3

   День коронации Марк запомнил на всю жизнь. Кроме того, что это действительно великий день для любого короля, да и для страны в целом, это ещё и гигантская сценическая подготовка. Это расписанные по секундам шаги, это меры безопасности, это приглашенные гости и официальные участники. Это белые лошади, заранее заготовленные цветы и мешки с мелочью, это официальные речи и прочие тонкости, которые, видимо, знает каждый урождённый принц и которые совершенно недоступны давно уже не студенту Марку Аврельеву. А распорядитель все сыплет и сыплет указаниями:

   — Только после этого вы сможете взять корону, но ни в коем случае пока не надевайте! Сначала надо обернуться, поклониться народу, потом налево, потом направо, не перепутайте! Лево — это сюда, право — вот сюда. Отдадите корону Преподобному, он будет от вас слева, преклоните колена, и тогда уже он обвенчает вас. Осторожно, не трясите головой. Если венец сразу же спадет с вас — это смеху не оберешься, да и знак дурной..

   А заранее он все это не мог сказать? Марк и сам понимал, что ворчит. Что сколько бы ни готовься заранее — все равно в день коронации будет кутерьма и суета. На утренний завтрак ему принесли маленькую горбушку хлеба и стакан воды. Намекнув, что лучше бы заранее посетить красивый домик с сердечком на двери, дабы потом не мучиться, как бы отойти на минутку, пока подданные внимают речам поздравляющих...

   В общем, нельзя сказать, что совет был таким уж лишним. Но ближе к полудню голод уже основательно подавал голос изнутри.

   На открытой повозке надо было проехать по улице от церкви к площади, где будет установлен помост и уже ожидали все заинтересованные лица. Четверка белых лошадей била копытами и мотала головами в нетерпении. Марк вышел из церкви на свежий воздух, несколько ошалевший от обряда помазания, но пока ещё держащийся на ногах. Хотя, после почти двухчасового стояния они заметно дрожали. Влез в повозку, встал, держась за столбик. Рядом уселись двое неприметных в простых одеждах, кучер дернул поводья, и повозка покатилась по улице. Неспешно, дабы все могли посмотреть на будущего короля. Марк, чувствуя себя последним идиотом и киногероем, улыбался толпе. Внутри него ехидный, но настойчивый голос бубнил: "Держись! Держись, идиот! Улыбайся!".

   И Марк держался.

   Уже почти подъехав к трону, окруженному тесной людской толпой, сдерживаемой редкой цепочкой стражников, он услышал звонкий, но не юношеский голос:

   — Вот Владыка едет новый, он работник нехреновый! Он и повар, и разбойник, и без пяти минут покойник!

   В толпе засмеялись. Но не все.

   Пожалуй, самое простое было бы гордо отвернуть нос и сделать вид, что такие подначки выше него. Пожалуй, это было бы самое правильное. Будь у него классическое королевское воспитание, он бы все провел по этикету, а с шибко наглым провокатором разобрались бы те, кому по должности положено.

   Вот только не было у него классического воспитания. А тот, кто выкрикивал все это — был прав, по сути.

   И Марк остановил повозку.

   — Ну, коли ты такой смелый — выйди сюда! Выйди и скажи мне все это прямо в лицо!

   Народ зашумел: такого шоу никто не ожидал. А если наглец собирался спрятаться, то это он зря. Оставь Марк выпад без внимания — может, и удалось бы. А так — вызов был принят, и людское месиво зашевелилось, выплевывая несколько ошалевшего провокатора.

   — Залезай сюда, друг. Повернись к людям, пусть на тебя посмотрят все. А теперь давай, повтори то, что ты там сказал?

   — А что? — поняв, что терять ему уже нечего, парень заломил шапку, оперся о бортик повозки и обратился к народу:

   — Вот король нам достался, о таком мы мечтали! Из болота к нам вылез, чтоб развеять все печали! Радуйтесь люди, а кто не рад — того вздернем! Он могучий волшебник, и всех своим хреном накормит!

   Но толпа не засмеялась в ответ. Люди смотрели серьёзно — что будет? Как ответит на оскорбление прилюдно бывший разбойник, которого везут короноваться?

   А Марк чувствовал, что эта пауза дала ему возможность оклематься. Что расслабляется тугая жила, скрутившая живот, что отливает кровь от щек, и дыхание, кажется, выравнивается. Приступ гнева и страха миновал, и он удержался. Удержался на грани. Значит, надо держаться дальше.

   — Все? Закончил, стихоплет? Скажи-ка, всем, прилюдно, может, плох тот король, который сам умеет готовить и знает, как накормить страну? Молчишь? Может, плох тот король, который знает, кого надо грабить, а кого — кормить? Что, стихи повылетали из башки? Может, ты желаешь другого короля, чтобы не знал он, почем кусок хлеба и каким потом он достается?

   — Не пахано, не жато, но съето и просрато!

   — А вот всего две недели назад я в Куряках сено косил, да коровам возил. Люди! Скажите, запятнал ли я честь королевскую, что для скотины сена накосил?

   — Неееет, — выдохнула толпа.

   — А что людей кормил, плохо это? Стыдно ли?

   — Неееет, — выдохнула толпа.

   — А что разбойник? — попытался ещё трепыхаться провокатор.

   — А ты со мной бок о бок в разбойной шайке стоял? Видел, как я кого граблю, или как? Или просто сказать больше нечего, а очень хочется? Эх ты, трепло!

   Вокруг закричали, и толпа дружно подняла головы. Марк тоже посмотрел вверх — над площадью, совсем рядом, пролетел дракон. Пролетел и скрылся за домами.

   На какой-то миг толпа отвлеклась. Как вовремя!

   Вовремя? Ну, теперь, если верить Штирлицу, надо сказать то самое, что и запомнят.

   — Ну, парень, свезло тебе! В такой день радостный постоял рядом с самим королем, стихи народу почитал! Так не позорься прилюдно, беги себе.

   Подождав, пока парень спрыгнет с повозки, обратился к толпе, напрягая легкие:

   — А что до еды — то буду делать я все возможное, чтобы люди были сыты. А могу я много! Помните это, люди!

   И повозка поехала дальше.

   — Однако, Марк, — сказал один из неприметных людей. И больше ничего не добавил.

   По выходу из кареты Бифи подергал Марка за камзол.

   — Владыка! Не отбирай у меня мою хлебную должность! Если ты будешь так смешить окружающих, то я останусь без работы!

   Ну, а дальше все было по этикету. Взойдя на помост, Марк поклонился на три стороны, прочитал положенную клятву, опустился на одно колено, и старичок-Преподобный возложил на него корону, перекрестил и отступил в сторону.

   Марк мимолетно посетовал, что неудобная железная фигня на голове совсем не тяготит и вообще торжественность момента никак не ощущается, поднялся под звуки фанфар и барабанов и начал усиленно махать торжествующей толпе. После чего из мешков стали рассыпать деньги.

   В общем, коронация удалась.

   Уже в карете он понял, как же трясутся коленки!

  

  

   Возле дворца было особенно многолюдно. То есть, такое столпотворение Марк видел в этом мире впервые в жизни. Ему даже показалось, что на площади было меньше народу. Все подъезды ко дворцу и сама дворцовая площадь были заставлены каретами, повозками, телегами, лошадьми, и огромное количество народу ходило туда-сюда.

   — Ой, а вон и король! — раздался девичий голосок, и все дружно повернулись.

   К счастью, все это скопище людей никак не повлияло на продвижение королевской повозки. Почти не снижая скорости, она въехала в ворота, остановилась у крыльца. Вокруг начала собираться толпа, и Марк чуток струхнул. Выходить из кареты резко перехотелось, наоборот, захотелось повернуть ее и быстро умчаться отсюда, спрятаться в лесу и больше не выходить. Марк сжал в себе страх, отодвинул его куда-то назад, нацепил горделивую улыбку и вышел из кареты

   И чуть не упал в обморок. На ступеньках дворца (его дворца!) стоял принц Аристарх. Тоже повзрослевший, в нарядных одеждах кремовых цветов, хорошо причесанный, побритый... И улыбающийся.

   Марк пошевелил мозгами и понял, что перед ним стоит король Аристарх. Честное слово, в первую секунду захотелось упасть перед ним на колено и склонить голову!

   — Не ожидал? — улыбался Аристарх.

   — Ой... — и Марк, поддавшись порыву, бросился вперед обниматься. Бывший коллега по цепям тепло и дружески обнял свежекоронованного Владыку, похлопал по спине.

   — Ты какими судьбами здесь?

   — Да вот, исправляю дипломатический казус.

   — Это какой?

   — Прослышал я, что какой-то гном безбородый собирается на трон. И зовут его Марком. Ну, думаю, этот заморыш ни за что не догадается меня пригласить! Придется потом ему войну объявлять. А так не хочется воевать! Вот я и приехал сам. Без приглашения!

   Марк повторно обнял Аристарха.

   — Ты прости меня, дурака, я вроде бы говорил, чтобы тебя пригласили, но...

   — Без обид, Марк! Я же шучу. И приглашение мне, конечно, прислали. Я ещё помню собственную коронацию, так что успокойся, всё будет хорошо. Пока у тебя есть полчаса до начала всех этих официальных дел и положенного пира — пойдём, пообщаемся. Расскажешь, где был, что видел и что про тебя болтают, а что — правда.

   — Хорошо, пойдём, — не стал спорить Марк. — Только сейчас...

   Он махнул рукой кому-то и приказал:

   — Принеси мне стакан воды. Да, и гостю моему (поежившись от мысли, что король Аристарх — его гость!) тоже что-нибудь.

   — Мне не надо, — махнул рукой Аристарх. — Я подожду до пира. Пойдём!

  

   Давным-давно, когда Марк был ещё маленький и жил в совсем другом мире, у себя дома, он очень удивился, когда мама сказала однажды по поводу богатой свадьбы: "Не завидую я этой невесте. На таком пиру сидеть, и даже не поесть нормально!".

   Конечно, в Советском Союзе под пиром подразумевалось немножко другое... Но Марк тогда не понял маминого горького замечания, а вот, запомнил же!

   И вспомнил сегодня. На настоящем королевском пиру в честь собственной коронации.

   Конечно, описание стола ни в какое сравнение не шло ни с третьей главой "Мастера и Маргариты", ни с "Москва и Москвичи" Гиляровского, но это был всё-таки настоящий праздничный стол, красиво сервированный, с настоящими серебряными (у самого Марка — золотыми) столовыми приборами, коваными чеканными кубками (тяжелая, однако, штука!) и многочисленными слугами, которые блюда приносят, уносят, подливают...

   Только Марку положили на дорогущую тарелку из чистого (ну, может, не чистого, но всё равно блестит!) золота тарелку понемногу всего и...

   И больше не беспокоили государя.

   А Марк на своей шкуре понял — почему.

   Во-первых, набивать брюхо просто некогда. Один за другим гости встают и произносят здравицы новому королю. Надо выслушивать! Да с лицом внимательным и заинтересованным. То, что в кованном кубке оказалось вино, разбавленное до состояния воды — оказалось только к лучшему.

   Таким не напьешься даже за много тостов.

   Во-вторых, поддержание светской беседы. Конечно, застольные разговорчики это совсем не то же самое, что приём послов или международная встреча, однако, гости неприкрыто пытаются оказать на свежекорованного Владыку какое-то влияние. Кто — положительное, кто — отрицательное, а кто — хоть какое-нибудь.

   Так что Марк чувствовал себя невестой на выданье — все на тебя смотрят оценивающе, ловят каждый твой взгляд, каждое слово...

   И хотя разум внутри кричит, что молчание — золото и надо молчать, но не получается же никак! А самое обидное, что пир — тот редкий случай, когда искусство ненавистного дона Руадана никак не применить.

   Не закроешься, не спрячешься — приходится самому, самому!

   Когда гости начали по одному клясться в верности, Марк сначала отнес это к излишней патетике и ретивости, и только чуть позже до него дошло, что дело-то нешуточное!

   К счастью, дошло быстро, а то стыда было бы значительно больше!

   Поняв происходящее, Марк начал отвечать на заверения в верности туманно, но благосклонно.

   Опять же, надо было познакомиться с будущими подданными... А то кто это такие и как с ними общаться — чёрт... Точнее, Бог его знает!

   Мы теперь господа благородные, нам чертыхаться теперь неприлично! Здесь это низкое поведение.

   Конечно, очень выручали Аристарх с Бифи. Шут носился по залу, приставая к гостям, а заодно спускал на тормозах остренькие вопросики. Аристарх легко и непринужденно нейтрализовал не замеченные Марком ловушки.

   То, что это ловушки, Марк понимал только после комментариев коллеги.

   Впрочем, даже король и шут не всесильны.

   Славословия до этого текли обыденно, почти скучно. Когда поднялся этот человек, то даже шум за столом как бы утих. Марк невольно напрягся, хотя ничего опасного в нём не было — не слишком высокий, с клиновидной бородкой Тёмных волос, с изящными усиками, он негромко и без особого напряжения опустил короля ниже плинтуса:

   — Есть традиции, Марк, и есть люди. Люди смертны. Традиции, конечно, тоже смертны, но гораздо реже. Когда допьешь свое вино и протрезвеешь — подумай, что предпочительнее? Традиции обязывают меня поднять кубок за здоровье короля, даже если мне не нравится то дерьмо, что влезло на трон. Поэтому я поднимаю кубок за твое здоровье, разбойник, хотя не желаю тебе ни долгих лет жизни, ни счастья. Но будь хотя бы здоров.

   И в полной тишине припал к кубку.

   — А чего ж ты, такой идейный, пришёл сюда? — спросил Аристарх.

   — А я, Ваше Величество, верный сын своего отечества. И должен знать, что происходит с ним и кто лично будет виноват.

   — Чтобы потом карать виноватых, так что ли?

   — Вы так прозорливы, Ваше Величество!

   — Но пока вины не наблюдается, вроде бы?

   — За исключением безродности, бедности, наглости и глупости? Пока не наблюдается, да.

   Мужчина сел, а Марк сидел, как оплеванный.

   — Кстати, Марк, — обратился к нему Аристарх, не отрывая взгляда от тарелки. — Ты, как профессионал, скажи, оливкам надо добавлять уксус перед засолом или лучше не надо?

   — Я и так, и так пробовал, — услышал Марк собственный голос. И присоединился к нему: — И, скажу тебе, что без уксуса мне нравится больше.

   — Вот и я так же думаю, — покивал Аристарх. — А турки сплошь уксус добавляют! Пожалуй, буду я у тебя оливки брать. Сможешь поставлять мне хорошие?

   — Давай попробуем, — поддержал спасительный диалог Марк. — Вот я тебе с десяток бочек пошлю, а ты выберешь, какая больше нравится.

   Как бы ты там себя ни чувствовал, а праздничный пир продолжается, и надо улыбаться, слушать, отвечать, обещать, обдумывать — в общем, пора переходить в рабочий режим короля.

   Теперь тебя всё волнует — от мнения герцога Ивинского до способа приготовления оливок.

   Поздним вечером Марк отдыхал в своем рабочем кабинете. Ходил по комнате, присматривался к вещам и мебели. Они все имели своё предназначение, были зачем-то нужны. Герцог Ивинский неправ. Есть не только люди и традиции. Есть вещи, есть дома, есть окружающий мир... Почему-то хотелось, чтобы он был неправ. Так было бы легче не замечать его правды. Но внутренний контролёр сразу же отметил это желание, и Марк тут же его отбросил.

   Он не желал спасительной лжи. Тем более — сейчас.

   Сейчас предстоял особенный разговор.

   Этого разговора Марк ждал и опасался. Наверное — больше, чем любого другого. Конечно, особых грехов он за собой не чувствовал. Но всё-таки... Почувствовать себя на месте Понтия Пилата... Нет, никогда в жизни, даже в самых своих смелых мечтах он не рассчитывал занять это место. И пусть прокуратор Иудеи был не королем, а всего лишь мелким представителем власти, но у него был доверенный — Афраний. Был ли? Неважно. Возможно, Михаил Афанасьич все придумал. А вот ему сейчас придется с этим могущественным, почти всесильным персонажем общаться вживую.

   И не мельком, не случайно, как тогда, а как старшему с младшим.

   Придется приказывать и, возможно, выслушивать о себе нечто не слишком приятное.

   Когда дверь скрипнула, открываясь, Марк даже дернулся.

   Генрих Севесский, начальник тайных служб, сегодня пришёл в самом обычном камзоле, ничем не отличающем его от любого другого дворянина. В меру украшенный, в меру потертый — ясно, что это вельможа, но неясно, какого уровня. Таких в столице десятки, если не сотни.

   Но Марк слишком хорошо помнил тот вечер, когда этот крупный мужчина заходил к ним с Генри, предлагал вина, а потом провожал его из дворца в лес.

   И тот страх, который он испытывал рядом с ним.

   — Добрый вечер, Владыка. Звали?

   — Добрый день, Генрих. Звал. Проходи, садись... Ничего, что я на "ты"?

   — Конечно, Владыка. Как вам будет угодно. Даже более — мне будет совестно, если вы вдруг будете обращаться ко мне на "вы". Как будто не по возрасту, а согласно истинным масштабам власти в стране.

   — Я рад, что ты заговорил об этом, Генрих. Вина?

   — Нет, благодарю вас. Не пью, особенно на работе.

   — Удивительно. А как же ты тогда отдыхаешь, Генрих?

   — Никак, Владыка.

   — Не напрягаешься? — с улыбкой спросил Марк, вспомнив этот анекдот.

   — Наоборот. Обязательно напрягаюсь. В моей работе иначе нельзя. Стоит только хоть чуть-чуть расслабиться...

   — Ужас! Как же можно так жить?

   — А иначе жить уже скучно.

   — Надо же... Какие всё-таки люди разные, и насколько это здорово. А я себе налью.

   — Конечно, Владыка. Для этого и существует наша служба, чтобы вы могли спокойно выпить вина вечерком.

   Марк налил себе бокал вина из резной стеклянной бутылки, размышляя, сколько в этих подначках от истинного отношения главы спецслужб к будущему королю. И, пригубив терпкий напиток, решил, что если бы было иначе — то было бы как-то подозрительно. А так все понятно.

   — Да, выпить вечером вина — это приятно. Но бухал я и тогда, когда был простым трактирщиком. Не стоило надевать корону только для того, чтобы спокойно выпить.

   — Не скажите, Владыка. Некоторые ваши подданные готовы рискнуть головой, только чтобы посидеть в уютном кресле с бокалом вина в руке... Разумеется, если кресло стоит в тронном зале. А вы даже вино себе сами наливаете. Сразу видна предыдущая профессия.

   Марк тяжело вздохнул.

   — Мне, Генрих, и хорошо, и плохо. Мне-то корона досталась чисто случайно. Ты-то знаешь.

   Службист покивал. Что там в его голове творилось — Марк даже предполагать не мог. Не мог, но это было необходимо. В конце концов, тот не зря намекнул на полноту власти. Действительно, у этого человека она была не игрушечная.

   — Но при этом я собираюсь ее немного почистить и обновить.

   — Собираетесь немного прошерстить наше уважаемое дворянство? — усмехнулся Генрих. — Ну-ну. Герцог Ивинский один доставит вам хлопот столько, что я откровенно не завидую. При этом в его окружении, как ни странно, практически нет никого, кто мог бы достать этого пройдоху.

   — Нет, я не хочу прямо сразу пачкать руки и корону кровью. Да, дворянство мы прошерстим, но чуть попозже. И не так прямолинейно. К сожалению, я абсолютный дуб в политике, Генрих. И поэтому я рассчитываю на крайне честный ответ от вас. Вы давно уже работаете в тени, и выходить на свет для вас будет чем-то непривычным... Но мне — надо. Пожалуйста, скажите честно. Насколько я могу вам доверять?

   — Настолько, насколько сами этого захотите, Владыка, — из под мощных бровей на Марка глядели спокойные карие глаза. — Я верно служил короне много лет и не собираюсь отступать от своих правил только потому, что на трон сел очередной мальчишка.

   — Вот про это я и спрашиваю, — Марк выдержал взгляд. — Иногда мальчишек надо шлепать. Для их же блага. Могу я рассчитывать, что вы будете шлепать мальчишку, но не короля?

   Генрих оглядел Марка, пожал плечами и откинулся в кресле.

   — Когда меня учили верховой езде, помнится, был момент, когда мальчонка, лет двенадцати, каждый раз плакавший от удара штербрекера, вдруг сам попросил его.

   — А что такое этот "штербрекер"? — заинтересовался Марк.

   — Это такой длинный плетеный хлыст. Им подгоняют лошадей на выездке. Достаётся и всаднику. В руках опытного наставника — крайне полезный инструмент. Доходчивый. Ну, а у того пацаненка не выходил прыжок через барьер. Не мог он сообразить, когда лошадь в прыжок посылать. И попросил моего наставника помочь. Штербрекером. От которого всегда плакал.

   — И... что? — все никак не мог понять Марк.

   — А наставник ему помог. А потом снял с коня, обнял и говорит: "Вырастет из тебя хороший наездник. Раз сам попросил штербрекера, то выучишься".

   Марк внутренне сжал зубы, удержав в себе предательскую слезу. Всё-таки удостоится такой похвалы от такого человека... Так, всё, мимо. Проехали.

   — Будем посмотреть, как говорил кто-то очень древний. Но, Генрих, простите, я проявлю ответную честность. Иногда я даже вас не буду посвящать в детали и планы, требуя безукоснительного исполнения того, что вам, возможно, не понравится. Прошу вас не мешать мне и только уточните у меня на тот момент, если вдруг посчитаете моё решение необдуманным или вредным — не подать ли мне хлыста?

   — Хорошо, Владыка. Договорились.