Изменить стиль страницы

Были такие промежутки на тропинке, где обезьяна шла на значительном расстоянии совершенно прямо на своих задних ногах — как ходит человек; но это бывало и с другими взрослыми антропоидами, так как они, не в пример шимпанзе и горилле, ходят без помощи рук так же легко, как и на всех четырех конечностях. Как бы то ни было, подобные указания помогали Тарзану и Тогу установить внешность похитителя. Вместе с его характерным запахом, неизгладимо врезавшимся в их память, они обладали гораздо большими средствами узнать виновника, чем современный сыщик со своими фотографиями и Бертильоновскими измерениями, предназначенными для того, чтобы узнать убежавшего от культурного правосудия преступника,

Но при всем напряжении своих способностей и органов восприятия, оба самца из племени Керчака часто находились в затруднении, по какой тропинке идти, и так замешкались, что к вечеру следующего дня они все еще не догнали беглеца.

Запах теперь чувствовался очень сильно, так как Туг проходил здесь после дождя.

Тарзану стало ясно, что они скоро настигнут похитителя и его добычу. На деревьях, когда они украдкой пробирались вперед, тараторила со своими товарищами Ману-мартышка, щебетали и кричали громкоголосые птицы; жужжали и стрекотали бесчисленные насекомые и шумела густая листва. Какой-то маленький бородач визжал и с кем-то ругался, сидя на качавшейся ветке; он взглянул вниз и вдруг увидел Тарзана и Тога. Визг и ругань моментально прекратились, и длиннохвостый карлик умчался куда глаза глядят. По всем признакам это была маленькая перепуганная обезьянка, и ничего не было в ней особенного.

Но что же было с Тикой?

Примирилась ли она в конце концов со своей судьбой, подчинилась ли новому властелину с подобающим смирением любящей и покорной супруги? Стоило только взглянуть на эту пару, чтобы даже самые сомневающиеся зрители полчили ясный и исчерпывающий ответ: Тика имела совершенно истерзанный вид, у нее текла кровь из ран, нанесенных угрюмым Тугом в его стремлении подчинить ее своей воле. Туг тоже был изуродован и окровавлен; но с упрямой жестокостью все еще цеплялся за свою теперь уже совсем не нравившуюся ему добычу.

Он прокладывал себе путь через джунгли — туда, где охотилось его племя. Он надеялся, что царь забыл о его измене; если же нет, то Туг готов был покориться своей судьбе: какая бы ни ждала его там участь, она была все же приятнее, чем мучительное пребывание наедине с этой страшной самкой; кроме того Туг намеревался показать свою пленницу товарищам: не прельстятся ли ею они? А, может быть, он даже подарит ее самому царю — именно эта последняя мысль и подгоняла его вперед.

В конце концов они натолкнулись в роще на двух самцов, которые ели плоды и насекомых. Эта роща, похожая на великолепный парк, была усеяна огромными глыбами, наполовину вросшими в землю. Это были немые памятники забытых времен, когда могучие ледники медленно ползли там, где теперь жгучее солнце бросает лучи в чащу тропических джунглей.

Оба самца посмотрели вверх, оскалив боевые клыки, и увидели Туга. Последний узнал в них друзей.

— Это Туг, — прорычал один из них. — Туг вернулся с новой самкой.

Обезьяны спокойно ждали его приближения. Тика повернула к ним рычащую оскаленную морду. Она имела сейчас не очень привлекательный вид, но несмотря на кровь и исказившую ее облик ненависть, они все-таки поняли, что она прекрасна, и позавидовали Тугу — увы, они не знали Тики.

Когда все они уселись в кружок, с любопытством разглядывая друг друга, к ним по деревьям примчалась маленькая длиннохвостая мартышка с седыми бакенбардами. Она казалась сильно возбужденной и испуганной. Остановившись прямо над ними на ветке дерева, она затараторила:

— Сюда идут двое чужих самцов; один из них Мангани, а другой — безобразная обезьяна без волос! Они идут по следам Туга. Я видела их!

Четыре обезьяны оглянулись назад, вдоль дороги, по которой только что пришел Туг, затем они с минуту посмотрели друг на друга.

— Пойдем, — сказал самый крупный из двух друзей Туга, — мы подождем этих чужих в густом кустарнике за просекой!

Он повернулся и заковылял по полянке, остальные последовали за ним. Маленькая обезьянка прыгала около них в совершенном восторге: ее главным и любимым развлечением было ссорить обезьян и вызывать кровавые столкновения между более крупными обитателями леса, а самой сидеть в безопасности на деревьях и наблюдать за сражением. Она жадно любила кровь, эта маленькая бородатая, серая мартышка, конечно, только чужую кровь, когда ее проливали другие.

Обезьяны спрятались в кустарнике у тропинки, по которой должны были пройти чужие самцы. Тика дрожала от возбуждения. Она слышала, что сказала Ману, и ей все было ясно: безволосая обезьяна — это Тарзан, а другая — несомненно Тог. Она даже не ожидала подобной помощи.

Это превосходило самые смелые ее надежды. Ее единственной мыслью было убежать и найти дорогу обратно к племени Керчака. Но даже это казалось ей в действительности невыполнимым: так строго следил за ней Туг.

Когда Тарзан и Тог достигли рощи, где Туг нашел своих друзей, обезьяний запах стал здесь чрезвычайно резким; и оба они поняли, что лишь небольшое расстояние отделяет их от преследуемых. Поэтому они поползли еще осторожнее; им хотелось подойти к похитителю совершенно незаметно сзади и, если удастся, напасть на него раньше, чем он их заметит. Они не подозревали, что маленькая седобородая мартышка уже предупредила их врагов, и что три пары хищных глаз уже подстерегают каждое их движение и ждут только, когда они подойдут поближе.

Тарзан со своим другом шли через рощу. Они уже добрались до тропинки, ведущей в чащу, как вдруг где-то недалеко прозвучало громкое: «Криг-а!».

Это кричала Тика. Это был ее голос!

— Криг-а!

Ничтожные мозги Туга и его товарищей не могли предугадать, что Тика способна их выдать. И теперь, когда она это сделала, они взбесились от злобы. Туг свалил самку на землю сильным ударом, и все трое самцов яростно бросились сражаться с Тарзаном и Тогом. Маленькая мартышка прыгала на своей ветке и кричала от восторга.

Она в самом деле имела основания восторгаться: это был восхитительный бой! Не было никаких предварительных действий, никаких формальностей или предисловий — пятеро самцов прямо кинулись в атаку и сразу сцепились. Они покатились по узкой колее в густую зелень прямо под той веткой, где сидела веселая Ману. Они кусались, щипались, царапались, колотили друг друга и все время задавали ужасающий концерт — рычанья, лая и рева. Через пять минут все они были уже расцарапаны и окровавлены, а маленький бородач плясал и подпрыгивал и выкрикивал в азарте свои обезьяньи «браво!». Ману, впрочем, еще не вполне была удовлетворена: она хотела видеть кого-нибудь убитым. Ей было все равно, кто будет убит — правый или виноватый, друг или враг. Она жаждала крови, крови и смерти!

А битва все разгоралась. На Тога насели Туг и другая обезьяна, а Тарзану пришлось иметь дело с третьей — с огромным зверем, обладавшим силой буйвола. Никогда еще противник Тарзана не встречал такого странного существа, как этот скользкий, безволосый самец, с которым он сражался. Пот и кровь залили гладкую смуглую кожу Тарзана. Он ускользал из когтей огромного самца, все время стараясь вытащить свой охотничий нож из ножен.

Наконец ему это удалось — смуглая рука человека-обезьяны вцепилась в волосатую шею противника, другая поднялась кверху, сжимая острое лезвие. Три быстрых, мощных удара, и самец со стоном покачнулся и упал, ослабев, под тяжестью противника. Тарзан немедленно освободился из его когтей и устремился на помощь Тогу. Туг заметил его и обернулся к нему навстречу. У Тарзана был вырван нож, и Туг схватился с ним вплотную. Теперь борьба шла правильно — двое против двух.

А на опушке полянки Тика, оправившаяся от удара, притаилась и ждала случая оказать своим защитникам помощь. Она увидела упавший на землю нож Тарзана и подняла его. Тика никогда не употребляла этого оружия, но знала, как Тарзан им пользуется. Она всегда боялась этой блестящей вещи: эта маленькая штучка причиняла смерть самым могущественным обитателям джунглей с такой же легкостью, с какой огромные клыки Тантора приносили смерть его врагам.