Падение вышибло из Дэвида весь дух, но он все равно крепко держал Киннелла. «Бегите, — думал он. — Бегите».

— Отпусти меня, ублюдок! Она моя жена! — нанеся очередной удар, гаркнул Киннелл.

Удар по почкам принес ошеломляющую боль, но несмотря на то, что руки превратились в желе, Дэвид по-прежнему сильно сжимал Киннелла.

— Дэвид!

Другой голос. Мёрдо.

Дэвид взглянул туда, где у дверей театра стоял Мёрдо, при виде устроенного Дэвидом скандала он округлил глаза.

Киннелл, воспользовавшись мимолетной невнимательностью Дэвида, вырвался из его хватки и вскочил на ноги.

— Элизабет! — завопил он, бросившись вперед.

По тону Дэвид догадался, что Киннелл ее видел, взял ее на прицел.

Каким-то чудом Дэвиду удалось встать. Дышал он тяжело, подошвы ботинок скользили по гладким булыжникам, тело отказывалось подчиняться. Он стремглав помчался за Киннеллом и вцепился в хвост фрака, дабы снова его задержать.

С убийственным выражением лица Киннелл развернулся и сильно отпихнул Дэвида, отчего его отбросило назад. Все дальше и дальше, в пустоту. На миг он замахал руками.

На этот миг — а, может, навечно — Дэвид завис в падении. В падении под испуганное ржание и чьи-то вопли. В падении под необъятную тень упряжной лошади, вставшей на дыбы.

Падение закончилось резкой болью.

Далее — ничего.