Изменить стиль страницы

Глава 19

— Сломана плечевая кость, — ухмыльнулся Кангеми. — Уверена, что она не была сломана от рождения? — в распоряжении у него оказались зрители поневоле в очень многолюдном приемном отделении с медсестрой, опустившей правую руку Лоры на стопку подушек как боевой топор.

— Заметь, что я даже не могу понять твою глупую шутку. — Она устала, работа накапливалась, а этот ублюдок охотился за ее сестрой. — Где Стью?

— На четвертом этаже, делают МРТ. Я не мог поверить, сколько вопросов этот парень может задать, когда у него сотрясение мозга.

— Он журналист.

— А какое оправдание у тебя?

Она ответила не сразу, решив вместо этого задуматься, как она с ее рукой в гипсе собирается делать узоры или хотя бы использовать ручку. Когда Лора все−таки заговорила, то обошла болтуна и вместо этого забрала страницу из книги Стью.

- А что я только что видела?

Медсестра Боевой топор не проявила никакого интереса ни к шуткам, ни к манерам и быстро переключилась без каких−либо «как−ваши−дела?» на работу.

— Вам комфортно?

— Да, — Лорин голос был одновременно глухим, как звук упавшего кокос, и пронзительным, как скальпель.

— Я буду лаборантом, который наложит гипс. Расписаться левой можете? — Медсестра протянула Лоре планшет и вложила в левую руку шариковую ручку. Лора подписала, ничего не читая, хотя и не прекращала клясться, что никогда так больше не сделает.

Кангеми невозмутимо продолжал допрос.

— Как вы думаете, что вы видели?

Медсестра Боевой топор перелистала страницы, и Лора поставила подпись, куда указали.

— Ладно, моя мама сделала так, когда я спросила ее, есть ли Санта−Клаус. Она сказала: «Как ты думаешь, есть Санта Клаус? — и я сказала: «Да, я верю в Санта−Клауса», и я верила до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет, что слишком много, если ты не знаешь. Поэтому, когда кто−то задает такой вопрос, то, как правило, это означает, что они скрывают какую−то ложь, которую они говорили в течение многих лет.

Он указал на ее сломанную кость.

— Ты действительно сломала её, а?

— Так и есть. Но больше никаких ответов, пока я не узнаю твое имя.

Он поднял обе руки в знак капитуляции, но Лора изобразила на лице выражение, призванное сказать ему, что переговоров не будет. Вероятно, у нее был вид страдающей от запора, но она изо всех сил старалась выглядеть серьезной и злой. Медсестра ушла со своими бумагами.

— Калоджеро, — сказал он с раскатистым «р» и мелодичным «л».

— Мне нравится. Могу я звать тебя, Кэл?

— О, «детектив» все еще в силе. — Он подтащил стул с громким скрежетом. — Мы еще не знаем точно, что вы видели. Там не было ничего противозаконного. У нас много девушек и парней, но никакие законы такого не запрещают. А у Рольфа есть адвокат и он ничего не говорит. Я не могу его арестовать.

— А как насчет незаконного проникновения?

— Он арендовал помещение. Юридически. Это вы, ребята, вторглись на чужую территорию.

— А девочки? Возможно, они были проститутками, которых вы арестовывали раньше?

Кангеми наклонился вперед, упершись локтями в колени с таким видом, будто разглядывал кроссворд, который он никак не мог разгадать.

— Видишь ли, это то, что мы не можем понять. У них у всех легальные грин карты и трое из них работают на тебя.

— На кого?

— На тебя.

— Что?

Он вынул крошечный конверт из нагрудного кармана и вытащил фотографии размером с кошелек.

— Ты нанимала эту девушку в апреле? — Он показал ей фотографию блондинки лет двадцати.

— Нет. Ты серьезно? Мы совсем на мели.

Он перевернул на другую фотографию: девушка со светло−каштановыми волосами и зелеными глазами.

— А вот эту? Примерно в середине июня?

— Нет. Как думаешь, я бы работала по вечерам и выходным, если бы мы могли позволить себе нанимать людей?

— Да, я понимаю. — Он показал ей фотографию Глаз−Фрикадельки. Ее губы были плотно сжаты, как будто она боялась слишком сильно улыбаться на камеру. — Как насчет этой?

Лора чувствовала острое сожаление, даже печаль, за девушку, которую она встречала однажды в неприятных обстоятельствах.

— Я вроде знаю ее.

— И когда она работала на тебя?

— Ты чертовски хорошо знаешь, что она работала на Иванну Шмиллер до того, как ее избили и зарезали в Восточном Нью−Йорке. В заброшенном торговом центре? Привет? Разве вы, копы, друг с другом не общаетесь? −Она подавила рыдания, которые, должно быть, остались с того дня. −Я имею в виду, ради всего святого, комнату, полную проституток, вы собираетесь сидеть здесь и говорить, что вы не можете никого из них прижать? Никого арестовать?

— Я арестовал твоего парня.

— Он не мой парень.

—.. Независимо…

— Это неуместное слово! — Она сделала паузу, ей было наплевать на словарный запас Кангеми. — Почему вы его арестовали?

— Нападение. И как только мы убедили его в этом, он взял на себя всю вину за нарушения, которые мы можем проигнорировать или нет. Но он очень хороший парень. Уверена, что не встречаетесь?

Она хотела скрестить руки, но не смогла, поэтому она так крепко сжала челюсти, что аж зубы заскрежетали.

Он откинулся назад, скрестив руки и лодыжки.

— Уже поздно. Так что я собираюсь вежливо расспросить тебя, а не вызывать повесткой. Что ты там делала?

— Я была…

— Ничего не утаивай.

— Могу я говорить? — Он кивнул, вынув свой блокнот, и Лора продолжила. — Я беспокоюсь, что вы думаете, что Руби убила Томасину, чего она не сделала. Поэтому я хочу развеять все подозрения. Она этого не делала, но когда я узнала, что они с Томасиной были… вы знаете… я знаю, как вы, ребята, думаете. И я знаю, что яд был в ее доме, но мне все равно. Руби не химик. И я не знаю, знаете ли вы это, и я не знаю, что вы делаете. Вы могли бы работать день и ночь, чтобы найти причины, чтобы посадить ее вместо того, чтобы пытаться выяснить, что на самом деле произошло.

Он оторвался от своего блокнота, приподняв бровь.

Лора почувствовала, что сказала что−то не то, и почти сразу же начала отступать.

— Я не говорю, что вы нечестны. Я просто говорю, что у вас есть работа, и вы собираетесь ее делать. И твоя задача — убрать людей и забрать вещи со своего стола, вот и все.

— Однажды мы поговорим о моей работе и твоей работе, хорошо? Но не сейчас.

Благодарная за отсрочку, она сказала:

— Мы нашли эту брошюру в вещях Руби, о которых мы забыли. Для Фонда «Белой Розы». Основательницей, которого была Томасина, или Сабина, которая является ее братом, но неважно. Этот фонд создан, чтобы помочь сиротам и попавшим в беду девочкам из Восточной Европы. Они их вытаскивают из жизни проституток, и кого бы то ни было еще. — Она почувствовала, как ее щеки краснеют. Она всегда будет так странно относиться к сексу? Ее смущение было… ну, смущающим.

— Ладно, эти девушка на обложке «Белой розы», она также была в каталоге «Пандоры», который вы мне показали, и она также была с Рольфом в Бакстер−Сити. Поэтому мы начали искать её и обнаружили, что она работает помощницей Иванны, что подозрительно, но вы можете сложить два и два. Я хотел поговорить с ней, и когда я поехала к ней на встречу в Восточный Нью−Йорк…

— Большинство людей в жизни не видели убийств.

— Ну да, и это сильно расстроило. Поэтому, я решила отправиться по адресу, указанному в брошюре и самой все посмотреть. Я имею в виду, она была прямо на обложке. И это случилось ночью. Я не искала того, что нашла.

Кангеми с усилием потер глаза.

— Знаешь, у меня тоже есть своя жизнь. У меня есть девушка, с которой мы то расстаемся, то нет, и которая оставляется мне записки о том, какой я мудак, когда я возвращаюсь домой. Видишь ли, я всегда работаю, всегда между жизнью и смертью. Если бы не я пошел на встречу с сумасшедшей девицей из мира моды, то на следующий день она бы была мертва, и это бы стало моей проблемой. Но я здесь, а это значит что? Что ты сумасшедшая, зазнайка, ясно? Знаю, ты думаешь, что распутала дело Померанц. И я позволил тебе так думать, потому что ты милая и у тебя честное сердце. Но я должен тебе сказать, что он был у нас, и мы собирались его схватить. Я имею в виду, мы были в пути. И мы взяли его, потому что у нас есть инструменты, чтобы сделать эту работу, и мы не сидим сложа руки, генерируя сумасшедшие идеи.

— Для тебя самым подходящим на эту роль был Джереми.

— Когда ты вошла в тот офис, на кого ты думала?

Они еще секунд тридцать сидели, уставившись друг на друга. Она входила тогда в офис ни о чем, не волнуясь. Она только что приехала с Шелдоном Померанцем на его лимузине, вдовцом, которого она уличила в лжесвидетельствовании и минетах за деньги, и ждала встречи с Джереми как в лучших традициях их дружбы. Выйдя из лимузина, убежденная, после разговора с Шелдоном, что он не убивал свою жену, и имея каждый факт под рукой, на кого она думала?

— Джереми, — сказала Лора. — Я думала, Джереми убил её.

— Ну, а вот я нет. Я знал, что это сделал Андре. Тогда ты была на два дня позади нас. А насколько сейчас?

Лора пожала плечами.

— Томасина умерла во вторник, поэтому…может быть не более чем на полтора дня. Хоть какое−то улучшение, так ведь? — Она попыталась примирительно улыбнуться, но получилось, наверное, как ночной кошмар детектива Кангеми — сумасшедшая девица из мира моды.

Руби приехала в десять тридцать. Лора уже расписалась левой рукой за все. У нее была работа для Джереми, и она уже полтора дня не заглядывала в свой салон. Она была уверена, что не пропустила ни одной распродажи, потому что без нее сделка не состоится. Она немного беспокоилась о Дебби Хайвудд, которая без сомнения менее благожелательно отреагировала бы на тактику продаж Руби−воровки чужих парней. Четырежды написала Стью, но ответа не получила.

— О, выглядит мило, — прокомментировала Руби загипсованную руку. — Правда. А они не делают в других цветах?

— Не стесняйся, сшей мне новый. О, не бери в голову.

Руби показала ей язык. Конечно, она не могла шить.

Лора почувствовала себя виноватой.

— Как дела в шоу−руме?

— Там нет вентиляции. Воняет человечиной.