— По некоторым причинам женщины наши вообще не так быстро возвращаются в первобытное состояние. Потому, может быть, что в момент катастрофы здесь оставались мужчины только низшего типа, тогда как храмы были переполнены благородными дочерьми нашей расы. Мой род больше других сохранил признаки культурности, потому что с незапамятных времен из него выходили верховные жрицы. Это звание передавалось по наследству от матери к дочери. И в мужья нам выбирали самых благородных мужчин в стране. Самый совершенный духовно и физически человек делается мужем верховной жрицы.

— Судя по джентльменам, которых я видел наверху, — усмехнулся Тарзан, — особого затруднения в выборе быть не может.

Девушка посмотрела на него.

— Не кощунствуй, — сказала она. — Они очень святые люди. Они — жрецы.

— Значит, есть другие, которые выглядят получше? — спросил он.

— А другие все уродливей жрецов, — отвечала она. Тарзан содрогнулся при мысли о ее судьбе, потому что

даже при слабом освещении, царившем в подвале, хотелось

любоваться ее красотой.

— Так как же относительно меня? — спросил он вдруг. — Отпустишь ты меня на свободу?

— Тебя выбрал для себя пламенеющий бог, — отвечала она торжественно. — Даже не в моей власти спасти тебя… если они снова найдут тебя. Но я не хочу, чтобы они нашли тебя. Ты спас мне жизнь. Я отплачу тебе тем же. Это будет нелегко. Пройдет, может быть, несколько дней, но, в конце концов, я думаю, мне удастся-таки вывести тебя за стены города. Пойдем, они скоро начнут разыскивать меня, и, если найдут нас вместе, мы пропали оба: они убьют меня, если решат, что я изменила моему богу.

— Тогда ты не должна рисковать, — быстро сказал он. — Я вернусь в храм, и, если мне удастся силой пробить себе путь на свободу, ты будешь вне подозрений.

Но она об этом и слышать не хотела и, наконец, убедила его следовать за ней, сказав, что она и без того пробыла в подвале слишком долго, чтобы не возбудить подозрений, если они вместе вернутся в храм.

— Я спрячу тебя и вернусь одна, — объяснила она. — И скажу, что долго лежала в беспамятстве после того, как ты убил Та, и потому не знаю, каким образом ты бежал.

И она провела его извилистыми мрачными коридорами в небольшую комнату, в которую свет проникал только через каменную решетку в потолке.

— Это комната Мертвых, — сказала она. — Никто не станет искать тебя здесь, они побоятся. Я вернусь, когда стемнеет, а до тех пор придумаю, как освободить тебя.

Она ушла, и Тарзан от обезьян остался один в комнате Мертвых под давно умершим городом Опар.

XXI

ВЫБРОШЕННЫЕ НА БЕРЕГ

Клейтону снилось, что он пьет воду, пьет чистую свежую воду большими, вкусными глотками. Вздрогнув, он раскрыл глаза. Сознание вернулось к нему, и он увидел, что весь насквозь промок от дождя, потоками лившегося ему на тело и на лицо. Тяжелый тропический ливень разразился над ними. Клейтон раскрыл рот и пил. Скоро он настолько ожил и окреп, что был в состоянии приподняться на руки. Поперек ног у него лежал Тюран. В нескольких шагах, на дне лодки, маленьким жалким комком упала Джэн Портер — она лежала совсем тихо. Клейтон знал, что она умерла.

После бесконечно долгих усилий, ему удалось высвободиться из-под связывающего его движения тела Тюрана и он, с обновленными силами, пополз к девушке. Он приподнял ее голову с жестких досок лодки. Может быть, все-таки жизнь еще теплится в этой бедной истощенной оболочке. Он не хотел отказываться от надежды и, взяв тряпку, напитавшуюся водой, он выжал несколько драгоценных капель на распухшие губы уродливого существа, которое всего несколько дней тому назад цвело молодостью и красотой.

Сначала она не подавала никаких признаков жизни, но мало-помалу усилия его были вознаграждены: полуоткрытые веки дрогнули. Он растирал ее худенькие ручки, и влил немного воды в ссохшееся горло. Девушка раскрыла глаза и долго смотрела на него, раньше чем вспомнила все случившееся.

— Вода? — шепнула она. — Разве мы спасены?

— Дождь идет, — объяснил он. — Можно, по крайней мере, напиться. Мы уже ожили от этого.

— А мсье Тюран? — спросила она. — Он не убил вас? Он умер?

— Не знаю, — отвечал Клейтон, — если он жив и придет в себя благодаря дождю… — тут он остановился, слишком поздно вспомнив, что нельзя пугать еще больше измученную ужасами пережитого девушку.

Но она догадалась, что он хотел сказать:

— Где он? — спросила она.

Клейтон кивнул головой в сторону распростертого тела. Некоторое время они молчали.

— Надо взглянуть, нельзя ли привести его в чувство, — наконец проговорил Клейтон.

— Нет, — шепнула она, движением руки останавливая его. — Не делайте этого. Он убьет вас, когда вода вернет ему силы. Если он умирает, пусть умрет. Не оставляйте меня одну в лодке с этим чудовищем.

Клейтон колебался. Чувство чести требовало, чтобы он попытался оживить русского, но, с другой стороны, не исключена была возможность и того, что Тюран уже в помощи не нуждается. Продолжая бороться с самим собою, Клейтон поднял глаза от тела лежащего человека; взгляд его скользнул сначала по бугшприту лодки, потом… он с криком радости, шатаясь, вскочил на ноги:

— Земля, Джэн! — почти завопил он. — Благодарение богу, земля!

Девушка тоже взглянула: впереди, на расстоянии каких-нибудь ста ярдов, она увидела желтый песчаный берег и над ним роскошную зелень тропических джунглей.

— Теперь можете привести его в чувство, — сказала Джэн Портер, — и ее также мучила совесть, что она помешала Клейтону помочь их спутнику.

Прошло больше получаса, пока русский пришел в себя и раскрыл глаза, но он долго еще не мог осознать, как изменилось их положение. А лодка уже царапалась потихоньку о песчаное дно бухты.

Благодаря воде, которой он напился, и вернувшимся надеждам, Клейтон нашел в себе достаточно сил, чтобы пробрести водой до берега с веревкой, прикрепленной к носу лодки. Там он закрепил веревку за небольшое дерево, росшее на невысоком берегу. Сейчас было время прилива, но он боялся, чтобы отлив не унес лодку обратно в море прежде, чем у Джэн Портер хватит сил добраться до берега.

После этого он направился то ползком, то кое-как шатаясь, в ближайший лес, где, по всем признакам, должно было быть много тропических плодов. Прежний опыт в джунглях Тарзана от обезьян научил его различать съедобные плоды и, приблизительно час спустя, он вернулся на берег с целой охапкой пищи.

Дождь прекратился, и солнце жгло так немилосердно, что Джэн Портер настояла на том, чтобы сейчас же переправиться на берег. Подкрепленные пищей, которую принес Клейтон, они все трое добрели до небольшого, отбрасывающего слабую тень дерева, к которому была привязана их лодка. Тут, совершенно изнемогшие, они бросились на песок, чтобы уснуть до вечера.

С месяц они жили на берегу в относительной безопасности. Окрепнув, мужчины выстроили грубый шалаш из веток на дереве, достаточно высоко от земли, чтобы быть вне пределов досягаемости для крупных хищников. Днем они собирали плоды и ловили мелких грызунов, ночью лежали, съежившись, прислушиваясь во мраке к страшным голосам диких обитателей джунглей.

Спали они на подстилках из лесной травы, а вместо одеяла Джэн Портер пользовалась старым плащом Клейтона, тем самым, который был на нем во время памятной поездки в Висконсинские леса. Клейтон устроил легкую перегородку из веток, которая делила шалаш на две части: в одной помещалась девушка, в другой — двое мужчин. С самого начала русский в полном блеске проявил прекрасные черты своего характера: эгоизм, мужиковатость, нахальство, трусливость и похотливость. Два раза уже между ним и Клейтоном происходили стычки из-за его обращения с девушкой. Клейтон не решался ни на минуту оставлять ее с ним наедине. Жизнь англичанина и его невесты превратилась в сплошной кошмар, но они продолжали жить надеждой, что когда-нибудь придет избавление. Мысли Джэн Портер часто возвращались к тому, что она уже пережила однажды на этом самом диком берегу. Ах, если бы с ними был снова непобедимый лесной бог тех дней. Не надо было бы бояться ни подкарауливающих их зверей, ни мало чем уступающего им русского. Она не могла удержаться, чтобы не сравнивать сомнительную защиту, какую оказывал ей Клейтон, с тем, что она могла бы ожидать, если бы Тарзан от обезьян хотя бы на один миг увидел зловещую и угрожающую манеру держать себя Тюрана. Однажды, когда Клейтон ушел за водой к маленькому потоку и Тюран позволил себе нагрубить ей, она вслух высказала то, что думала: