Я же ему не сказала?

Я не собиралась выставлять напоказ тот факт, что была девственницей. И начать разговор с этой фразы, чтобы как-то сообщить ему, тоже было не совсем уместно. Эми бы точно, как-то вышла из этой ситуации, но не я. Не зная, как сообщить ему об этом в данную минуту. Я же не могла вот так просто ему сказать: «Эй, постскриптум, я девственница!»

Он даже не знал сколько мне лет, а мне было восемнадцать, и я находилась с Эми этим летом в Париже после окончания школы. Обычно я предполагала, что всем этим поделюсь со своим парнем, я имею в виду, с парнем, с которым буду встречаться, который станет моим первым парнем. И все же я находилась в квартире, почти незнакомого мужчины, который настолько хорошо чувствовал и знал меня, но при этом совсем не знал сколько мне лет, даже не знал моей фамилии.

Черт побери, я начала так нервничать.

— Эй, — позвал Пенн, протягивая мне бокал вина. — Все в порядке?

Я взяла у него бокал и сделала большой глоток.

— Немного... нервничаю, если честно.

— Не нервничай, — сказал он с мягким смешком, помогая мне подняться.

— Я просто... — я запнулась, собираясь сообщить ему, но не могла подобрать правильных слов.

— Все хорошо. Тебе не нужно ничего говорить. — Он взял меня за руку. — Просто пойдем со мной.

Он вывел меня из гостиной, провел по коридору, мимо лифта, которым мы воспользовались, чтобы подняться на верхний этаж, и подвел к закрытой двери в конце коридора. Он открыл дверь и включил лампу, это явно была его спальня, оформленная в нейтральных бело-голубых тонах, с большой кроватью, занимающей большую часть пространства, если не считать заваленного бумагами письменного стола. Его блокнот лежал поверх стопки книг на ночном столике. Это место было безупречным, если не считать заваленного письменного стола и ночного столика. В отличие от той спальни, в которой я прожила все лето.

— Мне нравится твоя квартира. — Я сделала еще один большой глоток вина, и пройдя внутрь, стала осматриваться вокруг.

— Спасибо. — Он положил ключи на комод и снял пиджак, повесив его на спинку стула. Совершенно непринужденно. Он совсем не нервничал. Это был его дом, и он находился полностью в своей стихии.

Он нажал кнопку на колонке, достал из кармана телефон, чтобы включить музыку. Тихий голос Рэя Ламонтейн успокаивал мне нервы.

— «Такая простая вещь»? — Догадалась я. — Я люблю эту песню.

— Это моя самая любимая у него.

Он откинулся на спинку кресла и наблюдал, как я расхаживаю по его кабинету. Я расправила плечи и обошла его кровать.

— Мне нравится еще «Укрытие».

— Это классика.

— У тебя хороший музыкальный вкус, — заявила я ему. — Есть что-нибудь такое, в чем ты не силен?

Он усмехнулся.

— Все зависит от того, кого ты будешь спрашивать об этом.

Я тихонько рассмеялась и сбросила туфли. И была рада, что наконец-то от них избавилась.

— Лгунишка.

— Я мастер во многом, но уверяю тебя, есть много людей, которые думают, что я ни в чем не силен.

— Например? — Я взглянула на него, приподняв бровь.

— Мой отец.

— О, — прошептала я. — Ну, я бы поспорила с ним об этом, потом ты помнишь, что его мнение не имеет значения.

Пенн усмехнулся.

— Он с тобой не согласится.

— Ну, сегодня ты живешь совсем другой жизнью, помнишь? Ты не должен жить в соответствии с его ожиданиями. Ты можешь просто быть самим собой.

Он слегка наклонил голову и посмотрел на меня, будто я была загадкой, и он не мог меня понять. Будто то, что я сказала, действительно, произвело на него впечатление.

Я отвернулась от его взгляда и продолжила обходить комнату, подойдя к ночному столику. Вытащила его блокнот из-под завала книг и подняла его вверх.

— А, знаменитый блокнот.

Я открыла кожаный переплет на первой странице, но прежде чем успела прочитать хоть слово, Пенн тут же захлопнул обложку.

— Тебе не стоит в него заглядывать.

— О, — сказала я удивленно. — Это твой дневник?

— Хуже. — Он взял из моих рук потертый кожаный блокнот. — Философский бред. Если ты начнешь читать, то я покажусь тебе скучным до слез.

— Я в этом сомневаюсь.

— Ты не захочешь читать мои этические диатрибы. Поверь мне, — сказал он, возвращая блокнот на место.

Мне все же хотелось заглянуть в его блокнот и прочитать его этические речи. У меня было такое ощущение, что там обязательно должно быть что-то сочное и интересное, если он не хочет, чтобы я это прочитала. В то же время я знала, что это неприлично, потому что я тоже не разрешала другим читать свои сочинения. Я слишком стеснялась, чтобы выставлять себя на всеобщее обозрение. Я хотела только одного — стать писателем, но разрешать другим читать мои сочинения, это совсем другое дело. Писать было намного легче, чем выслушивать потенциальную критику. Или, как я всегда считала... неизбежную критику. Когда-нибудь я скажу свое слово, стану автором, а не просто писателем, но сейчас я понимала, почему Пенн не готов познакомить меня со своими взглядами.

Песня закончилась, сменившись другой, и я чуть не упала в обморок, когда зазвучала песня Калума Скотта «Ты — та самая причина». Черт, у него действительно был хороший музыкальный вкус.

Я открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но Пенн повернулся ко мне. Его взгляд скользнул по моим губам, а затем снова перешел к глазам. Воздух между нами замер. Он протянул руку, забрав у меня бокал с вином, барьер между нами. Он поставил его на тумбочку и придвинулся ко мне.

— Я рад, что ты здесь со мной.

Обхватив мою щеку. Его лазурные глаза заглядывали глубоко в мои. Удивительная ночь, которую мы проводили вместе, расстилалась передо мной.

О чем еще я могла желать? Именно этого я и хотела, чтобы время, проведенное в Париже, было именно таким. Если уж на то пошло, я бы хотела, чтобы все это случилось раньше. Я хотела бы, чтобы у меня с ним была не одна последняя ночь, а все лето.

Он приподнял мой подбородок и поцеловал в губы. Собственническим поцелуем, говорящим, что теперь я принадлежу ему. Именно так все и будет. И я не хотела отступать. Я хотела, чтобы все произошло сегодня, здесь, с ним. К черту нервы и ожидания. Его губы на моих губах, его пальцы в моих волосах, его тело прижалось ко мне. Я не могла отказаться от того, что он мне предлагал. Я бы не стала отказываться, даже если бы захотела. Но я и не хотела.

Мое тело горело, и этот момент он только еще больше разжигал пламя.

Его губы скользнули по моей щеке, уху, а затем вниз по шее. Он развернул меня на месте, оставляя легкий след поцелуев на моем плече. Мурашки побежали по коже, когда он прикоснулся губами до одного местечка, и я не могла сдержать вздоха.

— Здесь? — спросил он, снова целуя меня.

— Ох, — выдохнула я.

Он стал языком ласкать мою шею. Я вздрогнула всем телом, словно он нажал на какой-то курок. Было что-то настолько романтичное и эротичное, что полностью заводило меня.

Его пальцы ловко скользнули к молнии на моем платье, он стал ее спускать вниз по спине до задницы. Я резко вдохнула, холодный воздух, коснувшийся разгоряченной кожи. Но я не хотела, чтобы он останавливался. Я была рада, что выпила бокал вина перед этим и набралась смелости продолжить этот путь. Я уже не была так пьян, как в клубе, хотелось запомнить эту ночь во всех подробностях. Но немного храбрости в жидком виде никому не повредит.

Я подалась вперед к нему, прижавшись к его телу. Он спустил рукава моего платья с плеч. Оно заскользило вниз по телу, по груди, затем по бедрам, прежде чем упасть к ногам, оставив меня в одном черном лифчике без бретелек и таких же кружевных стрингах.

— Черт, — пробормотал он. — Сколько я хочу всего сделать с твоим телом.

Он провел руками по моей обнаженной коже, сердце учащенно стучало с каждым его прикосновением. Он снова поцеловал то местечко, и я вздрогнула.

— Ч-что ты хочешь сделать?

Он щелкнул крючком на моем лифчике, и тот упал на пол, груди дерзко обнажились.

— Это.

Он ласкал мои груди, нежно разминая, пока я не почувствовала, как влага собирается в трусиках. Он ущипнул один сосок, прежде чем другой взять в рот.

— О боже, — выдохнула я.

— И это, — произнес он, потянув одеяло и укладывая меня спиной на кровать.

Он провел губами по моему животу, пока не добрался до резинки трусиков. Впившись зубами в ткань, он стянул с меня трусики и закинул мои ноги себе на плечи. У меня тут же вспыхнули щеки, когда он стал целовать, поднимаясь по внутренней стороне бедра.

Я приподнялась, чувствуя, как меня охватывает смущение. Мне и раньше доводилось сталкиваться с парнями, делающие мне кунилингус, но всегда при этом с задней мыслью. Они предпочитали заниматься со мной оральным сексом, если я сделаю им минет. Пенн уже довел меня до невероятного оргазма. Вероятно, мне следует ответить ему взаимностью, прежде чем мы продолжим.

— Пенн, может мне стоит... — я приподнялась на локтях еще повыше, пытаясь его остановить.

Он вернул меня в лежачее положение.

— Никто никогда не жаловался на множественные оргазмы.

И, действительно, с этим не поспоришь.

Поцелуи в колено, а потом выше по бедру продолжались. Все выше, вверх, еще выше. Двигаясь к определенному месту. Ноги начали дрожать от предвкушения. Сердце пульсировало в такт его каждого поцелуя, с каждым дюймом он приближался к тому местечку, где я горела желанием его видеть.

Ему стоило всего лишь лизнуть один раз, пробуя на вкус. И мне казалось, что я сейчас кончу. Всего лишь одно легкое движение заставило меня жаждать оргазма.

— Вот чего я хочу, — произнес он. Наши взгляды встретились между моими ногами, лежащими у него на плечах. — Я хочу съесть твою киску, чтобы единственный вкус на моих губах был твоим.

У меня отвисла челюсть, и все мое тело вспыхнуло. Никто никогда такого мне не говорил. Парни, мои же старшеклассники, с которыми я общалась, были совсем не такими. Пенн был другим. Он был старше, более зрелым. Он был мужчиной.

Затем он сделал именно то, что сказал. Он лизал, сосал, лакая, пока все мое тело не начало постоянно трясти. Он вставил один палец, потом другой, полностью завладев мной.