угасала, пряталась в дома, комнаты — поближе к теплу и свету. Не хотелось ничего делать, но при этом спать ещё рано, а бездельничать — невыносимо.

   Когда на улице свирепствуют предсказанные бури, небо затянуто низкими чёрными тучами, ветер и дождь бьют в стёкла, а камердинер к каждому выходу короля из дворца готовит новый плащ — немного теплее на душе от того, что склады заполнены зерном, мукой, маслом и чем-то там еще. Оставалось ждать, пригодятся ли эти запасы хоть кому-нибудь, или будет грандиозный облом? Впрочем, не привыкать. Уж чего, чего, а многочисленных обломов Владыка на своей шкуре испытал множество. Сейчас хоть попустило немного.

   А проблема длинных вечеров вставала во всей своей красе, и Марк теперь охотно понимал и шумные балы, и карточные застолья, и даже сексуальные похождения дворян своего мира.

   А что ещё делать-то?

   В настоящий момент Его Величество Марк Первый коротал время за карточной игрой со своим шутом. Обычный подкидной дурак, позволяющий убить уйму времени, оставаясь интересным.

   — Еще по одной?

   — Раздавай. Ты хорошо играешь.

   — Немудрено, Владыка! У меня работа такая — играть.

   — Если бы можно было играть и в жизнь!

   — Это было бы скучно, Владыка!

   — Да ну! У нас, в нашем мире, были такие компьютеры. Можно было играть и игру сохранить. А потом начать с того же места. Отбой.

   — И что?

   — И сколько раз я мечтал: вот так бы сохранить текущий момент... А потом, если не понравится, то начать заново.

   — То есть, как бы вернуться в этот же миг и прожить его заново? Я правильно понял?

   — Да.

   — А зачем?

   — Ну, чтобы можно было повторить, например, какой-то подвиг... Если не удался. Или пережить десять раз приятный момент...

   Шут помолчал, а потом вдруг начал играть совершенно непредсказуемо. Настолько, что Марк отвлекся от своих разглагольствований, не понимая, что происходит. Шут брал там, где вполне мог бы отбиться, выкидывал козырей не глядя и за три партии продул все три раза.

   — Что с тобой, Бифи? Тебе надоело?

   — Ничуть, Владыка! Ты задал вопрос, и я тебе на него отвечаю. Мне кажется, ты поймешь.

   — Нет, Бифи. Вынужден тебя разочаровать. Не понимаю.

   — Зачем ты играешь, Марк?

   — Чтобы выиграть.

   — Вот ты выиграл. Тебе понравилось. И выиграешь ещё десять раз. Могу и сто раз проиграть — мне не жалко.

   — Ну, так не интересно.

   — А что интересно?

   Марк уже открыл рот, и тут до него дошло. Дошло настолько, что он даже отложил карты.

   — То есть... Ты хочешь сказать, интересна непредсказуемость?

   — Не совсем так, Владыка. Всё-таки хорошо, что ты заинтересовался теорией управления.

   — Ого! А для этого существует целая теория?

   — Конечно!

   — И ты ею владеешь?

   — Знаю о ней, и то не всё. У меня, видишь ли, кроме богатого жизненного опыта много свободного времени. Кормят-поят-одевают меня бесплатно, по бабам с моим... хе-хе... наружностью таскаться не очень удобно, так что есть время полежать с книжкой. Вот и почитываю иногда...

   — И что там с теорией?

   — Ты раздавай, раздавай. То, что я тебе сейчас расскажу — не я придумал, потому не вели казнить голову глупую, вели наградить голову умную. Владыка, в управлении для того, чтобы чем-то управлять — нужно движение. Если правишь телегой — она должна двигаться, стоячую телегу хоть бей, хоть понукай — ничего не сделаешь! Если лодка на берегу — хоть как веслом маши, а так и останешься. Так и с людьми — люди должны что-то делать. Если хочешь ими управлять — надо заставить их двигаться. Для начала. Вот чтобы заставить их двигаться есть два способа. Либо морковка, либо сапогом под зад.

   — Это не ново! — улыбнулся Марк.

   — А нет в мире ничего нового, Владыка. Да, мне три. Все истины давным-давно сказаны, но каждый раз звучат по-новому! Для того, чтобы лодка поплыла — должна быть река. Для того, чтобы телега поехала — должна быть дорога. Для того, чтобы человек начал что-то делать — нужен кнут и пряник. Обязательно вместе! Нельзя, чтобы был только кнут или только пряник.

   — То есть как? Отбой.

   — А вот так. Если у тебя постоянно будет пряник — в какой-то момент ты наешься. Или плюнешь. Или отвлечешься. Если у тебя постоянно будет кнут — ты привыкнешь, потеряешь волю к жизни. А вот если ты будешь чередовать их, то всегда будет повод куда-то двигаться. Ну, сам же мне этих королей насовал! Вот, отбой. А теперь — туз, туз и шестерка тебе! На, раздавай.

   — Значит, говоришь, всегда нужны морковка и пинок...

   — Нет, Владыка. Не говорю. В том-то и дело, что не всегда! Они должны быть вместе, но не всегда! Сколько попы твердят, что нельзя играть, а все играют. А почему? Потому, что каждый желает выиграть, но знает, что может проиграть. И каждый стремится от проигрыша к выигрышу, от кнута к прянику. Но нельзя человека постоянно бить, как нельзя и постоянно кормить сладеньким. Надо как в игре — иногда давать, а иногда не давать. Человек сам не будет знать, получит он или не получит? Но будет стремиться и следующий раз сделать! А вдруг тогда дадут? Поэтому ты иногда давай, но не каждый раз. И иногда пинай, но тоже не каждый раз. А ещё я тебе скажу, Владыка, что единожды правильно ударив ты можешь навсегда изменить судьбу человеческую. Дай пощечину мальчишке — и либо превратишься в его вечного врага, если не вовремя, либо в самого уважаемого наставника. Поэтому по возможности вообще избегай наказаний. Но это по возможности. А так наказание должно быть обязательно и неотвратимо. Ну, ты понял.

   — Удивительно, учусь у собственного шута!

   — Это втройне удивительно, Владыка! Не только учишься и признаешь это, но и шуту для этого не приходится прилагать никаких усилий. Это твоё личное качество или у вас все такие?

   — Ты о чем, Бифи?

   — Марк, сколько тебе лет?

   — Эээ... Двадцать пять... Почти. А что?

   — С одной стороны некоторые в двадцать три уже завоевали полмира. А с другой... Когда полная бестолочь садится на трон, и все понимают, что это бестолочь...

   — И что? Это проблема?

   — Это проблема, Марк. Ты ведешь себя... странно.

   — Вот уж! Можно подумать, что страннее меня и не видано!

   — Не кипятись, Владыка. К нам на трон пришел разбойник, простолюдин. Да, пусть имеющий побратимство с Генри, но побратимство — на крови, а внутри — как был простофиля, так и остался. И вдруг... Вспомни, как тебя учили держать вилку и нож за столом. Ведь твой мажордом догадался, не оплошал — перед королевским обедом показал тебе самое главное. И потом, небось, ещё весь обед поглядывал, когда же ты перейдешь на привычный способ еды руками. А ты не перешёл. Ел, может быть, не так изящно, но смотреть было можно. Мы все ждали, когда же ты по-простому начнешь приставать к дамам и нарываться на поединок с кем-нибудь из гостей. А ты не стал. После того, как ты отшил герцога Ивинского — мы уже почти совсем успокоились, решив, что нам волей богов достался простолюдин, обученный королевскому этикету. А ты... У тебя как-то полосато получается, здесь — знаю, здесь — чувствую, а здесь — не знаю и не чувствую.

   Марк понял, что покраснел.

   — Я не знаю. Но я могу учиться. Покажите, как пользоваться вилкой и ножом, и усвою, и буду.

   — Вот именно. Ты обучишься, да, это видно. Только обучить тебя всему — нереально. Слишком много ситуаций, требующих обучения, и предсказать, чему тебя надо учить в первую очередь — невозможно.

   — Тогда расслабьтесь и научите самому важному. Держать морду кирпичом.

   — Чему?

   — Иметь невозмутимый вид в любой ситуации.

   — Вот видишь, даже тут ты не можешь избавиться от своих просторечных выражений.

   — А это не просторечное выражение! Иначе вы бы его знали! Так говорят в нашем мире. Кстати, не поверишь, сколько вот таких "просторечных выражений" и каких-нибудь ошибок в этикете становилось стандартом де-факто после того, как некто продолжал их употреблять даже после общественного осуждения!

   — Почему это я не поверю? Не только поверю, но и сам иногда так делаю. И всё-таки, лично я не хотел бы переучивать этикет под конкретного короля. Да и остальные...

   — Тогда на этом и сойдемся. Будем считать, что самое нужное я выучу сам или мне подскажут. А остальное либо оставим как особенности данного короля, и тогда будете вздыхать втихомолку, либо оно войдет в моду, и тогда будете учить этому моих наследников. Давай спать, Бифи, спасибо за игру.