ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Процессия из двенадцати всадников и десятка собак покинула замок на рассвете. Долина тонула в тумане, и кони били копытами по мокрой траве, разбрызгивая капли росы.

Грегори впервые с прошедшей осени оказался в седле своего вороного коня, и тот, заметно отвыкший от хозяина, слушался не очень-то хорошо. Грегори то и дело приходилось сильнее сдавливать его бока и натягивать поводья, но тогда конь норовил рвануться вперёд, и так же резко приходилось тормозить.

То и дело он бросал смущённые взгляды на Ласе, которая, в свою очередь, поглядывала на него искоса с едва скрываемой улыбкой. Улыбку эту Грегори воспринимал как насмешку. Она выводила его из себя, и он ещё сильнее пришпоривал коня, чтобы затем с ещё большим трудом пытаться с ним совладать.

— Позвольте вам помочь, — шепнул Данстан, перехватывая поводья, но Грегори тут же рванул их из рук слуги.

— Думаешь, я верхом держаться не умею?

Данстан промолчал.

— Это всё из-за тебя, — прошипел он. — Всё потому, что ты вспорол брюхо моему коню!

— Само собой, милорд, — он поджал губы и заставил лошадь сделать шаг назад. Больше он не пытался помочь — молча ждал, пока Грегори совладает наконец с конём.

Самому ему достался немолодой мерин. При всём желании Данстан не мог расценивать это иначе, как оскорбление — такая лошадь подходила разве что крестьянину, но никак не воину или даже заложнику. Он, тем не менее, молчал, прекрасно понимая, что от этой охоты лично ему ничего хорошего ждать не стоит.

Слова наместника всё ещё крутились у него в голове, и выглядели они разумными до боли. Грегори должен был жениться. Сэр Генрих придумал отличный вариант, при котором их конфликт был бы разрешён — Грегори снова стал бы наследником, и они вместе с Ласе унаследовали бы замок уже после смерти Генриха Вьепона.

Ему же, Данстану, не на что было надеяться с самого начала. Его происхождение было слишком сомнительно, чтобы он мог называть себя дворянином и был бы нужен кому-то из семьи. Здесь же он навсегда остался бы слугой. Его странное чувство к молодому лорду было запретным и губительным для них обоих, и если ему самому было нечего терять, то Грегори вполне мог надеяться на настоящую правильную жизнь.

Ласе нравилась ему — Данстан видел это своими глазами. Возможно, она не любила его — но брак никогда не имел отношения к любви. Кроме того, ему самому Грегори никогда не давал повода думать, что чувства Данстана не безответны. Да, Грегори хотел его, но, судя по всему, Грегори сейчас было всё равно, кого хотеть.

Сэр Генрих был ещё достаточно милостив, предлагая ему возможность уехать и вступить в гильдию, стать в городе мастеровым и прожить свою собственную правильную жизнь.

И в то же время при одной только мысли о том, чтобы стать подмастерьем, прислуживать кому-то, кроме Грегори, и всю жизнь жить в каменных стенах маленького домика с тусклым очагом, Данстан сжимал пальцы на поводьях так, что сводило запястье.

Он не хотел уходить. Как бы плохо ни относились к нему в замке. Он готов был уйти, чтобы вернуться домой, но этого не мог бы предложить ему никто. Никакой правильной жизни он не хотел, кроме одной — служить Грегори, даже если тот обзаведётся женой.

Данстан следовал за господином как тень весь день, всё ещё не зная, какой должен дать ответ. Грегори же к полудню, справившись с конём, стал вести себя так, как вёл всегда — носился вслед за собаками, норовя вместе с ними добыть дичь, кричал, подбадривая псов, и лез вперёд как только мог.

Ласе была забыта напрочь, потому что вела себя пристойно и следовала по правую руку от наместника. Тот, в свою очередь, тихо свирепел, но поделать ничего не мог. За Грегори он не беспокоился, но то, что тот не собирается уделять внимание его дочери, приводило сэра Генриха в ярость. Ему начинало казаться, что Грегори не способен на привязанность вообще. Он был ещё мальчишкой и из него вышел бы отвратительный муж — и ещё худший лорд. Оставалось лишь напоминать себе, что для того и нужен этот брак — чтобы Грегори не помышлял об управлении замком.

К вечеру, однако, Грегори всё-таки порядком устал и стал держаться наравне со всеми. Ласе завела с ним разговор, и Грегори отвечал вполне вежливо, почти не поглядывая в сторону продолжавших носиться кругом псов. Когда же сэр Генрих распорядился остановиться на привал, пока свита устанавливала шатры, Ласе потянула Грегори за собой в лес.

— Вы покажете мне самые красивые места, — обещала она сама себе. Грегори с улыбкой следовал за ней. Данстан поколебался немного — по всему выходило, что в лесу парочка отлично справится и без него — но всё-таки решил, что его долг оставаться рядом с господином, и, привязав лошадь к дереву, направился за ними. Он шёл тихо, стараясь не бросаться в глаза и оставаться под прикрытием кустов. Стыдно не было, потому что стыд затмевала злость — необоснованная, как он сам понимал, но от того не менее сильная.

— Вы прекрасный охотник, — Ласе с улыбкой смотрела на Грегори. Они шли вдоль узкой просеки, убегавшей на закат.

— Спасибо, — Грегори улыбнулся. — Вы тоже прекрасно себя показали. Жаль, что ваш сокол так и не пригодился.

— О, пустяки, — не переставая улыбаться, Ласе махнула рукой. — Я больше хотела показать вам эту великолепную птицу, чем пускать её в бой, — она остановилась и заступила Грегори дорогу. — Ведь как я и сказала, она может стать вашей навсегда.

Грегори улыбнулся краешком губ.

— Птица великолепна, — согласился он. — Но я больше привык к собакам. Особенности жизни на границе, увы.

— Вы лукавите, — Ласе отразила его улыбку. — Я знаю, что вы жили в столице. У отца есть там дом и стоило бы вам только захотеть, как вы могли бы уехать туда.

— Самое главное слово здесь — захотеть, — в улыбке Грегори проскользнул холодок, — а я вовсе не хочу покидать родной замок в отсутствие отца.

Ласе говорила что-то ещё, но разговор стремительно вылетел из зоны внимания Грегори, когда взгляд его упал на землю, и он увидел в наступавшем полумраке примятую копытами траву.

Грегори присел на корточки, разглядывая след. Сердце ускоряло бег.

— Что там? — Ласе заметила наконец, что её уже не слушают, и тоже посмотрела под ноги.

— Кабан, — тихо сказал Грегори, и сердце его стукнуло так, как ни разу ещё не билось при мысли о Ласе.

Он резко встал и огляделся. Собаки были слишком далеко, но след был слишком свежим, чтобы упустить дичь.

Окончательно перестав обращать внимание на Ласе, Грегори почти бегом бросился к лагерю, но пробежал несколько метров и, увидев, что, подобрав юбки, Ласе несётся за ним, передумал. Ласе наверняка не удержала бы язык за зубами — Грегори видел в её глазах, что энтузиазма его она не разделяла и если бы даже и согласилась выслеживать кабана, то вместе со всеми, а Грегори этого не хотел.

Он хотел убить лесного зверя в одиночку, как подобало мужчине, и швырнуть его тушу под ноги Тизону, чтобы тот понял, что Грегори давно уже повзрослел достаточно, чтобы взять в руки собственный щит.

— Жди здесь, — бросил он Ласе. Ощупал меч у бедра, будто опасаясь, что тот мог исчезнуть, и бросился в другую сторону.

Вернувшись к следу, он замедлил ход и теперь уже двигался медленно, обращая внимание на каждую мелочь. Земля была влажной, и следы виднелись хорошо, Грегори почти не сомневался, что сможет выследить дичь без собак. Ласе следовала за ним, но совсем недолго — Грегори даже не заметил, когда она успела исчезнуть из виду, так поглотил его азарт.

Час или около того он следовал за кабаном, пока не увидел его — впервые в жизни он видел такого огромного зверя живьём.

Сердце понеслось вскачь. Он вынул из ножен меч и проклял всё, когда тот лязгнул, так что кабан обернулся и глухо зарычал.

С пару секунд Грегори и кабан смотрели друг на друга, а потом одновременно ринулись вперёд.

В последнюю секунду Грегори ударил кабана за левой передней ногой мечом, а сам ушёл в сторону, но и кабан не стал атаковать напрямик. Взвыв от боли, он развернулся и, раньше чем Грегори сумел подняться, кинулся на него со спины. Огромные клыки почти вонзились в его плечи, когда Данстан бесшумно скользнул из кустов и ударил кабана в живот. Тот завизжал ещё более оглушительно и, забыв про первую цель, бросился на своего обидчика. Данстан не успел отступить, когда кабан повалил его на землю и полоснул клыками по плечу. Грегори же вскочил на ноги мгновенно и, набросившись на зверя, оседлал его и перерезал горло, залив и себя, и лежащего на земле Данстана тёмно-красной горячей кровью.

Он ещё не восстановил дыхание, когда сбоку послышались приветственные крики и аплодисменты.

Грегори перевёл безумный после боя взгляд с туши кабана на собравшихся зрителей. Впереди всех стояла Ласе, и лицо её сияло так, будто это она победила кабана.

— Ты восхитителен! — крикнула она.

Сердце Грегори всё ещё бешено стучало.

Он медленно перевёл взгляд обратно на добычу.

Данстан, прижатый весом двух тяжёлых тел, лежал неподвижно. Глаза его были закрыты.

Грегори соскочил вбок и, сам не заметив как, сумел отбросить огромную тушу, попытался найти рану, но крови было слишком много, чтобы что-нибудь понять.

Где-то вдали продолжали шуметь зеваки, а Грегори стало так страшно, как не было ещё никогда. Ему не было страшно, когда кабан смотрел на него, и когда его конь первым нёсся в атаку в деревне Армстронгов, и только теперь ему показалось, что руки перестают его слушаться. Он не чувствовал кончиков пальцев, которыми пытался нащупать рану, и, только разорвав на Данстане рубашку, смог наконец разглядеть глубокие борозды от клыков кабана.

— Надо отвести его в замок! — крикнул он, заметив, что к нему приближается Ласе.

Ласе в недоумении посмотрела на него.

— А как же кабан?

Грегори с трудом поборол желание наброситься на неё и придушить прямо тут.

— Оставляю его вам, — он подхватил Данстана под мышку и, закинув себе на плечо, направился к толпе.