Глава 16

На следующий день вечером я решился прогуляться по саду, чтобы развеяться и избавиться от плохих мыслей, которые в последнее время не давали мне покоя.

День угасал. Солнце, прячась за горизонтом, таяло, оставляя на земле оранжево-золотистые блики, которые мягко ложились на все окружающие предметы. Шелковистая прохлада ласкала лицо, от такого блага мне вдруг захотелось петь, и мысли снова вернулись к ней, к моей певунье.

Возле ворот ко мне подошла небрежно одетая женщина с выбившимися из под выцветшей косынки пышными седыми волосами. От неё пахло винным перегаром, я невольно поморщился.

- Позовите, пожалуйста, Эльвину, - вежливо попросила она, уверенная почему-то в том, что все в больнице знают её дочь.

Это была мать Эльвины, о тяжёлой судьбе которой не раз рассказывала мне девушка.

Во время войны она потеряла любимого человека, со смертью которого никак не могла смириться и начала пить. Болезнь дочери совсем выбила её из колеи. Жила она в этом же городе, но девушка не разрешила ей появляться в больнице. Боялась, что придёт в нетрезвом виде. Врачи иногда отпускали Эльвину домой повидаться с матерью.

Минуту я с любопытством рассматривал её, пытаясь найти в отёкшем лице признаки былой красоты, о которой говорила мне девушка, но ничего не увидел, кроме больших серых глаз, блестевших от выпитого вина.

- Что вы так смотрите на меня? – спросила женщина с раздражением.

Я молчал, не зная, что ей ответить, а она опять задала мне вопрос:

- Как тут она?

- Нормально, - соврал я, - всё песни поёт, певунья она здесь у нас.

- На это Эльвинка мастер, - сказала она, вытирая платком набежавшие слёзы, а потом добавила, - поёт всё себе на беду.

- Что вы такое говорите? – испугался я. – Разве так можно?

- А что говорить? – горестно ответила она с чувством какой тоскливой безысходности. – Кто много поёт, того счастье обойдёт. Я тоже всё пела…

И тут как по заказу до слуха нашего долетела песня:

На закате тучки тают,

Тучки розовые сплошь,

Вся от солнца золотая,

Ты на лодочке плывёшь…

- Вот она… посмотрите на неё, - только и успела проговорить мать.

Эльвина подбежала и бросилась к ней на шею.

В этот раз девушка была какая-то особенная, непохожая на себя, но не менее привлекательная, чем всегда. Волосы её были уложены коронкой на голове, в которой белели несколько искусно приколотых ромашек. В белом своём платьице она вся светилась и словно растворялась в розовых лучах уходящего солнца вместе со своёй песней, которая так гармонично сочеталась со всем её обликом. Я не сводил с неё восторженных глаз. И в эту минуту у меня появилось странное ощущение, что будто вся она какая-то сказочная, сотканная из шелеста трав, росы и запаха цветов. И, представь себе, это чувство живёт во моём сердце до сих пор.

Встретившись со мной взглядом, она засмущалась, улыбнулась мне как-то загадочно-грустно и поторопилась скорее увести мать на скамейку.

- Мам, ты опять? – тихо спросила Эльвина, наклонившись к ней.

- Нет, тебе показалось, доченька, - ответила она, доставая из тряпочной сумки яблоко. - На-ко, отведай, антоновка, вкусное.

- Ты же обещала, мама. Ну как тебя ещё просить? - с укоризной проговорила девушка, и в голосе её было столько горечи, что мать не выдержала и расплакалась.

- Прости, Эльвинушка, сорвалась было опять, - оправдывалась, всхлипывая, она. – Уж больно ноша-то тяжела, не по плечам мне оказалась.

Эльвина усадила мать на скамейку и опустилась перед ней на колени:

- Умоляю, родная, перестань, пожалуйста, ради меня, ради нас с тобой.

И, с трудом сдерживаемые, слёзы потоком полились по щекам.

- Уймись, ласточка моя, успокойся, не буду больше, брошу зелье это проклятое, - говорила мать, покрывая поцелуями пылающее лицо дочери. – У тебя опять жар? О, Боже, за что же ты нас так наказываешь?

- Перестань, мамочка, успокойся, смотри, на нас люди смотрят.

На них никто не глядел, но все, кто находился поблизости, слышали их. Эльвина прижала голову матери к своей груди:

- Я чувствую себя нормально. Спроси у кого хочешь, если не веришь. Просто я сегодня перегрелась на солнышке. Всё будет хорошо.

В это время на крыльце показалась тётя Глаша. Сердито размахивая руками, она набросилась на мать.

- Как тебе не стыдно? Приходишь расстраивать больную девочку. Ещё матерью называешься! Пойдём, Эльвинушка, в палату, а то врач ругаться будет.