Глава 17

Рамиро не понимал, зачем Розита привела Винченцо на вечеринку по случаю запуска корабля. Ему было совершенно ни к чему проводить свои последние куранты, наблюдая за тем, как этот мужчина ревниво парил рядом с его сестрой, пока они вдвоем вели светские беседы со скучными, но видными персонами, налетевшими на мастерскую Верано, как рой зудней.

Рамиро, надо признаться, было приятно узнать, что Коррадо останется в стороне от воспитания детей, но он все равно хотел, чтобы Розита просто рассказала своему брату о человеке, которого нашла ему на замену, не выставляя перед ним своего избранника напоказ. Она в нем не нуждалась, и он это понимал. Розита вполне могла повременить с отторжением еще четыре года, но к моменту возвращения сам он будет слишком стар, чтобы сыграть хоть какую-то роль в жизни ее детей.

Пока Рамиро стоял и наблюдал за ними, к нему подошла Грета, держа в одной руке тарелку с едой.

– Как думаешь, у тебя уже будут внуки, когда мы встретимся в следующий раз? – спросил он.

– Надеюсь, что нет. Моему сыну будет всего десять лет.

– Серьезно? – Рамиро припоминал, что Грета брала перерыв в работе на время отторжения, но сейчас ему казалось, что это было чуть ли не в прошлой жизни. – Так ты здесь в качестве должностного лица или просто хочешь показать, как сильно будешь по мне скучать?

– Я уверена, что твое отсутствие не станет для меня нестерпимой пыткой, – ответила она. – И не продлится долго. Как только мы пустим в ход новую систему, будет казаться, что ты уже вернулся.

Рамиро скептически прожужжал.

– Я знаю, что официально Совет не станет медлить с внедрением системы, но мне кажется, что после выборов они буду готовы пустить все на самотек. Технические проблемы то в одном, то в другом блоке, сорванные сроки, приказы о подготовке новых отчетов…

– Этому не бывать, – твердо сказала Грета. – Работа продолжается. Если бы мы задержали окончание проекта до возвращения Геодезиста, то что бы это означало? Что если Эсилио окажется непригодным для жизни, все отменяется?

Рамиро и не думал, что Совет оставит судьбу новой системы передачи в заложниках потенциальных открытий Геодезиста, но прямо сейчас ее поспешная разработка выглядела как упущенная возможность, которой можно было воспользоваться, дабы разрядить обстановку на Бесподобной. С другой стороны, если первые новости насчет Эсилио будут сулить большие надежды, это обстоятельство, вероятно, компенсирует способ их получения.

– То есть ты считаешь, что будешь точно знать, что именно мы найдем, еще до того, как завершим поиски?

– Разумеется, – ответила Грета. – Я уверена, что постройка системы займет меньше двух лет. Шансы, что кто-то из подрывников остался на свободе, малы, а наши меры безопасности стали не в пример лучше.

– Мне бы не хотелось по возвращении узнать, что вы, идиоты, повзрывали друг друга. – Рамиро продолжал мельком поглядывать на Розиту и Винченцо; ему претила мысль о том, что Грета чувствует его дискомфорт, но он ничего не мог с собой поделать. – Может быть, я останусь на Эсилио и избавлю себя от всех этих ненужных перелетов. Уверен, Азелио сможет не хуже меня просветить тебя насчет пригодности этой планеты для жизни.

– То есть ты отпустишь агронома, а сам останешься на новой планете и будешь пытаться в одиночку развивать земледелие?

– Возможно, планета обитаема, – предположил Рамиро. – Я не против, если ее обитатели живут в обратном времени; это наверняка даст повод для интересных бесед.

Грета знала, что он шутит, но все равно настойчиво пыталась спустить его с небес на землю.

– Еще до разворота астрономы в течение десяти лет проводили спектральный анализ. Если бы на Эсилио были растения, мы бы об этом уже узнали.

С этим было сложно спорить. Даже при том, что им не удалось получить отдельные изображения звезды и ее планеты, со временем астрономы бы смогли заметить любые незначительные изменения в спектре системы по мере того, как вращение планеты открывало для наблюдения различные части ее поверхности.

– Что, если их фермы, как и наши, расположена в пещерах?

– То есть у них есть подземное земледелие, но нет естественной растительности на поверхности?

Рамиро был не в том настроении, чтобы сдавать позиции.

– Возможно, ты и узнаешь ответ раньше меня, но он все равно может стать для тебя неожиданностью.

От отвернулся и заметил поблизости Тарквинию вместе с ее семьей. Ее брат, Сикуро, отрастил дополнительные руки, чтобы ему было проще удержать детей, но они все равно пытались вывернуться из его хватки. Тарквиния беседовала со своим дядей, и со стороны разговор выглядел напряженным; Рамиро решил не вмешиваться. Он сверился с обратным отсчетом на подвешенном у потолка дисплее; до начала посадки оставалось меньше трех курантов.

Советник Марина попросила тишины, после чего обратилась к присутствующим с речью, посвященной не столько реальным целям Геодезиста, сколько мотивам, которые преследовали люди, давшие добро на эту миссию.

– Наш миротворческий проект доказывает, что и сейчас правительство Бесподобной принимает свои решения с учетом интересов всех ее жителей. Только те, кто желают ополчиться друг против друга, останутся безучастными к вдохновляющему свету этого маяка, символизирующего сотрудничество и взаимопонимание.

Под конец речи Рамиро поймал на себе взгляд Агаты. Проверка Лилиной теории не удостоилась упоминания – печальный факт, если учесть, что только это из их будущих наблюдений не грозило им разочарованием. В чем бы ни состояла истинная природа гравитации, знание о ней в любом случае принесло бы пользу.

Тарквиния уже направлялась в сторону шлюза. Оглядев толпу, Рамиро, наконец-то, снова заметил Розиту; она стояла у одного из столов с едой. Сдержанно кивнув на прощание Грете, он пробрался через оказавшиеся у него на пути препятствия и подошел к сестре.

Винченцо был неподалеку, но пока Розита накладывала себе на тарелку пряные караваи, он с кем-то разговаривал. С момента их последнего с Рамиро разговора она заметно набрала вес.

– Как скоро? – спросил он.

– Через пару черед, – ответила она.

– Надеюсь, все пройдет удачно.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Розита. – И с детьми тоже. Ни о чем не волнуйся.

– Хорошо. – Рамиро понял, что она привела Винченцо не затем, чтобы унизить своего брата. Она хотела обнадежить его, показав, что невзирая на неудачи, продолжает жить своей жизнью.

– Удачи, – пожелала она.

– Спасибо. – Задним зрением он видел, как Тарквиния нетерпеливо машет ему руками. – Увидимся, когда я вернусь.

Отвернувшись, он почувствовал нечто, навалившееся на него подобно тоске – бремя, от которого он увиливал всю свою жизнь, так до конца и не отказавшись, для него теперь было безвозвратно потеряно.

Он догнал Тарквинию, Агату и Азелио у входа в шлюз. Выход был отрепетирован полдюжины раз, и теперь, пока они надевали свои корсеты, охладительные мешки и реактивные ранцы, Рамиро пытался смягчить свое положение, погружаясь в знакомую ситуацию.

– Подумай о том, как Ялда прощалась с Евсебио, зная, что никогда не вернется, – сказала Агата. – Все это пустяки.

– Ялда – просто выдумка, – невозмутимо отозвался Рамиро. – Она такая же реальная, как персонажи из саг.

Агата уставилась на него, шокированная столь откровенной ересью, но прежде, чем она успела хоть что-то сказать в ответ, Рамиро надел шлем. Когда она, наконец, разразилась импровизированной речью, доказывающей реальность Ялды, он лишь нахмурился, словно извиняясь, и сделал вид, что не слышит ее.

Для вывода Геодезиста в космос Верано построил отдельный шлюз, но блестящая хрусталитовая камера, перед которой стояли члены экипажа, закрывала небольшой проход, находившийся здесь еще со времен Марцио. Рамиро протиснулся в нее последним; закрыв раздвижную дверь, он увидел, как из обвязки дверного проема начала сочиться голубая смола, которая по мере расширения и затвердевания приобретала зеленоватый оттенок и превращалась в герметичную спайку.

В коммуникаторе его шлема раздался голос Тарквинии.

– Откачиваю воздух из шлюза. – Рамиро почувствовал, как ткань, вслед за понижением давления, стала раздуваться вокруг его конечностей.

Встав на корточки, Тарквиния вскрыла герметичный шов, которым был защищен выход, и поворотом рукоятки открыла круглый люк. Она первой ступила на веревочные ступеньки и, держась руками за короткую каменную лестницу, выдававшуюся над люком, стала спускаться вниз.

За ней последовал Азелио, а затем и Агата. Рамиро кольнуло от досады: он поспорил с Тарквинией, что Агата передумает в последний момент – а Тарквиния ясно дала понять, что не станет принимать отказы после того, как они окажутся на борту. У входа в люк он замешкался; он видел, как собравшиеся гости глазеют на них из-за кордона. Он мог бы прямо сейчас пойти на попятную, и отчасти это бы того стоило – просто ради удовольствия дать понять этим идиотам, что он все же не станет разгребать устроенный ими бардак.

Отчасти, но не совсем. Он ухватился за верхнюю часть лестницы и начал спускаться.

Когда Рамиро оказался снаружи, его лицо было обращено к черной полусфере пустеющего неба. Пробивавшийся сверху свет вполне сносно указывал направление, и по мере того, как он мерк, глаза Рамиро привыкали к темноте. Взглянув вниз, он увидел темный диск Геодезиста, опутанного опорными канатами – тот по-прежнему располагался на боку, но висел вверх ногами по сравнению с тем, каким Рамиро видел его в мастерской.

На лестнице под ним оставались только две фигуры в шлемах; Тарквиния была уже на борту. Ради сеянцев Азелио внутри корабля поддерживалось давление, поэтому каждому из путешественников приходилось дожидаться своей очереди, чтобы пройти через небольшой шлюз Геодезиста. Когда Азелио открыл люк, Рамиро представил, как выпускает из рук лестницу и, запустив свой реактивный ранец, удирает по склону горы. Если бы он не тянул так долго, то, возможно, придумал бы, как инсценировать собственную смерть. Среди оставшихся на свободе антисообщистов, пожалуй, нашлось бы несколько человек, готовых предоставить ему убежище.