Глава 3. Полусвет

5 октября

— Помните, вы как-то сказали мне, что не остановили бы меня, если бы я захотела сбежать?

Охранник медленно кивнул. Теперь Кирстин знала его имя — Кристер Блум.

Кирстин отвернулась и прошлась по скверу туда-сюда. Здесь, в Милане, всё так же накрапывал дождь. Когда Кирстин представляла себе Италию до этой поездки, этот край всегда казался ей солнечной страной, а теперь ей даже некого было спросить, бывает ли так всегда. Кирстин ни с кем не общалась в студии Гравы, даже с самим наставником предпочитала говорить только о камне.

Хотя работы её неизменно притягивали к себе взгляды, и если бы она оглянулась — то увидела бы, что не одна пара глаз обращена на её труд. В начале октября Кирстин даже получила первый, неловкий заказ: одна из девушек, занимавшаяся в студии по средам, как и она, просила её сделать каменный цветок, похожий на тот, что Кирстин вырезала в первые дни.

— Только не такой страшный, — просила она, — пусть в нём будет чуть больше нежности и чуть меньше тоски.

Кирстин кивнула. Вернувшись домой в тот же день она долго бессильно смотрела на срез камня. Мысли о нежности причиняли куда большую боль, чем тоска, к которой она уже привыкла. Они заставляли думать о том, чего Кирстин навсегда лишилась. И всё же, закрыв глаза и сделав над собой усилие, она взялась за цветок.

 

Кирстин не считала себя особенно общительной и до тех пор, пока всё это не началось, а теперь ей вовсе не хотелось кому-либо открываться. Она не боялась, скорее наоборот. При взгляде на любого, кто пытался проникнуть к ней в сердце, разум создавал холодную и простую модель, в которой этот человек был одним из тех, кого подослал Рей.

Кирстин сама удивлялась себе. Боль и страх, которые терзали её весь прошедший год, прошли. Лопнули как мыльный пузырь. Теперь разум был кристально чист — и в то же время она не верила никому, в каждом за милю отыскивая подвох.

Тянущее чувство одиночества терзало её, но стоило кому-то приблизиться на расстояние пары шагов, как сам собой включался защитный механизм. Вежливая и равнодушная маска нарастала на лицо. Кирстин не желала никого впускать в этот невидимый круг.

 

— А если бы я попросила вас помочь?

Кристер молчал так долго, что Кирстин успела пожалеть о том, что задала вопрос.

— Я бы помог, — наконец сказал он.

— Почему? — спросила Кирстин, взлетая со скамейки и стремительно приближаясь к нему. — Разве я первая или последняя, чью жизнь сломал Рей?

— Вы просто… — Кристер поднял руку и едва заметно провёл кончиками пальцев по щеке Кирстин, — просто другая, — закончил он.

Кирстин стояла, тяжело дыша. Ей было смешно. В свою исключительность она не верила ни на грош. Покрашенные по приказу Рея в более густой, медный цвет волосы давно уже начали отрастать, и каждое утро, глядя в зеркало, Кирстин думала о том, что стоит им отрасти, как она станет неинтересна никому из них — ни Рею, ни Кристеру, ни прочим охотникам на неё. Всё, что их так интересовало, было лишь обёрткой, которую придумал Рей.

Но насколько Кирстин понимала, что ничего исключительного в ней нет, настолько же понимала и то, что нужно пользоваться своими преимуществами пока они есть.

— Впрочем, — тут же устало осадила она себя, — далеко я не уйду — даже если вы и ваши коллеги ненадолго обо мне забудете. Меня будет искать Мерсер. Меня будет искать Кагерт. И чёрт знает кто ещё. Если верить Рею, то даже мексиканская мафия будет меня искать. С ума сойти… — Кирстин стиснула виски, будто надеялась раздавить собственную голову и тем прервать этот идиотский бесконечный сон. — Я хочу домой, — прошептала она.

Говоря это, она представляла себе кампус Эдинбургского университета и маленькую комнатку со старым шкафом, в котором помещалось не больше пяти вещей. Но тут же услышала в ответ:

— Пойдёмте, мис.

Кристер подал ей руку, и они проследовали к мерседесу, стоящему у входа в парк. Бронированный салон обитый мягкими панелями тоже казался тюрьмой — как и всё кругом. Кирстин априори была уверена в том, что здесь стоят жучки, так же как камеры стоят в комнате, где она спит.

Она с удивлением понимала, что это существование под вечным прицелом объективов её не пугает. Тело её видели уже все, кто этого хотел. Но никто не мог рассмотреть того, что находится внутри.

И Кирстин было смешно от их глупости. Она ненавидела их всех. Реймонда, игравшего в футбол её головой. Майкла, который ко всем людям — и в том числе к ней – относился как к дерьму. Йонаса, который так здорово притворялся, что защищает её. Теперь все их взаимные просьбы Кирстин воспринимала в другом ключе.

И этого глупого шведа, который, похоже, запал на неё, Кирстин тоже ненавидела. Просто за то, что он был одним из них. Он не стоил того, чтобы о нём жалеть. Но Кирстин всё равно пока что не знала, как с выгодой для себя им воспользоваться.

 

Кирстин была немало удивлена, когда, несмотря на все сложности, в середине октября ей пришло официальное приглашение от Рея посетить вместе ежегодную отчётную встречу в яхт-клубе.

Впрочем, она не могла избавиться от ощущения, что выбора у неё нет. О чём бы ни думал Рей, когда отправлял через Жанет письмо, формулировки не подразумевали возможности отказать.

Кирстин неторопливо написала и отправила соответствующий ответ, в котором говорила о том, что ей придётся существенно поступиться собственными планами, но, выполняя желание своего спонсора, она готова отодвинуть самые неотложные дела.

Кирстин с наслаждением представляла себе, как Рей в ярости комкает этот листок, и не обманулась — тот запустил комок в стену, едва успев дочитать.

Они не разговаривали и не виделись до самого вылета.

Кирстин подготовилась к предстоящему перелёту настолько хорошо, насколько могла — выбрала комплект одежды, как нельзя лучше подчёркивавший  внешность и в то же время демонстрировавшие её статус. Она помнила слова Рея — «ты не такая, как они» — и уж точно не хотела возвращаться к статусу одной из тех, кого приводили в клуб.

Теперь, когда отношения с Реем стремительно сходили на нет, превращаясь в ад, её спасительной соломинкой стал договор. Кирстин отнесла в юридическую контору свой экземпляр и предупредила Йонаса, что в случае, если с её жизнью или здоровьем что-нибудь случится, те запустят судебный процесс. Йонас ответил ей насмешливой улыбкой и холодным блеском голубых глаз, но спорить не стал. Кирстин не знала, удалось ли его напугать, но отдавал себе отчёт в том, что сделала всё, что могла.

Страха не было. Она умерла давным-давно, в подземной тюрьме. И Рей не мог убить её ещё раз.

Теперь Кирстин стояла в обтягивающих джинсах и лёгкой кожаной куртке, трепетавшей на ветру, и сквозь коричневые очки в пол-лица разглядывала Рея, который приближался к ней — Кирстин сказала, что перед вылетом ей нужно забрать вещи из студии специально, чтобы не ехать с ним вместе.

На Рее был обычный дневной чёрный костюм. Рубашка, не скованная галстуком, позволяла разглядеть ключицы и маленький кусочек груди. Кирстин невольно сосредоточила на этом месте взгляд, ощущая, как эта мизерная картинка отзывается жаром внизу живота. Рей всё так же сводил её с ума. Но это ничего не могло поменять.

Реймонд остановился, разглядывая Кирстин с расстояния в пару шагов — куда ближе, чем та подпустила бы кого-то ещё. И от этой близости напряжение в животе у Кирстин становилось ещё сильней. Она ненавидела себя при мысли о том, что именно этому человеку, которого должна ненавидеть больше всех, она по-прежнему продолжает доверять. Всё так же хочет раскрыться перед ним.

— Чем больше я смотрю на тебя, — тем временем произнёс Рей, — чем лучше тебя узнаю… Тем больше тобой восхищаюсь. И тем сильнее люблю.

По телу Кирстин пробежала дрожь. Она с трудом подавила желания, разрывавшие её на части — броситься к Рею или броситься прочь.

— Идём, — просто сказала она и первой двинулась к джету, на каждом шагу ощущая взгляд Рея у себя между лопаток, затем на пояснице — и, наконец, пониже спины.

 

Оказавшись в салоне, Кирстин замерла и, стиснув зубы, с минуту смотрела на круглую кровать в хвосте самолета, вспоминая их прошлый совместный полёт.

«Сколько человек побывало в ней?» — хотела она спросить тогда. Но промолчала, не желая услышать ложь.

Они продержались в тот раз не более трёх минут — пока самолёт не набрал высоту. А затем синхронно потянулись друг к другу. Рей толкнул её к кровати, роняя спиной на простыни, и принялся раздевать — медленно и в то же время торопливо, чёткими и резкими движениями срывая и сбрасывая на пол каждый предмет.

Его собственный торс быстро оказался обнажен, и Кирстин, лёжа на кровати под ним, гладила его руками, иногда касаясь сосков. Закусывала губу от наслаждения, не в состоянии поверить, что этот мужчина принадлежит ей.

Реймонд, освободившись от брюк, рывком развёл её ноги в стороны и вошёл.

Кирстин стонала и задыхалась под ним, и выгибалась, силясь прижаться сильней. Царапала ногтями спину, стараясь плотнее втиснуть Реймонда в себя, и сжимала бёдрами его бока.

 

— Как тогда, в первый раз.

— Что? — услышала она растерянный голос за спиной и теперь только поняла, что говорила вслух.

— Ничего, — Кирстин, не оглядываясь, прошла к диванчикам, расположившимся у окна по обе стороны от кофейного столика, и, забравшись на один из них с ногами, вставила в уши наушники.

Реймонд стоял, спрятав руки в карманы, и смотрел, как она включает музыку. Как заливают серебристые лучи солнца огненные пряди волос и бледную кожу на висках. Как Кирстин жмурится, силясь спрятаться от этих лучей.

Боль от понимания того, что нельзя к ней прикоснуться, была настолько острой, что хотелось застонать в голос. Но Рей лишь стиснул зубы, сел на другой диван и, открыв папку с документами, попытался вчитаться в них.