Я отчетливо помню, как не имел ни малейшего представления о том, что будет дальше, чего ожидать от этой такой туманной, такой неизведанной, такой неоднозначной жизни. Я был уверен в одном: все сложно. Собственно, именно из-за такой формулировки позже у меня не срослось со второй моей девушкой — у нее, наоборот, все было слишком просто. Затем все пошло по накатанной: все, с кем бы я ни пытался вступать в отношения, меня обескураживали своими тараканами. Все девушки, о которых мало-мальски стоит упомянуть, требовали к себе крайне индивидуального подхода, у всех были свои амбиции, все планировали свою жизнь довольно четко, все думали слишком много. Феминизм, конечно, полностью дискредитировал себя в глазах думающего большинства, но, как ни странно, у меня не складывалось с девушками в первую очередь потому, что все они были крайне самодостаточными. Вот только я не был, я был проклятым идеалистом. Я всегда до неистовства желал платонических чувств и термоядерного порева. Как выяснилось, это мало сочетаемые вещи. Все девушки, с которыми я строил отношения, оказывались на поверку слишком взрослыми для меня во всех смыслах. Я уж не говорю про всяких прочих шалав, с которыми мне приходилось вполне искренне пытаться строить фальшивые отношения, в то время пока ими естественным образом жадно овладевали более циничные и пронырливые парни. Ах, эта наивная молодость! Конечно же, после двадцати пришлось повзрослеть. Просто потому, что все люди вокруг, с кем я пытался выстраивать отношения, оказывались на поверку какими-то трудными. В итоге пришлось самому стать таким, даже покруче. Но, как бы банально это ни звучало, «с волками жить — по-волчьи выть». Поэтому любовь была благополучно послана нахуй вместе с идеализмом, и потихоньку либидо завладело мной.

Вот так эта эпоха нового цинизма и работает. Любая личность, сколь бы чистой, цельной, принципиальной и убежденной она ни была, все равно волею судеб оказывается лицом к лицу с правдой сегодняшнего дня. И вынуждена так или иначе приспосабливаться к этим реалиям, какими бы суровыми и бездуховными они ни были. Эти жернова все равно вытачивают из тебя нужного солдата этой половой борьбы, оставляя неизгладимый след, в то время как последние романтики умирают.

Вот так я и пришел к тому, что во всем цивилизованном мире сейчас и в моей стране в частности происходит глубочайший кризис отношений между мужчиной и женщиной. Как же хуево, что я оказался тем самым человеком, которому нужно было все это понять. Как ни странно, все эти умозаключения лишь только усиливают потенцию.

Пока все эти мысли мелькают у меня в голове, свеженький механический монстр из ближайшего автопарка, созданный по последнему слову европейского стандарта, подкатывает к остановке, блестя отскобленными окнами и тихо шурша шинами.

Я, шатаясь, ныряю внутрь и нахожу местечко где-то в хвосте. Центральная автобусная остановка, спасая основной денежный ресурс многих неудачливых неромантиков, остается далеко позади, а меня засасывает будущее. В наушниках начинает играть свеженькая песня Sirotkin:

«В этих городах

Мы могли бы стать

Выше домов.

Выходи, идем

Дышать огнем,

Все вокруг горит.

Эти города

Могут нам отдать

Все, что возьмем.

Выбери наряд,

Пробуй все подряд.

Бьется внутри

Белым птенцом

Сила твоя в нем».

По закону жанра я вновь оказываюсь наедине с собой, и меня начинают одолевать мысли, как самый опасный и неизлечимый вирус. Я в который раз размышляю о том, кто я в этой жизни, почему я нахожусь сейчас именно здесь, наполненный градусом и в то же время опустошенный. Я лечу навстречу неизвестности, так и не найдя способ рассеять эту энтропию, изничтожить эту неизвестность, собрать этот пазл под названием «собственная жизнь».

Я так долго пытался разобраться в своей жизни, но в итоге так ни черта и не разобрался. Единственное, что я уяснил, — жить становится не интересно, когда знаешь ответ практически на любой важный вопрос.

Я пытаюсь порадоваться тому, что сейчас я не безработный, что есть люди, которым я не безразличен, что в моей жизни есть смысл, что бы там не говорил Шнуров в интервью Дудю. А алкоголь — это всего лишь способ преобразить свою жизнь, сделать ее чуть менее мерзкой.

Эта девчонка наверняка ведь поехала трахаться, только с кем-то другим. Все ведь хотят трахаться. Только вот сегодня я уже не впервой буду иметь сношения со своим мозгом.

Нажимаю большим пальцем кнопку питания китайского айфона, чтобы заглянуть в инфосферу, и вижу непрочитанное сообщение в мессенджере. Пишет Катя: «Привет, как твои дела? Вчера вспоминала о тебе, давненько не виделись. Не хочешь встретиться на днях?». Мой палец замирает над клавиатурой телефона, пытаясь найти несуществующие буквы, которые позволят составить то самое предложение, которое я так хочу ей сказать, но которого сам еще не сформулировал. Мне безумно хочется сказать ей, что, конечно же, я очень хочу встретиться с ней и отдал бы все свое оставшееся время, лишь бы хотя бы годик прожить с ней счастливой жизнью: просыпаться в обнимку по выходным, заниматься утренним вялым сексом с жесточайшей эрекцией, готовить сырники со сгущенкой, покупать иногда букеты тюльпанов и просить оборачивать их обычной крафтовой бумагой, чтобы потом дарить ей. Жить только ради того, чтобы делать ее счастливой, чтобы во всем этом был хоть какой-то смысл. Таково мое абсолютно эгоистичное желание быть счастливым, обрести смысл существования ради чего-то, а точнее кого-то. Но мне так и не удается нащупать эпителием те самые буквы несуществующего алфавита.

Вместо этого я обнаруживаю в контактах кучу телефонов девчонок, у которых успешно настрелял номера, но так и набрал их, чтобы сказать «алло».

Интересно, что когда у тебя затишье на любовном фронте, то есть вообще засуха, никого нет — никто и не пишет. А как только появился хоть кто-то, кто издали приглянулся, и ты задумался на счет отношений, то все, сразу же изо всех щелей начинают стучаться какие-то бывшие бывших, о тебе вспоминают какие-то знакомые. Вселенная как бы пытается напомнить: «Эй, слышь, я как бы пошутила, ты мой засранец, я просто играла недотрогу!»

Гребаная вселенная… Все, что сегодня остается таким как я в свободное от ебашилова время, — это валяться дома, слушать грустные песни про несуществующую любовь и снимать галочку Вконтакте с «безопасного поиска» в видео.

Через несколько остановок напротив меня оказываются два высокодуховных вдрызг набуханных индивида, обсуждающих, очевидно, девушку одного из них. Я прислушиваюсь к их диалогу:

— Бля, да она вообще охеревшая. Прикинь, сидит дома, деньги ни за что не платит, кредит за его счет. Попросила брата в магистратуру в Испанию, чтоб он там получил образование, все дела…

Второй очевидно полностью солидарен, потому что лишь подбуркивает в такт словам собутыльника. Первый продолжает:

— Ну и вот. А еще помню, они выбрали ЗАГС в Новогиреево, жопе мира. Пиздец, праздновали там, помню, все нахерачились в хлам. Ну и там пошло-поехало. Он, помню, говорил мне золотые слова: жену надо ставить раком, чтобы она знала, какая она скотина…

После крайних слов этого невнятного запойного монолога я выключаюсь из потока этой грязной информации и, встряхнувшись, поднимаюсь со своего места и выхожу на своей остановке где-то на юго-западе Москвы. Сука, ебаные мужланы!

Одинокий автобус заботливо довез меня одного до московской окраины, и я, радуясь тому, что коротаю дни своей пусть не столь ценной, но жизни, оказываюсь недалеко от своего дома. Перебегаю через пустую ярко освещенную фонарями автотрассу, дохожу до дома и сворачиваю за угол, на улицу, которая должна через несколько сотен метров привести меня в мою берлогу. При этом прекрасно понятно, что насколько бы холостяцкой она ни была, это не означает обилие раздетых девичьих тел в постели.

Одиночество, пожалуй, сравнимо только с осенним ливнем. Оно, сука, ледяное и вездесущее, может обдавать тебя холодом довольно продолжительное время. И хотя общеизвестно, что он рано или поздно закончится, невыносимым остается сам факт, что уж если ты попал под него, то будь уверен — промокнешь до нитки.

Мой размеренный и все-таки еще не до конца трезвый шаг подстегивается впаянными в русскую начинку страхами перед чем-то неизвестным, перед одинокой темной улицей, закутанной во мрак распиздяйством местных муниципальных структур, что хотят сэкономить на электричестве. Хотя, конечно, стоит все-таки отдать должное в первую очередь лобным долям моего поехавшего чердака, которые, желая по известным причинам достроить картину мира, с определенного возраста начали перманентно работать, гиперактивно замыкать нейронные связи и впитывать любую полезную информацию.

Отделение Сбербанка возле моего дома соблазняет меня обналичить часть моих накоплений, и я поддаюсь. По удивительному стечению обстоятельств все три банкомата в помещении заняты, очевидно, сплоченная диаспора московских разношерстных алкашей вышла на выгул, и всем срочно понадобился кэш. Я, зависнув в этот момент в своих размышлениях о высоком, покорно дожидаюсь своей очереди. Выполняю ряд автоматических линейных движений, и несколько новеньких хрустящих доказательств человеческой корысти падают мне в карман.

На выходе из отделения караулит бродяга и достает каждого выходящего вопросом «Слушай, подскажи, по-братски…». Но никто не находит нужным слушать следующую часть просьбы, поэтому и я отвергаю его, будучи отвергнутым сегодня сам. Тем самым восстанавливаю баланс: если бы все сложилось, тогда меня бы здесь не было. Действую реакционно — чистая кармическая обратка.