— Вы должны быть осторожны, — мягко говорит она. — Эта девушка — не просто какая-то девушка.

— Мы едва знаем её, - протестует Эйден, всё ещё придерживаясь нашей истории, не обращая внимания на то, что моя мать уже поняла, что всё это ложь.

— Не обращайся со мной, как с какой-то наивной старухой, — начинает мама, немедленно поднимая руку, когда Эйден пытается прервать её, — и не рассказывай мне подробности, потому что я не хочу знать. Но я знаю, что никогда не видела, чтобы кто-то из вас смотрел на девушку так, как вы смотрите на Грейс.

Я простонал.

— Это не так…

Мама наклоняется ко мне, её голос звучит тихо.

— Тебе лучше быть чертовски уверенным, что это не просто интрижка, потому что эта девушка — дочь Президента. И то, как она говорит о вас обоих… это просто вопрос времени, когда кто-то заметит.

— Бесс, ничего нет… — начинает Эйден.

— Я уже сказала тебе, что мне не нужны подробности. Но это невежливо — так откровенно лгать мне в лицо. — Мама упирает руки в бока и сердито смотрит на нас. — По крайней мере, придумайте историю получше той, что у вас есть, слышите? Потому что если у вас троих что-то происходит…

— О Боже, Бесс, — шипит Эйден.

Она прищуривает глаза.

— Вы оба должны быть осторожны. Вы же мужчины. Если бы что-то подобное вышло наружу, вы были бы крутыми парнями в кампусе. Она будет разрушена. Это неправильно, заметьте, но именно так устроен мир.

— Мы очень осторожны, мама.

— Ной, — шепчет Эйден.

— О, пожалуйста, ты же слышал её, она всё равно знает. Ничего не выйдет наружу. Мы позаботимся об этом.

— Вы привезли её в Вест Бенд, — шепчет мама. —Когда вы втроем строите друг другу глазки всю ночь, удивительно, что ещё никто ничего до сих пор не понял.

— Мы гораздо хитрее, — отвечаю я. По крайней мере, я думал, что мы такие. Я не думал, что это написано на наших лицах, как, кажется, считает моя мама.

— Только не будьте идиотами. И не разбивайте ей сердце.

— Никто никому не разобьёт сердце, мама, — резко говорю я.

— Да, ты же знаешь, что у Ноя даже нет сердца, — замечает Эйден.

— Это очень смешно слышать от парня, который… — начинаю я, но мама перебивает меня.

— Я серьёзно, мальчики, — твёрдо говорит она. — Любовь достаточно сложна, когда в неё вовлечены два человека. Я не хочу видеть никого из вас с разбитыми сердцами.

— А кто говорит о любви? — спрашиваю я.

— Никто из вас этого и не делал, — произносит она. — Но назовите это материнской интуицией.

Когда я смотрю, как Грейс возвращается во двор вместе с моим отцом, одетая в белый сарафан, её длинные каштановые волосы падают на плечи, у меня мелькает мысль, что моя мать, возможно, не так уж безумна в своих разговорах о любви.

37

Грейс

— Та-да! — Ной жестикулирует.

— Так это раньше была твоя комната? — Я осматриваю помещение над гаражом. Это большая открытая комната, устроенная как гостевая спальня с двумя кроватями на противоположных концах, ковром посередине и картинами с пейзажами Колорадо на стенах.

— Ну, когда Эйден переехал к нам, она стала нашей, — говорит Ной. — Я не был здесь уже много лет. Подумал, что мама могла бы превратить её в офис или что-то в этом роде.

— По крайней мере, она сняла постеры и всё остальное дерьмо со стены, — произносит Эйден. — Везде было футбольное дерьмо. Помнишь?

— Это было похоже на взрыв футбольного мяча, — отвечает Ной. — Ты уверена, что не хочешь остаться здесь на ночь? Или в городе? Там есть гостиница типа пансиона. Владелица, Джун, очень милая. Она будет осторожна.

Я качаю головой.

— Моё прикрытие состояло в том, что я приехала сюда на интервью. Когда моя мать узнает, что оно было «отменено», то будет удивляться, какого чёрта я до сих пор делала в Вест Бенде. Или в этом доме, если моя охрана проболтается.

— Ты добрый человек, который решил посетить сестру одного из твоих крупных благотворителей в качестве одолжения, потому что у сестры есть небольшая одержимость тобой.

Я смеюсь.

— Анни была очень мила.

— Моя мать допрашивала тебя? — спрашивает Ной. — Она может быть немного… активной.

— Она была великолепна. Оба твоих родителя, — отвечаю я им, и это правда. Они такие родители, о которых я мечтаю, — любящие, добрые и искренне заботящиеся о своих детях. У Пола и Бесс были такие отношения, которые я надеялась бы иметь через двадцать лет; то, как они всё ещё смотрели друг на друга, даже посреди вечеринки, ясно давало понять, что они по-прежнему по уши влюблены.

— Значит, она вела себя с тобой наилучшим образом, — говорит Ной.

— Возможно. — Теперь я понимаю, как Бесс могла вытянуть из кого-нибудь информацию. Она относилась к этому небрежно, мягко подталкивая, пока готовила десерт, но она определённо прощупывала. Интересно, сколько всего обо мне, Ное и Эйдене она собрала до кучи.

— Она спрашивала тебя о нас? — задаёт вопрос Эйден.

— Нет. Почему? Она спрашивала обо мне?

Ной и Эйден смотрят друг на друга.

— Она знает, что между нами троими что-то происходит, но она также знает, что не должна ничего говорить. На самом деле, она больше беспокоилась о том, что мы причиним тебе боль.

— Причините мне боль?

— Она велела нам не причинять тебе вреда. Я имею в виду твоему сердцу. Только не физически. Только не… твоей заднице или что-то в этом роде. — Ной болтает так, как обычно, когда сильно нервничает.

— Моей заднице?

— Её заднице? — Эйден задаёт этот вопрос одновременно со мной, подчеркивая его громким фырканьем.

— Я рада, что твоя мать не беспокоилась о моей заднице.

Я беспокоюсь о твоей заднице, — говорит Эйден, протягивая руку, чтобы положить её на упомянутую точку.

— Неужели? — спрашиваю я. — А что именно тебя беспокоит?

— Ну, очевидно, я беспокоюсь, что твоя задница начинает чувствовать себя забытой.

— Хм, — задумчиво протянула я. — Мы этого не хотим.

— Нет, мы определённо не хотим ничего подобного, — соглашается Ной. Он подходит ближе, обнимает меня за талию, притягивает к себе, и я падаю ему на грудь. Он требовательно целует меня без лишних слов. Потянувшись к Эйдену сзади, я хватаю его за рубашку и поворачиваюсь, чтобы поцеловать его следующим. Его поцелуй стал мягче, нежнее.

Быть с ними обоими становится так комфортно.

Слишком комфортно.

Я думаю, что могу влюбиться в них.

Эта мысль всплывает в моей голове, когда мы снимаем одежду, и остается в моей голове, когда они осыпают мое тело поцелуями. Она остаётся в моей голове, пока их губы покрывают мою грудь, бёдра, между ног. Они сменяют друг друга, их языки на мне, а пальцы внутри меня, в ритме, который образовался между ними.

Эта мысль продолжает крутиться в голове, как будто она на повторе, снова и снова, когда Эйден отступает, а Ной ныряет между моих ног. Снова и снова его пальцы проникают в меня, пока я не начала терять всякое чувство разума.

Снова и снова, пока… Ной не отстраняется, и я открываю глаза, чтобы увидеть Эйдена, стоящего рядом с нами, держащего…

— Что это за чертовщина? — спрашивает Ной.

Эйден усмехается.

— Это празднично.

— Откуда ты это взял?

— Принёс его с собой. — Эйден ухмыляется, держа в руках красно-бело-синюю анальную пробку, украшенную сверкающими звёздами серпантина. — Мне нравится быть подготовленным.

— Это что, анальная пробка на четвёртое июля? — спрашиваю я. Я не знаю, что мне делать — то ли ужаснуться, то ли заинтересоваться. Ужаснуться. Я определённо должна была бы ужаснуться. Вот только пульсирующая боль между ног не позволяет мне так сильно испугаться.

Даже Ной смеётся.

— Какого хрена, чувак?

— Нам не удалось поехать в город на фейерверк…

— Значит, ты решил, что мы сами создадим свой дома? — спрашиваю я.

— Каждый раз, когда мы вместе, это фейерверк. Я просто подумал, что мы должны добавить немного больше… шика.

— Шика? — переспрашиваю я.

— Ну? — Эйден выжидающе смотрит на меня. — Ты собираешься нам его продемонстрировать?

Да, это те парни, в которых я просто влюбляюсь — те, кто покупает патриотические анальные пробки, чтобы отпраздновать День Независимости.

Я, возможно, схожу с ума.

Не сводя глаз с Эйдена, я иду к кровати, преувеличенно покачивая бёдрами. Потом встаю на четвереньки, прямо там, на кровати в их школьной спальне, выгибаю спину и поднимаю свою задницу в воздух.

Я определённо схожу с ума.

Ной рычит, когда присоединяется ко мне, стоя на краю кровати рядом с моей головой и направляя свой член к моему рту. Знакомый вкус его тела вызывает жар в моём сердце, и когда я слышу звук рвущейся обёртки презерватива и чувствую Эйдена на кровати позади меня, я думаю, что могу просто кончить от предвкушения всего этого.

Но Эйден не просовывает свой член внутрь меня — пока нет. Он дразнит меня, его пальцы скользят по моей влажной киске, когда он тянется между моих ног, чтобы потереть клитор. Этот жест вызывает возбуждение, проносящееся по всему моему телу. Шок холода, влага от смазки на пробке, заставляет меня дрожать, и первоначальный укол боли, когда он вводит её в мою задницу, быстро затмевает удовольствие, когда проталкивает её внутрь.

Ной ухмыляется, вырываясь из моего рта.

— Это чертовски смешно.

Я поворачиваю голову через плечо и вижу позади себя сверкающие звездно-полосатые ленты, похожие на сверкающий красно-бело-голубой хвост. Когда Эйден слегка задевает их, они преломляют свет, посылая красные, белые и синие мерцания через комнату.

— Я не могу поверить, что надела это.

— Это празднично, — говорит Эйден, но я быстро забываю о любом празднике, когда он толкает свой член к моему влажному входу. Я забываю всё о звёздно-блестящей анальной пробке, когда член Эйдена скользит в мою киску, и я обхватываю губами член Ноя.

Тогда в мире нет ничего другого, кроме почти ошеломляющего ощущения наполненности этими двумя мужчинами.

Я толкаю свои бёдра назад, встречая Эйдена удар за ударом, когда он трахает меня, толкая анальную пробку в мою задницу всё сильнее и сильнее, его движения становятся более сильными. Ной хватает меня за волосы с обеих сторон, засовывая свой член мне в рот в такт движениям Эйдена.