Изменить стиль страницы

Каспиан на земле тянулся к чему-то, но пальцы дрожали.

Генрик прищурился.

— Думаешь, можешь перехитрить меня? Я превратил всю Низину в культ. Твоя магия ведьмы не одолеет меня.

— Отпусти Каспиана, если не боишься, — дразнила его Бригида.

Он ухмыльнулся.

— Я вижу, куда ты клонишь…

Каспиан вонзил кинжал в бедро Генрика.

Генрик зарычал и отскочил, а Каспиан поднялся на ноги. Генрик бросился к Каспиану, Бригида послала щупальце темной силы, черного тумана, чтобы оно обвило Генрика, подняло над землей. Туман стал давить, и Бригида ощутила знакомое покалывание.

Тьма ощущалась как гнев, что когда-то у нее был. Она не была страшной, это был дар, только от Велеса, а не Мокоши. Где-то между мирами было место, брешь, где свет и тени соединялись, и там обитала ее сила. Она была дубом, ударенным Перуном. Она обитала на границе между мирами, она была ведьмой Мрока по крови, но была избрана и Велесом, и Мокошей.

Она подняла ладонь, призвала тьму к его лицу.

Сияние горящего леса потускнело.

Крики утихли.

Из леса донесся звук, похожий на гул реки.

Ее шею покалывало, Бригида посмотрела на деревья.

Черная тень поднималась над деревьями, отчасти скрытая серым дымом. Вода с ревом двигалась к ним.

Лилиана появилась из горящего леса, за ней волна поднималась выше рощи, и в ее руке была Коса Матери.

Но, когда вода стала опускаться, собираясь обрушиться на них, из гребня появилось множество женщин — наполовину скелетов — их чернильные волосы были с водорослями. Они направляли волну к ней.

Русалки.

Глаза Генрика, скованного тьмой, расширились.

— Что это, во имя тьмы, такое? — Генрик указал на руки скелетов, тянущиеся из волны к ним.

Каспиан ухмыльнулся.

— Твоя погибель.

Бригида прыгнула к Каспиану, обняла его, прося демонов защитить их.

— Молись, — прошептала она ему, он обвил ее руками.

Демоны за ней и те, кто пытался обступить Генрика, окружили их плотным кольцом, живая стена демонов против полны.

Русалки ехали на черных волнах, сбивая мужчин, пока вода затопляла поля. Неземная песня звенела над ними, вызывая дрожь, и мужчины очарованно глядели на них.

Их тела-скелеты становились красивыми, волосы блестели, и призрачные цветы распускались вдоль их пути, рожденные водой и умершие в ней.

Это было красиво и жутко одновременно.

— Не смотри, — выдохнула она Каспиану, но, когда она повернулась к нему, он глядел только на ее лицо.

— Я бы и не смог, — черное море заполняло пейзаж, смывая огонь, сбивая тех, кто сражался. — Особенно, если это я вижу последним.

Некоторые повернулись и побежали, другие еще боролись. Русалки неслись по воде. Они хватали мужчин из культа, утаскивали их в черные волны, топили.

Во главе была мамуся, сияла полночно-синей силой. Она скользила на волне к Генрику, скованному тьмой, вытянула Косу Матери, рассекая острием темные воды.

Тьма текла из его носа, она смотрела в его глаза, прижала ладонь к его лицу, коса оказалась за его головой.

Мамуся повернулась к Бригиде, глаза сияли. Она ждала с Генриком в своей хватке.

Генрик был для Мокоши. За Агату. За Дороту. За множество женщин, умерших из-за того, что поверили его лжи.

Бригида кивнула, медленно выдохнула и отозвала черный туман. Они опустились, мамуся опустила косу под его обезумевшие крики. Вместе с Генриком она пропала в черных водах, луна успела сверкнуть на ее осунувшемся призрачном лице.