- Вот вы откуда это знаете, а? У вас же глаза закрыты! Может, вы уже свои грабки ниже плеч опустили? – спросил Нож.

- Да мы бы почувствовали, – сказал я за себя и за Пузо.

- А вот! Можете руки опустить, глаза открыть, – сказал Нож обрадовано. – Значит, вы всегда знаете, где находится ваша рука. Да?

- Да, – задумчиво ответил Пузо, а я ограничился кивком, начиная понимать, куда клонит Нож.

- И не важно, закрыты у вас глаза или открыты. Вы знаете, где ваша рука. Сомнительно, что вы можете так в руках запутаться, чтобы ударить самих себя – продолжил Нож. – Нет, такое тоже бывает. Но чем лучше вы собой владеете – тем меньше такое происходит. Вот и с мечом надо так же.

Не только с мечом. Не только с оружием. Я точно знаю, где моё сердце – оно бьётся у меня в груди и качает кровь. Я чувствую свой мозг – он там, в голове, давит на шейные позвонки. А там, в животе, лёгким давлением даёт о себе знать желудок, а рядом желчный пузырь, ниже – кишки, а по краям, под тонкой кожей боков – спрятались печень и почки. Я делаю вдох и чувствую, как раздвигается грудная клетка, а внутри образуется два лёгких пузыря. Я точно знаю, где находится сейчас каждая клетка моего тела. Я даже чувствую порванные мышцы. Я не должен чувствовать свои кишки, но вот они – разорванные острыми когтями.

И вот только сейчас я это понял? Это было обидно и грустно одновременно. Так долго искать ответ – и найти его только сейчас, когда ничего не изменишь. И почему я всё вижу, если закрыл глаза? Почему опять мельтешат искры, и всё вокруг из песка? Почему я вижу, как Пятнадцатая воет, прижимая нерасправленный бинт к ране – воет на одной ноте? Почему я уверен, что сюда спешит Эл-оли со стороны ворот?

Мир… Мир вокруг меня существует даже тогда, когда я не могу его видеть. И в нём – я. Избитый, израненный, умирающий… Но всё, что надо – протянуть руку, ведь вокруг полно мудрости. Вот же она – меняет город Мобан, готовит изменение людей и животных. Зачерпнуть немного и влить. Заставить кишки срастаться, сердце – качать кровь, лёгкие – заполняться воздухом.

И они слушаются. Они знают – так надо. Они уже не очень-то и хотят, но они – это я, а я – хочу, чтобы они работали. Нет сил? Держите силы, вот она – мудрость. Сколько угодно мудрости! Её здесь столько, что можно изменить всё что угодно. И что же, нельзя срастить какие-то вонючие кишки? Стянуть мышцы, затянуть кожу, растворить яд, расщепить его… Можно! Можно!

Грудь дёргается и делает первый вздох. Я вижу Пятнашку. Она вздрагивает, ползёт ко мне. Бум! Это сердце: оно сократилось, толкнув уже застывающую кровь по сосудам. Бом! Оно вбирает кровь в себя. Вздох! Бум! Бом! Вздох! Бум! Бом! Вздох! Бум! Бом!

Боль обрушивается на меня, выгибая дугой. Но боль – это жизнь. Лишь те, кто умирает, не чувствует боли. А если боль ещё тут – то и жизнь продолжается.

- Шрам!

Жаль только, что боль такая сильная – и я не могу сказать Пятнашке очень важную вещь, на которую потом уже могу не решиться.

Я стоял посреди мрачного леса. Повсюду что-то капало, слышались крики неизвестных созданий, треск и шум. Это был не тот лес, где отдыхают глаза и уши, где взгляд радуется мягкой зелени. Нет. В этом лесу хотелось спрятаться под какую-нибудь корягу и носа не высовывать лишний раз. В этом лесу жизнь и смерть сменяли друг друга в своём извечном круговороте, но так часто, что, казалось, жизни тут нет совсем.

Но мне почему-то надо было идти вперёд. Я это понимал точно – только вперёд, только идти. И я шёл. Руки раздвигали широкие листья папоротников и гирлянды мха, ноги ступали тихо и аккуратно – я даже удивился, что так умею. Уши ловили каждый тревожный шорох. Казалось, что нервы напряглись, словно канат, удерживающий немалый груз на самой границе своей прочности.

Лес закончился, и я внезапно вышел на поляну, хоть в этом мрачном лесу такое и казалось невозможным. Но на каменистом пустыре почти не было травы и жизни. В самой его середине горел костер, рядом с которым сидел старик с седой бородой в странной одежде. Его раскосые глаза задумчиво смотрели на огонь. Я сел рядом и тоже стал наблюдать за пляшущими языками пламени. По телу расползалось приятное тепло.

- Всё ещё думаешь, что напрасно тут оказался? – спросил старик.

- Дважды оказаться в одном и том же месте случайно я не мог, – возразил я.

- Но вышел ты сюда случайно, – старик покачал головой.

- В прошлый раз не случайно, а теперь случайно?

- Случай – это следствие предыдущих поступков и свершений.

- Тогда я пойду?

- Куда? – старик указал палкой на кромку леса. Там, под могучими деревьями, стояла девушка с золотыми волосами и плакала. Она показалась мне знакомой, но никак не удавалось вспомнить её лицо. – Туда?

- А что там такого? – я на мгновение повернулся к старику, а когда снова перевёл взгляд на девушку, вместо неё стояла уродливая тварь.

Но теперь я узнавал смутно знакомые черты девушки в чудовище.

- Там? Ничего, если подумать, – ответил старик. – Ещё бы ты думать умел…

Рёв раздался со стороны изменившейся девушки. Слишком близко, словно над ухом. Я обернулся и увидел тварь прямо рядом с собой. Серая лапа с острыми когтями-бритвами ударила меня живот. И наконец я вспомнил её. Злата.

Тьма потянулась ко мне. Я попытался отшатнуться, вскочить – но как будто прирос к брёвнышку, на котором сидел. Меня охватил какой-то потусторонний ужас. Я рвался и силился уйти, но тьма всё приближалась.

- Нет-нет-нет-нет! – закричал я в отчаянии и почувствовал, как меня окутывает… что-то… Одеяло!

Я лежал в небольшой комнате на кровати, застеленной постельным бельем. Одежды на мне не было. Ворочаясь, я, похоже, сам спеленал себя одеялом, которое пришлось долго и медленно распутывать. Во всём теле была слабость, и шевелиться было большим подвигом. Вспомнив, что со мной произошло, я посмотрел на живот – там на месте ран розовела молодая кожа. Сквозь затянутое плёнкой окошко доносился только шорох прибоя – на улице была ночь. Открыв окошечко, я высунулся и посмотрел, где нахожусь. Без сомнения, это был Мобан. На это открытие я истратил все свои силы – и на кровать почти упал.

Я был жив. И, надеюсь, Пятнадцатая была жива. И все, кто выжил в том бою – тоже живы. А остальное – было неважно. Я почему-то был уверен, что найду их всех. Но первой я найду Пятнадцатую и скажу ей то, что так и не успел сказать, лёжа на центральной улице города.