ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДВЕРЬ бесшумно открылась под давлением руки Паука, впуская его в теплицу. Пятьдесят футов стекла прикрывали узкую полоску земли, разделенную тропинкой надвое. Днем теплицу заливал солнечный свет, но теперь только слабое оранжевое сияние магических ламп питало зелень. Предыдущий владелец особняка использовал теплицу, чтобы выманивать огурцы из болотной почвы, он был бы потрясен, обнаружив странности, которые заполнили ее сейчас.

Паук оглядел две грядки растений и заметил уродливую фигуру Посада, сгорбившегося у корней верника на середине тропинки. Рядом с ним стояло большое ведро и тачка.

Паук зашагал к садовнику, гравий захрустел у него под ногами. Посад опустил свою маленькую, почти женскую левую руку в ведро и добавил горсть черного маслянистого удобрения в почву вокруг корней молодого дерева. Прозрачно-голубое, оно достигало семи футов в высоту, раскидывая идеально сформированные безлистные ветви.

Голубые ветви склонились к Пауку. Робко, как застенчивый ребенок, одна коснулась его плеча. Он протянул руку, и ветви ткнулись носом в его ладонь.

Он вытащил из тачки мешок с кормом и протянул дереву горсть зернистого серого порошка. Маленькая ветка задела его, зачерпнув порошок крошечными щелочками в коре. Ее собратья потянулись к его ладони, и все дерево наклонилось ближе к пище.

Посад продолжал загонять удобрение в почву трезубой садовой вилкой.

— Вы его балуете, — сказал он.

— Ничего не могу с собой поделать. Он такой любезный. — Паук скормил остатки корма дереву и пожал руки оставшимся веткам. — Извините, ребята. Больше нет.

Ветви коснулись его плеч, словно в знак благодарности, и дерево выпрямилось. Паук смотрел, как зерна корма плывут по стволу, непрозрачные и светящиеся, как снежинки, превращенные светом в крошечные звездочки.

Дерево было жизненно необходимо для слияния. Только с его помощью Джон мог соединить тело Женевьевы с растительной тканью. Этот процесс уничтожит ее волю и обеспечит полное подчинение. Слияние несет в себе свои опасности, размышлял Паук. Женевьева может потерять все свои когнитивные способности, что сделает ее бесполезной для него. Она может сохранить слишком много воли, и тогда она попытается убить его. Но у него не было выбора в этом вопросе. Дневник был просто слишком важен.

Посад перекинул тряпку через плечо и подтолкнул тачку вперед. За последние несколько дней опухоль на его спине и правом боку увеличилась, как это всегда бывало, когда колония собиралась разделиться. Толстые пурпурные вены обхватывали плоть горба под розовой блестящей кожей. Это притягивало взгляд.

Как и большинство измененных людей «Руки», Посад был задуман как оружие. Он должен был стать Мастером пчел, повелевать роями смертоносных насекомых. В боевых условиях идея оказалась крайне непрактичной, но Посад нашел свою нишу, заботясь о растениях, которые снабжали их химическими веществами для переделки людей.

— Я не могу найти Лаверна, — сказал Посад, стряхивая грязь с брюк большой правой рукой-лопатой.

Паук на мгновение задумался. Лаверн был одним из самых сильных охотников, но более неуравновешенным, чем большинство. Он проявлял склонность к каннибализму, а это означало, что его вот-вот заменят. Его использовали только под строгим надзором, и, насколько Пауку было известно, Лаверн не должен был покидать дом.

— Расскажи, — сказал Паук.

Посад поморщился.

— Кармаш велел держать ухо востро. Лаверн был в порядке вчера вечером, но сейчас он не в порядке.

Его заместитель отослал Лаверна. Паук почувствовал, как его захлестывает волна ярости, и мысленно сосчитал до трех.

— Ты уверен?

— Золотая мята с ним больше не связана. Пойдемте, сами увидите.

Они пошли по тропинке. Тачка скрипела с постоянной регулярностью, звук изношенных колес смешивался с сухим хрустом гравия.

В ноздри Паука ударил запах застарелой мочи. Тропинка повернула, и они остановились перед огромным цветком. Семи футов в ширину и бледно-желтого цвета, он распластался на земле, поднимаясь до пояса Паука. Фурункулы величиной с кулак, наполненные мутной жидкостью, покрывали толстые створки мясистых лепестков. Сеть бледных ложных тычинок поднималась к потолку, закрепившись за деревянный каркас крыши теплицы.

Вблизи вонь сточных вод выжимала влагу из глаз Паука. Он вглядывался в запутанную паутину нитей, ища настоящие тычинки среди засилья ложных. Он насчитал тридцать одну. Тридцать вторая тычинка свесилась в сторону, ее рыльце покрылось густым белым пушком. Тычинки созрели и дали пыльцу. Связь между магией Лаверна и цветком больше не подавляла его развитие.

— Лаверн мертв, — сказал Посад. — Я подумал, что вам следует знать.

Паук кивнул. Садовник протянул руку и срезал тычинку коротким толстым ножом. Это был второй человек, которого они потеряли в Трясине с тех пор, как Сериза покинула Крысиную нору. Первым был Тиболд, что не явился с докладом и которому вчера отрезали тычинку. Теперь Лаверн, который должен был сидеть в безопасности на базе.

Паук вышел из оранжереи и быстрым шагом направился в свой кабинет. У подножия лестницы стояла маленькая корзинка из тростника. Он посмотрел на нее секунду и поднялся по лестнице. На площадке стояли еще две корзины. Он прошел мимо них и оказался в коридоре наверху. Узкий коридор был усеян другими предметами, сплетенными из тростника. К стенам были прислонены штабеля носилок, корзины для белья и хлебницы. Круглые мусорные баки, поставленные друг на друга, образовывали колоннады из тростника. Замысловатые корзины соперничали за место с цветочными корзинами. Их сухой растительный запах смешивался с вонью водорослей, которая всегда наполняла дом.

Паук прорычал что-то себе под нос, увернулся от башни круглых кашпо, шатающихся при каждом его шаге, и протиснулся в маленькую комнату, служившую приемной для его кабинета. Вейсан сгорбилась в кресле, ее пальцы сплетали ковер из камыша. Куча тростника лежала у ее ног рядом с такой же большой кучей корзин.

При его приближении Вейсан вскочила на ноги, ее сильные руки разорвали сплетенный ковер.

— М'лорд!

— Пригласи Кармаша ко мне, — приказал он.

— Да, м'лорд.

Между ним и дверью стояло огромное тростниковое создание, похожее на полую утку. Паук пинком отбросил ее в угол.

— И перестань загромождать это место. Мы не торговцы корзинами.

— Да, м'лорд.

Он вошел в свой кабинет и прошел мимо прямоугольного массивного антикварного стола к окну. Кромешная тьма. Потребовалась доля вдоха, чтобы его улучшенные глаза привыкли, а затем темнота расцвела, раскрываясь перед ним подобно цветку, чтобы показать цепочку кипарисов рядом с затопленной равниной.

Кармаш ослушался его. Опять.

Гнев Паука привел его чувства в состояние перезагрузки, когда имплантированные железы впрыснули катализаторы в его кровь. Он отодвинул раму и распахнул окно. На него обрушился каскад ночных запахов и звуков. Его острый слух уловил особую походку Кармаша, и он повернулся лицом к двери. Шаги приблизились, и Паук ощутил мускусный запах пота разъединителя.

— Войдите, — рявкнул он. Последовала короткая пауза. Дверь распахнулась. Кармаш вошел внутрь, его неуклюжая фигура заслонила дверной проем. Он закрыл за собой дверь. С его седых волос капала влага. Ноздри Паука уловили запах болотной воды.

— Ты что, купался? — спросил Паук.

— Да, м'лорд.

— Вода была теплой?

— Нет, м'лорд. — Здоровяк переминался с ноги на ногу.

— Значит, это был скорее бодрящий, тонизирующий опыт?

— Да, м'лорд.

— Вижу.

Он повернулся к столу и уставился на кипу бумаг. Он слышал учащенное сердцебиение Кармаша.

— Милорд, мне очень жаль…

Паук ударил кулаком по столу. Толстая верхняя доска сломалась с деревянным хрустом. Ящики с треском распахнулись, выпуская поток рассыпанных бумаг, маленьких коробочек и металлических чернильниц. От обломков исходило едкое облако дорогих благовоний. Паук схватил половину разрушенного стола, верхнюю доску, ящики и все остальное и швырнул через всю комнату. Все это ударилось о стену и разлетелось на мелкие обломки.

Паук медленно, неторопливо развернулся на пятках. Вся кровь отхлынула от лица Кармаша, и его кожа по белизне соответствовала волосам. Паук сделал два шага к оставшейся части стола и изучил ее.

— Я разочарован в тебе, — сказал он.

Кармаш открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его. Паук присел на край обломка стола и посмотрел на него. От Кармаша исходил запах страха, который дрожал в его глазах, прорываясь сквозь сжатые пальцы его больших рук, проявлялся в том, как он слегка сгибал колени, готовый бежать. Паук изучал этот страх и впитывал его. На вкус он был сладким, как хорошо выдержанное вино.

— Давай повторим, — сказал Паук, произнося слова с кристальной четкостью тем терпеливым, медленным голосом, каким говорят с непослушным ребенком или женщиной, которую хотят вывести из себя. — Какая часть моих инструкций была тебе непонятна?

Кармаш сглотнул.

— Все части были понятны, м'лорд.

— Похоже нет, потому что твои действия не соответствовали моим словам. Произошло недоразумение. Давай закрепим это. Повтори то, что я приказал тебе делать.

Паук уставился на Кармаша тяжелым немигающим взглядом. Их взгляды встретились, и Паук увидел, как ужас смыл с глаз Кармаша всякое подобие мысли. Здоровяк впал в паническое оцепенение. Кармаш открыл рот. Не было слышно ни звука. Пот выступил у него на лбу и заскользил по бледной коже к белым кустистым бровям.

— Начинай, — сказал Паук.

Кармаш напрягся и выдавил из себя короткое слово.

— Вы…

— Я тебя не слышу.

Кармаш отвел взгляд, мышцы на его подбородке напряглись. Он быстро заморгал, застыв на месте. Паук изучал его шею, воображая, как он протягивает руку, хватается за горло стальной хваткой, давит дыхательную трубку, пока хрящи с легким хрустом не лопаются под его пальцами.