Изменить стиль страницы

Глава 33

Калеб

В это воскресенье я не пошел в церковь. Это было бы неуместно. Я знал, что собираюсь сделать с Майклом; несмотря на понимание того, что грешу, я в любом случае сделаю это, притворившись, что Бога не существует.

Эта качество всегда усугубляло чувство вины и ненависти к себе, но, возможно, оно также сохраняло меня. Без небольшого греха в моей жизни я бы давно умер.

Майкл приехал в понедельник позднее, чем обычно, через два часа после моей пробежки. Успев принять душ и одеться, я сидел в гостиной. Услышав шорох гравия под колесами его машины на подъездной дорожке, я в который раз подумал, что он как побитая собака. Дядя моей бывшей жены – алкоголик – вышвырнул своего пса, но несчастное создание все равно любило его и возвращалось каждый раз, когда он звал.

Я не хотел причинять боль Майклу, я хотел быть с ним нежным и добрым, но я не отличался нежностью и добротой. Я слишком сильно ненавидел себя, чтобы понимать, как быть добрым с кем-то другим.

Но я знал, что Майкл просто хотел меня: точно так же, как я всего лишь хотел его, и поэтому мы оказались заложниками этой жестокой ситуации.

Он вошел, взвинченный до предела. Мне оставалось лишь молча восхищаться его храбростью. Наверняка было непросто войти в мой дом в тот день.

— Прости, я опоздал, — сказал он.

Мое присутствие на диване озадачило его. Майкл приблизился, но остановился на полпути и посмотрел в сторону кухни. Обычно я находился там. А он обычно сидел на диване. Я мог видеть, как вращаются шестерёнки у него голове. Должен ли он пойти на кухню?

— Присаживайся, — я указал на место рядом с собой. Больше не нужно было держать Майкла на расстоянии.

Он опустился на диван в нескольких футах от меня.

— Что читаешь? — Он бросил взгляд на книгу на моих коленях.

— Джона Мьюра (Прим. пер.: Джон Мьюр – натуралист, американский естествоиспытатель шотландского происхождения, писатель и защитник дикой природы, один из инициаторов создания в США национальных парков и заповедных территорий). Слышал о нем?

Майкл отрицательно покачал головой.

— Он был путешественником. Защитником природы. А также немного философом.

Я бросил книгу на кофейный столик.

— Теперь понятно, почему тебе нравится его читать. — Он сосредоточился на своем ноутбуке, набирая текст.

— У тебя наверняка уже тонна заметок.

— Пожалуй. — Он перестал печатать.

— Есть ли прогресс с самой статьей?

— Э-э... нет.

— В чем дело?

— Ни в чем.

Я всегда мог распознать, когда он хотел посмеяться или когда какие-то неловкие мысли приходили ему в голову. Все попытки скрывать эмоции у него с треском проваливались.

— Расскажи мне, — попросил я.

Он откинулся на подушку и съежился.

— Когда ты… ну, когда… в общем, я написал одну строчку на своем рабочем столе дома. Это была шутка. — Он не мог смотреть на меня. — Это случилось после нашей первой встречи. После... когда я думал, что ты уволил меня.

— Ну, теперь ты просто обязан рассказать мне.

Он открыл рот и тут же закрыл, затем напечатал строку и повернул свой ноутбук ко мне. На верху пустого документа красовались слова: «Калеб Брайт – сукин сын».

Я так сильно смеялся, что на глазах выступили слезы.

Краем глаза я видел, что Майкл уставился на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Очевидно, я был бо́льшим монстром, чем думал.

— Вдохновляюще, — сказал я, успокоившись и переведя дыхание.

Он насторожено улыбнулся.

— Я злился. Это было глупо.

— Нет, нет. Я был очень груб в тот день. — Веселье исчезло из моего голоса. Я ненадолго задумался, вспоминая о первой встрече с Майклом и обо всех последующих. — На самом деле, не только в тот день. Мне было очень тяжело.

Его пальцы замерли над клавиатурой ноутбука.

— Насчет моей девушки. Мы разошлись. Я ей все рассказал.

Я резко посмотрел на него.

— Рассказал ей о чем?

— О, не об этом, нет. Я сказал ей, что хочу закончить наши отношения, вот и все. Я бы никогда...

Мои скрипка и смычок все еще находились на кофейном столике. Я поднялся, взял их и начал ходить.

— Ты жалеешь? О расставании.

— Не особо, — он пожал плечами. — Три года – долгий срок, но уже какое-то время всё было плохо. Я имею в виду, это все печально, конечно, но... на самом деле, сказанные слова были похожи, скорее, на формальность, понимаешь? Это как поставить окончательную точку.

Майкл заметно расслабился, бормоча о разрыве. Рассказал мне, что они договорились о совместной опеке над собакой, и что он получит бо́льшую часть техники, потому как Николь достанется дом. Он сказал, что почувствовал освобождение, и уверен, что Николь, после первоначального шока, тоже почувствовала облегчение.

Я кивал и слушал, вышагивая туда-сюда.

Мне хотелось прижать кончик смычка к его горлу и провести им, спускаясь до самого пупка. Боже, как он был прекрасен.

— Тогда я рад, — признался я, когда Майкл закончил говорить. — Мне бы не хотелось, чтобы ты делал то, о чем потом будешь жалеть.

Он поднял на меня взгляд.

— У тебя... есть подобный опыт?

— Ты о сожалении или о действиях, которые к нему приводят? — я усмехнулся и уложил скрипку под подбородок. — Но, в любом случае, мы не будем опережать события, обсуждая это сейчас.

Я немного поиграл, чтобы отвлечься. Было легко потеряться в поющем звуке, который издавал смычок, порхая по струнам; и я не хотел, чтобы Майкл задавал еще больше вопросов о сожалении. Иногда он был слишком проницателен.

Я исполнил любимый гимн «Чудесная любовь» и несколько светских песен: «Зеленые рукава» (Прим. пер.: «Greensleeves» – английская фольклорная песня, известная с XVI века), «Аллилуйя» и второе сочинение «Серенада для струнных» Антонина Дворжака – последнее, совершенно бесстыдно, для более впечатляющего эффекта. И это сработало. Когда я опустил скрипку, Майкл уставился на меня словно в трансе.

— Иди сюда, — позвал я.

Он повиновался, как будто я вытащил его из скорлупы.

— Хочешь попробовать? — Я протянул скрипку.

— У меня не получится, — пробормотал он. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, и мое терпение лопнуло. Я положил инструмент и потянулся к Майклу.

— Ты все еще в куртке.

Я начал стягивать ее с его плеч. Он пытался помочь, сражаясь с похожим на брезент материалом, пока куртка не упала. От Майкла приятно пахло, он явно приложил немного усилий, готовясь, а вместо обычной футболки с графическим дизайном, был одет в простую черную рубашку. Я провел рукой по ней.

— Не меняй свой стиль в одежде из-за меня.

Я очень медленно опустился на колени. Мне хотелось, чтобы он знал, что я хотел этого, а не действовал по прихоти.

Я поцеловал его член через джинсы, и Майкл задохнулся. У него уже стоял. Я накрыл ладонью его яички, и, найдя головку, провел губами по всей длине его члена. Майкл тут же, запинаясь, произнес мое имя.

— Что такое? — Я сел на пятки.

— Могу я лечь?

Его ноги дрожали, колени были плотно сомкнуты, а руки, сжатые в кулаки, находились по бокам. Я быстро встал. Не говоря ни слова, я поднялся по лестнице в лофт, и Майкл последовал за мной.

Он остановился возле моей кровати.

Мне пришлось подтолкнуть его, прежде чем Майкл все же заполз на матрас, перевернувшись и неловко отодвинувшись назад. Лежать ему было не комфортнее, чем стоять. Обеими руками он сжимал мое одеяло, повернув голову и зажмурив глаза, словно готовился к пыткам.

Я опустился сверху, потирая промежность. Его ноги слегка раздвинулись, и я потер шов джинсов, надавливая сильнее. Я пристально наблюдал за его лицом, подмечая, как легкие судороги удовольствия заставили его губы раскрыться, а веки затрепетать.

— Ты в порядке? — спросил я.

Он напряженно кивнул.

— Как тебе это? — Я снова нашел головку его члена и помассировал.

— Хорошо, — выдохнул он.

Когда я начал расстегивать его джинсы, он выпрямился.

— Тебе не обязательно, — сказал он. — Тебе не обязательно это делать.

Я нахмурился, сдвинув брови.

— Я хочу. Ты не представляешь, как сильно я хочу. — Мои руки горели там, где я к нему прикасался, а рот наполнился слюной. — Майкл, я хочу этого, — тихо повторил я.

Я расстегнул молнию на его джинсах, и Майкл вернулся в ту же позу, в которой казалось, что он испытывает муки. Я, без единого сомнения, знал, что был первым мужчиной, который делал это с ним, и это знание заставляло меня трепетать.

Я расстегнул его ширинку достаточно, чтобы добраться до боксеров, – он носил боксеры, как будто был подростком, – и освободил его эрекцию. Волна стыда прокатилась по мне, когда я опустил голову. Я нуждался в этом. Я взял его член в рот и стал быстро и жестко отсасывать, погружая его так глубоко в горло, что задыхался. Майкл кончил внезапно, почти мгновенно, одной густой струёй.

Он вздрогнул и снова поднялся, на лице отразилась смесь ужаса и растерянности.

— П-п-прости. Блядь.

Я проглотил семя и позволил члену выскользнуть изо рта.

Он качал головой, его лицо было пунцовым.

— Я ... я просто к такому не привык.

Что касается неловкости, я даже не знаю, что стоило ему дороже – то, что он кончил так быстро или то, что признал, что не привык к оральному сексу.

— Не извиняйся.

Я стянул джинсы и трусы с его бедер и начал целовать кожу вокруг тазовых косточек, нижнюю, а затем верхнюю часть живота, вдыхая мускусный запах этой интимной зоны. Я слегка прикусывал зубами его кожу и нежно посасывал, избегая его все еще чувствительного члена. Я не мог контролировать дрожь в своих конечностях, когда двигался над ним. Сдвинув его рубашку к подмышкам, я лизал и целовал его грудь, лаская ее руками.

— Прекрасен, — выдохнул я, коснувшись носом к его груди. — Майкл... такой красивый.

Как его девушка могла держать руки подальше от него? И как это удавалось мне, когда нам нужно было работать над этой мерзкой статьей?

Майкл снова напрягся. Я целовал его ребра, когда почувствовал, что его возбуждение упирается мне в живот. Я обнял его.

— Постарайся продержаться подольше на этот раз, — прошептал я ему на ухо. — Попробуй дать мне это. Понимаешь? Мне нужно дольше.