— Грегори, победи. Для тебя и твоего положения в замке это в любом случае будет хорошо.
— Я даже не рыцарь! — Грегори говорил шёпотом, но Данстан чувствовал, что если бы он мог — то кричал бы сейчас.
— Ты им будешь. Остальное зависит от тебя.
И в самом деле, за три дня до начала турнира, когда помимо них вокруг озера уже был рассыпан десяток шатров, Грегори навестил посланец Тизона.
Его пригласили в шатёр к сенешалю, где кроме него оказалось уже достаточно много гостей — здесь были оба дяди Грегори, сам сенешаль Тизон, ещё несколько десятков рыцарей и незнакомый аббат.
— Ты обращался ко мне с просьбой о посвящении в рыцари, — произнёс сенешаль после приветствия.
Сердце Грегори стукнуло, и он сжал пальцы в кулак, чтобы не выдать волнения. Как никогда он жалел, что в эту секунду Данстан не стоит рядом с ним.
— Да, — Грегори обнаружил, что голос его охрип, но прокашляться не решился.
— Я думаю, что ты готов. Три ночи ты должен провести на посту. Затем, тридцатую ночь мая ты проведёшь в церкви, в бдениях и размышлениях о своём будущем — под опекой отца Брюнэ.
Грегори повернулся к незнакомому аббату и изобразил лёгкий поклон.
— Затем возвращайся сюда. И будешь посвящён.
Если бы Грегори и разрешили спать, эти три ночи он бы всё равно не спал. Есть он тоже не мог — даже постный хлеб, который позволял пост.
Наконец наступила последняя ночь, ночь бдений. Отец Брюнэ отвёз его в аббатство на границе с землями Армстронгов — аббатство Дандренон — и, опустившись на колени, Грегори склонил голову в молитве.
Молиться долго он не мог. Мысли теснились в его голове, и большая их часть мало приличествовала тому месту, в котором он проводил ночь.
Грегори думал об отце. О том, вернётся ли когда-нибудь сэр Роббер, и как долго ему следует оставаться верным памяти отца. Из рыцарей, отправившихся следом за Роберром в Палестину, вернулись только двое, но никто из них не мог сказать, что стало с отцом.
Он думал о сэре Генрихе, который никогда не был ему близок так, как отец или Тизон. О том, почему отец оставил управлять замком именно его. И о том, что было бы лучше для рыцарей, для братьев, для крестьян — кто был бы для них лучшим лордом, Генрих или он?
Грегори думал о Тизоне, который был ему близок — но предал его так внезапно и стал настолько чужим за прошедший год.
Думал о Данстане — который за этот же год из врага и пленника стал ему больше чем братом, стал второй половинкой его самого. О Данстане, без которого он уже не мог, хоть и не понимал толком себя самого.
«У язычников есть легенда, — думал он, — о том, как боги раскололи надвое людей, наказав их за что-то, ведомое только им. И бродят теперь половинки тех древних людей по земле, и ищут друг друга, чтобы слиться назад, в одно. Если это так, то моя половинка — Данстан. И если была когда-либо прошлая жизнь у наших душ, в которой боги раскололи нас, то в ней мы были одно».
Он вспоминал с болью те вечера, когда Данстан ещё не принадлежал ему. Когда сэр Генрих владел им, унижал его, причинял ему боль, а в силах Грегори было только смотреть.
И когда Грегори утром, поднявшись с коленей, вернулся в шатёр, когда Данстан надевал на него чистую рубаху и застёгивал доспех — все эти мысли слились в голове Грегори в одну. Он должен был стать лордом Вьепоном. Сэр Генрих должен был ответить за всё.
Турнир начался в тот же день, так что Грегори не успел даже переговорить с Данстаном — только опробовал нового боевого коня, на котором ему предстояло драться с копьём.
Впрочем, если бы у него было время, Грегори нечего было сказать. Ему было стыдно за все те месяцы бездействия, когда он и люди, верившие в него, такие как Доб, ждали, пока он осознает свою роль.
В первой же сшибке Грегори сбил противника на землю — и так же сшиб его во второй.
Он не думал о том, что делает, просто летел вперёд. Когда копьё противника невольно вздрагивало, и тот отводил плечо чуть назад, чтобы смягчить удар, Грегори не шевелился — он не мог представить себе, что такое боль от падения. Он знал, что упадёт противник, а не он.
Время уже клонилось к закату, когда Грегори выиграл шестой бой и спешился. Данстан снял с него шлем и поднёс к губам ковш с водой.
— Остался последний бой, — Данстан выглядел взволнованным, что случалось с ним не так уж часто, и Грегори неимоверно польстило, что тот волнуется за него.
Он усмехнулся.
— Хочешь сразиться разок за меня?
Данстан отразил его улыбку, но покачал головой.
— Жаль, что я не могу посвятить свою победу тебе, — сказал Грегори.
Данстан вздрогнул и невольно посмотрел туда, где среди зрителей возвышалась стройная фигура девушки в изумрудном плаще.
Грегори кивнул и, преодолев внезапное и неосуществимое желание поцеловать Данстана, закинул ногу в стремя.
Седьмой бой он выиграл точно так же без потерь.
Подняв копьё, он прогарцевал к ложе, где расположились сэр Генрих с приближёнными. Девушки заняли соседнюю ложу, и та, в изумрудном, стояла среди них. Грегори увидел её впервые за день, потому что победа интересовала его куда больше тех, кто на неё смотрел.
Девушка подкинула шарф, нанизывая его на кончик копья, а затем сбросила с плеч капюшон.
— Поздравляю с победой, дорогой брат. Я польщена, что ты посвятил её мне.
Сверкая искорками изумрудных глаз, перед Грегори стояла Ласе.
Комментарий к
*melee - групповые состязания в ходе рыцарского турнира