Глава 11

ТЕО

Я возвращаюсь из Нью-Йорка только поздно вечером следующего дня. Очень поздно.

Я въезжаю на гору в полной темноте. Начался снегопад, и снег пушистыми хлопьями ложится на землю. Я останавливаюсь на своей подъездной дорожке около трех часов ночи.

Я стараюсь идти как можно тише, хотя Эмили и Наоми наверху.

Я снимаю туфли и чищу зубы в ванной на первом этаже. Я осторожно поднимаюсь на цыпочках по лестнице, чтобы проверить Эмили, и когда я добираюсь до ее комнаты и заглядываю, ее кровать оказывается пуста.

Мое сердце колотится, а голова начинает кружиться. Эмили. Боже, насколько хорошо я действительно знаю Наоми, что если...

Я бегу в свою спальню, распахиваю дверь и включаю свет.

Наоми садится на кровати, верхняя часть ее тела не прикрыта одеялами. На ней футболка, и сквозь нее хорошо просматриваются очертания ее груди.

Затем мои глаза опускаются вниз, и я вижу, что Эмили трет глаза и смотрит в замешательстве. Она в своей пижаме.

— Оу, — говорю я, запыхавшись. — Она спала здесь с тобой...

— Боже, — говорит Наоми. — Прости, Тео, ты заходил к ней в комнату и...

— Забудь, — говорю я, качая головой. — Я слишком остро отреагировал. Ничего страшного.

— Ты вернулся, папочка? — спрашивает Эмили сонным голосом.

— Ты же знаешь, что должна спать в своей собственной постели, — говорю я ей, не решаясь вложить в свой голос ни капли настоящей злобы.

— Я знаю, — говорит она. — Но мне было страшно, потому что тебя не было дома.

Наоми улыбается, натягивая одеяло, чтобы прикрыть грудь.

— Она умница, Тео. Она предупредила, что ей нельзя этого делать, но сказала, что действительно боится. Я решила, что все будет хорошо. Прости, если я переступила черту...

— Все хорошо, — говорю я, качая головой. — Ты правильно сделала. Я просто немного испугался, когда ее не оказалось в постели. Вот и все.

Наоми начинает выбираться из постели, все еще придерживая одеяло.

— Теперь, когда ты дома, я могу вернуться в трейлер.

— Нет-нет. Все нормально. Я буду спать на диване. Я не заставлю тебя ехать домой посреди ночи. Ложись спать.

— Можно мне остаться в постели с Наоми? — спрашивает Эмили, мило улыбаясь.

— Конечно, милая.

* * *

Я просыпаюсь рано. Я плохо спал, так как диван слишком мал для меня. Мои лодыжки свисали с этой штуки, а затекшая спина просто убивает.

Я встаю с дивана и широко потягиваюсь. Солнце еще не взошло, но мне хватает света, чтобы добраться до кухни.

Сегодня суббота, так что нет нужды рано будить Эмили. Я решаю просто дать ей и Наоми поспать подольше.

Я открываю холодильник и достаю яйца. В холодильнике лежат свежесобранные дикие ягоды, а на полке лежит буханка хлеба, которая уже начинает казаться черствой. На ум мне приходить идея приготовить французские тосты.

Я роюсь на дне холодильника и нахожу несколько оставшихся полосок бекона. Слава Богу.

Я беру немного масла, бросаю его на сковороду и включаю огонь.

Я подхожу к окну и смотрю на улицу. Все покрыто толстым слоем снега. Мой грузовик и внедорожник Наоми почти не видны. Похоже, мне придется немного поработать лопатой. Хотя, должен признать, выглядит неплохо. Это действительно начинает напоминать курортный сезон.

День благодарения на следующей неделе, так что мне придется погасить все огни и, конечно же, срубить дерево.

Я разбиваю яйца и взбиваю их, добавляя немного молока и корицы. Я обмакиваю в смесь кусочек хлеба и бросаю его на сковороду. Он шипит, и я опускаю еще один.

К тому времени, как у меня в руках оказывается приличная стопка французских тостов и почти пустой пакет с хлебом, я слышу шаги на лестнице.

Наоми замирает на пороге кухни, уже полностью одетая.

— Я собиралась что-нибудь готовить, — говорит она. — Думала, ты устал.

Я улыбаюсь и изо всех сил стараюсь не выглядеть таким усталым, каким себя чувствую.

— Не беспокойся об этом. Ты, наверное, устала больше, присматривая за Эмили.

Она улыбается.

— Было не так уж сложно.

— Да, — говорю я. — Потому что я хорошо ее воспитал.

Наоми смеется.

— Знаешь, я всегда списывала это на гены ее матери, но, может быть, это и вправду твоя заслуга.

Это почему-то задело меня, и я нахмурился. Ей действительно нужно было упоминать мать Наоми?

Меня вдруг очень заинтересовали последние кусочки тоста на сковороде.

— Тео? — спрашивает она. — Извини, я...

— Забудь, — говорю я. — Ничего страшного.

— Это не так, — говорит она, сейчас ее голос слышится прямо за моей спиной. — Мне не следовало ничего говорить.

— Наверное, нет, — говорю я. — Просто... не говори о ней, ладно?

— Договорились, — говорит она.

— Французские тосты и бекон, — говорю я, указывая на сковородку. — Классическая комбинация.

Я слышу еще шаги на лестнице, а затем я слышу, как Эмили взволнованно вскрикивает:

— Снег! Папочка, папочка! Снег! Зима пришла! Мы можем пойти поиграть?

Она подбегает ко мне и начинает дергать за руку.

— Пожалуйста, пожалуйста, мы можем пойти поиграть? И Наоми тоже!

— Сначала нам надо поесть, милая, — говорю я. — Если мы сейчас пойдем играть, то еда за это время остынет.

— Мне плевать, если остынет, — хнычет она.

— Да, — говорит Наоми, улыбаясь. — Давай сначала поедим, Эмили, снег никуда не денется.

Я приношу всем по тарелке, и мы садимся вместе. Странно, что за столом сидит третий человек. Не то чтобы нам это доставляло удовольствие; я никогда не видел, чтобы Эмили ела так быстро. Она заканчивает раньше, чем мы с Наоми успеваем доесть по одному тосту и полоске бекона.

— Теперь мы можем идти? — спрашивает она, запыхавшись.

— Может быть, ты хочешь сначала проглотить свою еду? — говорю я.

— Папа!

— Давайте сначала закончим, — говорю я. — Мы тоже проголодались. Помни, всегда думай о других.

Она ходит кругами и громко топает, но по крайней мере перестает громко канючить.

— Ей очень нравится снег, — шепчет Наоми, смеясь.

— Она раньше смотрела снеговика Фрости днями напролет, — говорю я. — У нас есть традиция вместе лепить снеговика, когда выпадает первый снег.

— Оу, — говорит Наоми. — Я уйду после того, как мы поедим, мне бы не хотелось вам мешать.

— Нет! — взвизгивает Эмили. — Ты должна нам помочь, Наоми. Может быть, ты даже поможешь нам слепить снеговика-девочку.

— Кто такая снеговик-девочка? — спрашиваю я.

— Как лев-девочка, — говорит Эмили. — Только снеговик. Так что снеговик не будет одиноким.

— Почему бы тогда просто не назвать ее снежной девушкой? — говорю я, продолжая жевать бекон.

— Потому что тогда она не будет похожа на льва-девочку, глупышка!

Мы с Наоми прикладываем серьезное усилие, чтобы быстрее поесть, так как Эмили, ходя из угла в угол, скоро протрет дыру в полу. Я помогаю ей одеться для снежной погоды, и мы все вместе выходим на улицу.

Наоми улыбается.

— Люблю запах свежего снега.

— И тишину, — добавляю я. — Когда только звуки леса...

Внезапно звук металла, с грохотом сталкивающегося друг с другом, эхом разносится по округе. Раздается громкое шипение и жужжание, а затем еще один металлический грохот. Он доносится из-за забора. SPA-салон Наоми.

— Прости... — говорит Наоми, хмуро глядя на меня.

— Все нормально, — говорю я. — Строительство почти закончено, верно?

Она кивает.

— Торжественное открытие 15 декабря.

— Слава Богу, — говорю я.

Я понимаю, что в моем голосе больше облегчения, чем волнения, поэтому я заставляю себя улыбнуться.

— Я имею в виду, слава Богу, что ты наконец-то откроешь свой милый SPA-салон...

— Все в порядке, — говорит она, усмехаясь, — тебе не нужно оправдываться, Тео.

— Давайте! Ну же! — кричит Эмили. — Мы должны катать снежки. Нам нужны два больших для Фрости и два для снеговика-девочки.

— А снеговик-девочка такого же размера, как и Фрости? — спрашивает Наоми.

— Нет, — говорит Эмили. — Она немного меньше ростом.

— Используй дроби, — говорю я.

— Сегодня суббота, папочка!

— Я знаю, но вы изучаете дроби, чтобы использовать их, а не просто сдавать контрольные. Ты ведь можешь пораскинуть мозгами в субботу, правда?

— Наверное, — бормочет она.

Я закатываю глаза.

— Идеальное время, чтобы блеснуть знаниями, ты можешь сказать нам точно, насколько меньшими должны быть снежные шары для снеговика-девочки?

— Не знаю, — говорит она. — Семь восьмых?

— Семь восьмых? Что это значит? — спрашиваю я. — На семь восьмых меньше?

— Да.

Я скатываю снежок чуть больше моего кулака и поднимаю его.

— Вот, держи. На семь восьмых меньше, чем размер Фрости. Мини-снеговик-девочка.

— Боже, Папа! Ты такой надоедливый. Я имела в виду прямо противоположное!

— Ох, — говорю я. — Ты хочешь, чтобы она была семь восьмых от роста Фрости. Почему же ты сразу не сказала?

Наоми наклоняется ко мне, и я чувствую, как ее плечо касается меня. Я вдыхаю аромат ее волос и духов. Она хорошо пахнет.

— Ты меня немного раздражаешь, папа.

Я смотрю на нее с вызовом.

— Эй, вот как ты учишь ребенка дробям?

Мы начинаем катать шары из снега. У нас есть большой для Фрости, и один чуть поменьше для снеговика-девочки.

На средний и верхний шары уходит намного меньше времени, и вскоре у нас есть два набора из трех снежных шаров, сложенных друг на друга.

— Не совсем снеговики — не хватает финишных штрихов, — говорю я.

— Самое интересное! — говорит Эмили, смеясь.

Мы ищем ветки возле деревьев, и вскоре находим четыре подходящие.

— У снеговика-девочки должно быть семь восьмых размера Фрости! — говорит Эмили.

— Видишь, — говорю я, наклоняясь к Наоми. — Она научилась.

Наоми улыбается, но в то же время закатывает глаза.

Я начинаю разматывать свой шарф, когда Наоми и Эмили вставляют ветки-руки в каждого из снеговиков. Или снежных людей, так как одна из них — снеговик-девочка.

Я обматываю Фрости шарфом и снимаю свою шапку.

— Ты отдашь ему свою одежду? — спрашивает меня Наоми.

— Мы всегда так делаем! — говорит Эмили.

— Ага, — говорю я. — Это часть традиции. Он получает что-то из моей одежды, пока я строю его. Это увеличивает шансы на то, что он оживет и подружится с Эмили.