ГЛАВА 9. И снова гнев
Кирстин не знала, через сколько времени снова пришла в себя. Мысли возвращались постепенно и были путанными. Но как только они обрели достаточную отчётливость, чтобы Кирстин вспомнила своё последнее открытие, она застонала.
Отвратительно было осознавать, что этот человек, теперь дрессировавший её, использовавший как вещь — что этот человек был тем, к кому она стремилась все последние месяцы, о ком думала целыми днями и о ком мечтала по ночам.
Снова накрыла её острая жалость к самой себе.
Кирстин зажмурилась, чтобы не заплакать — на сей раз это ей удалось, потому что повязки не было.
Она стиснула зубы, но рыдания всё равно сотрясли плечи и грудь.
Кирстин не понимала, как могла так обмануться.
Не знала, что делать теперь. Казалось, впереди нет ничего кроме унижения и темноты — и все обещания Мастера не имели для неё никакой цены.
Кирстин было всё равно, есть ли деньги у того, кто её получит, будет ли этот человек к ней добр. Сейчас её мир, и без того расколовшийся на части, рассыпался осколками и стремительно превращался в прах.
Она не хотела и не могла собирать саму себя, потому что не видела смысла в том, чтобы продолжать существовать вот так — на свободе или нет, не в состоянии поверить никому, кроме себя.
Кирстин предавалась этим мыслям уже несколько минут, когда в отдалении вспыхнул слабый свет.
В первое мгновение ей захотелось зажмуриться — свет резал глаза.
Но постепенно те стали привыкать, и на экране, висевшем на стене перед ней, Кирстин увидела переплетённые между собой обнажённые тела.
К горлу Кирстин подступила тошнота.
Хрупкая девушка на экране, как казалось Кирстин — ничем не похожая на неё — лежала на кровати лицом вниз, а мужчина с широкими плечами, присевший над ней, толчками бёдер вбивал её тело в матрас.
— Нет… — выдохнула Кирстин и попыталась отвернуться, но тут же обнаружила, что тугие прорезиненные повязки сдерживают не только её руки, но и обхватывают виски, прижимая затылок к койке. Кирстин могла разве что закрыть глаза, но за время, проведённое здесь, она так устала от темноты, что предпочла всё же взглянуть на экран.
Один ролик сменил другой, и тот, на котором был обыкновенный секс, уже казался Кирстин детскими игрушками.
Теперь проигрывалась запись видеокамер, демонстрировавшая какой-то бордель. Девушку, только что отказавшую здоровенному мужику, избивали двое парней.
К горлу Кирстин подступила тошнота.
На третьем ролике она всё-таки закрыла глаза: здесь такую же, очевидно, провинившуюся девушку с размалёванным и заплаканным лицом обматывали тряпкой, чтобы затем поджечь.
Сердце Кирстин глухо билось о рёбра.
Ролик подошёл к концу — и снова начал крутиться тот, с которого всё началось.
Теперь уже запыхавшееся, покрытое испариной лицо жертвы на сбившихся простынях не казалось Кирстин настолько исполненным страданий, как несколько минут назад. Она смотрела, невольно вглядываясь в каждую деталь и пытаясь понять: было ли добровольным то, что происходило на экране, или эта девушка — такая же жертва похищения, как она.
Хуже всего было осознание того, что когда ролик подойдёт к концу — снова начнётся второй, а за ним третий. Так и произошло.
Перед глазами Кирстин крутился бесконечный цикл вариаций того, что её ждёт — как будто кто-то, возможно, Мастер, или же у них был для этого кто-то ещё — предлагал ей в насмешку выбор.
В конце концов бесконечная череда однообразных кадров утомила Кирстин настолько, что девушкапогрузилась в тревожный, неглубокий сон. Даже во сне она продолжала видеть горящие тела корчащихся на полу замученных людей и секс — бесконечный, тошнотворный, в котором теперь, во сне, участвовала и она сама.
Кирстин разбудил привычный шум металлических колёс. Оказалось, что «фильм», поставленный для неё, наконец закончился, и глаза Кирстин снова стянул тугой бинт.
Кирстин напряглась, внимательно вслушиваясь в знакомый перезвон. За время, проведённое в темноте, она почти научилась понимать и предсказывать каждый шаг входивших сюда, даже не глядя на них.
Нянечка остановила коляску около её головы. Отошла и принялась освобождать правую щиколотку, чтобы затем начать разминать.
Кирстин судорожно соображала. Она не могла оставаться здесь больше. Ей было всё равно, что они сделают с ней потом — даже если утопят, как с самого начала обещал Мастер. Даже если сожгут — это будет лишь краткий миг по сравнению с тем, во что они собирались превратить её жизнь.
Кирстин ждала.
Нянечка закончила работать с её ногой и взялась за другую ступню.
— Здесь сильно затекло? — спросила она, нащупав что-то в её икре.
— Да, — сказала Кирстин. Девушка боялась, что если та недостаточно тщательно разомнёт её ноги сейчас, она не сможет бежать.
Сиделка закончила со второй ногой и, обойдя кровать, подошла к изголовью.
Чтобы размять Кирстин со спины, ей требовалось освободить одновременно руку и ногу. Обычно Кирстин не сопротивлялась — поза всё равно была слишком неудобной, чтобы пытаться вывернуться из чужих рук.
Но сейчас её накрыло чувство неизбежности , и как только нянечка высвободила из пут одно запястье, Кирстин рванулась, схватила с каталки первый попавшийся предмет — к её неудовольствию это оказался лишь наполненный коктейлем пластиковый стакан — и швырнула в сиделку.
Выиграв, таким образом, пару секунд, Кирстин сорвала ленту с другой руки. Нянечка, видимо, отскочила в сторону, чтобы не рисковать, потому что Кирстин успела сорвать ещё и удерживавший вторую ногу бинт.
Она приземлилась на пол негнущимися ногами и бросилась к двери — но поскольку не знала, в какую сторону бежать, вместо этого наткнулась на свою тюремщицу.
— Дрянь! — выкрикнула Кирстин, хватая сиделку за горло. Она смутно догадывалась, что сиделка прижимается спиной к стене, и потому, когда скрипнула, открываясь, дверь, мгновенно развернула её, прикрываясь тучным телом от тех, кто вошёл.
Что делать теперь — Кирстин не знала. Нужно было снять повязку — но она попросту не успела, а теперь руки были заняты, женщина вырывалась изо всех сил и явно была сильней.
Наконец, после долгой борьбы сиделке удалось её оттолкнуть — и Кирстин упала в уверенные руки, которые тут же скрутили её, зажали рот.
Кирстин яростно застонала, когда почувствовала под локтем очередной укол, и, выругавшись, осела на пол.
Рей проснулся, не совсем понимая, чья это кровать.
Обычно он не имел привычки засыпать чёрти где, но в этот раз, видимо, перебрал.
К собственному сожалению он частенько замечал за собой подобное в последние дни.
Что-то у него зудело— даже не в голове, а, скорее, в груди. Что-то не давало покоя. Хотелось вернуться назад и что-то переиграть — но все догадки относительно того, что именно его тревожило, не выдерживали никакой критики, и потому Рей мгновенно их отгонял.
Глубоко вдохнув, он провёл руками по волосам, чтобы не дай бог не показаться на глазах у мало знакомой любовницы всклокоченным со сна, и, опустив ноги на гладкий тёплый пол, прошлёпал в коридор.
В душе, находившемся рядом со спальней, кто-то уже был, и, оглядевшись по сторонам, Рей попытался отыскать другой — но не нашёл.
«Гостиница», — наконец дошло до него, когда Рей понял, что и кухни здесь тоже нет.
Выяснять, с кем же он переспал, Рей не хотел, и потому дожидаться, пока незнакомка выйдет из душа, не стал.
Из вежливости оставив на тумбочке пару купюр на такси, он быстро оделся и направился к дверям.
Швейцар мгновенно подал машину, и, лишь отъехав на пару кварталов, Рей включил навигатор, чтобы понять, куда попал.
Присвистнул. Оказалось, что город называется Мадрид, и от его квартиры в Швейцарии находится довольно далеко.
Рей снизил скорость и затормозил, позволяя машине охраны себя нагнать, а сам тем временем взял телефон и набрал номер секретарши.
— Пэтти, эм… — Рей на мгновение задумался, чтобы понять, как поставить вопрос. — Я вчера заказывал билеты в Мадрид?
— Да, сэр, около трех утра.
— Да?.. А я не сказал, зачем?
— Сэр, мне не очень удобно это повторять.
Рей прокашлялся.
— Хорошо, — он посмотрел на часы, те показывали три, и задумался, успеет ли вернуться назад.
— Вам заказать билеты назад? — спросила Энскилл.
— А в офисе что-нибудь новое есть?
— Сегодня нет, сэр. Разве что ещё одно предложение о вступлении в благотворительный фонд…
Рей откинулся на спинку кресла и помахал рукой подъехавшим охранникам.
— Закажи билеты в Париж, — прервал он секретаршу на полуслове, — навещу ребят. И свяжись с Майклом, спроси: какого чёрта он уже третий день не звонит?
— Да, сэр, — не было смысла спрашивать, почему взбудораженный спросонья шеф не может сделать этого сам — и Энскилл не стала.
Основную часть официального бизнеса Реймонда Мерсера составляла торговля землёй.
Он не слишком любил вникать в экономическую сторону этой части своих дел, предпочитая доверять её тем, кто разбирался в ней лучше. От правовой стороны Рей был тем более далёк, хотя некоторое количество уголовных и административных статей и вынужден был выучить в связи с другими своими занятиями.
По большей части Рей ставил подписи и вёл переговоры с клиентами — это удавалось ему особенно хорошо.
Майкл брал на себя финансовый аспект — не столько потому, что любил этим заниматься, сколько потому, что без него этим не стал бы заниматься никто.
Примерно так же распределялись их роли и в других совместных делах: Рей был лицом, голосом и запахом любого начинания, Майкл — его теневой стороной.
Проекты мог предлагать как один, так и другой, но распределение ролей не оспаривал никто.
Единственным исключением было модельное агентство, в жизнь которого оба с равным удовольствием погружались одинаково глубоко.
Эта же часть бизнеса приносила наименьший доход — вернее сказать, вообще его не приносила.