Манхэттен был маленьким островом, а Ковен еще меньшим сообществом, но она до сих пор оставалась незамеченной. Одно из того, чему она, как бывший Венатор, научилась, так это исчезновению. Она быстро обосновалась в квартире в одном из чудесных новых зданий у воды на западе Челси: некогда ее отец был самым богатым человеком в городе, а сама она некоторое время была Регентом Ковена, поэтому, хотя она и была счастлива вернуться в Нью-Йорк и могла жить в небольшой многоэтажке, шестикомнатный двухэтажный пентхаус с видом на Гудзон был бы намного лучше. Она нашла работу в маленькой картинной галерее, потому что ей нужно было хоть чем-то заняться, и оказалось, что она умеет отвечать на звонки, шутить с художниками и умасливать клиентов. Это было довольно мило, хотя она никогда не думала, что это по ней. Она не представляла, что может принести ей будущее, но пока она жила богемной жизнью в Нью-Йорке и была правящей королевой Верхнего Ист-Сайда, это точно не входило в её планы. К примеру, она никогда не думала, что будет работать. Она собиралась быть одной из тех людей, которые правили миром в тени. Вместо этого она была простым клерком, той, кто делал, как поручено, и работала, чтобы улучшать вещи для других. Прибыла остальная часть её еды, и она быстро очистила тарелки, но задержалась на кофе. Она все ещё была в меланхоличном настроении, не зная, что происходит, куда приведет её жизнь. Ей не хотелось отношений, но в то же время, она не хотела быть одна. Она все ещё была замужем, даже, если её муж находился неизвестно где. Ей правда не нужен был никто, кроме него, но они не могли быть вместе, вот как это было.

Она заплатила и вышла из ресторана, её сапоги щёлкали по булыжной мостовой.

Галерея гудела, когда она приехала, так же как и её босс, нервозный человек по имени Мюррей Энтони, поучал своего молодого ассистента. Они в последний момент одолжили несколько своих картин какому-то маскараду в Модерне на следующей неделе, но ничего еще не было завернуто и отправлено. Музей интересовался, где картины, и Мюррей сорвался.

— Вот, я помогу, — сказала она, вставая, чтобы протянуть руку к двум из них, запакованным в ящик.

— Мими, слава Богу, ты здесь. Я разговаривал по телефону с музеем, а потом узнал, что Донован собирается свернуть работы в трубочки! Представляешь? Они же могут испортиться! — сказал Мюррей, гневно глядя на виновного. — Они должны отправиться прямыми, прямыми, прямыми! Он собирался отправить их в цилиндрах для постеров! Леди, которая закатывает вечеринку, тут не появляется, — его глаза продолжали бросать искры на ассистента. — Донован сказал, что однажды она почти кричала на него, но можем ли мы её винить? — Он вздохнул.

— По какому поводу вечеринка? — спросила Мими.

— Тусовка называется Бал Четырёх Сотен, вечеринка для какого-то секретного общества, — сказал Мюррей скучающим тоном. — Ещё одна группа важничающих нью-йоркцев, без сомнения. Очевидно, им нужна эта серия картин, потому что она вся красная, а на вечеринке будет представлена выставка под называнием «Красная Кровь». Прикинь, да?

Мими уставилась на него, не веря тому, что услышала. Так значит, Ковен снова организовывает Бал Четырёх Сотен? Она немного затосковала, вспоминая самый последний бал, который провели перед разразившейся Войной. На мероприятии она совершила свой дебют, претендуя на законное наследство как Азраил, Ангел Смерти. Как она не пыталась избежать возвращения в прошлое, каким-то образом подсознание или вселенная вытолкнули её в то место. Случайности не случайности, как любил говорить Кингсли. Значит, в Бал Четырёх Сотен будет включена выставка «Красная Кровь» — милая вампирская шуточка, раньше Красная Кровь была тем, что Голубая Кровь называла своей смертной родней. Картины, которые музей попросил в галерее были крупномасштабными холстами, выполненными в глубоком богатом багровом цвете. Работа была текстурованной, грубой и отчасти кроваво-красной, такой темной, что выглядела как кровь, как и было задумано. Художница, Иви Друиз, довольно претенциозная девушка, объясняла, что они являются изображением женского страха, красный, цвет первой менструации, родов, боли. Мими, как правило, закатывала глаза при таких простых политических, псевдофеминистских заявлениях «искусства», в то же время, это было не совсем в её вкусе, она понимала привлекательность простого заявления, не говоря уже о клиентах, которые заплатили внушительные деньги за картины.

— Давай я сама, — сказала она, с легкостью укладывая ящик на каталку.

— Кто ты, Суперженщина? — спросил Мюррей, поднимая свои круглые очки в золотой оправе, которые сделали его похожим на взрослого Гарри Поттера, чтобы восхититься её силой.

— Типа того, — улыбнулась девушка. — Я позвоню в музей и скажу, что они получат их в обед, — она встала на колени и помогла Доновану осторожно запаковать оставшиеся части. — Не позволяй ему докапываться до тебя. Он просто становится немного нервным как раз перед открытиями, — сказала она Доновану, разговаривая как профи, несмотря на то, что начала работать всего на неделю раньше него.

— Спасибо, — улыбнулся Донован. — С ним намного легче иметь дело теперь, когда ты здесь. Я так думаю, у тебя клиент.

Она встала, очищая колени от ворса и пыли и разглаживая волосы. Мюррей стоял в передней части галереи, разговаривая с высоким темноволосым незнакомцем, который напряжённо уставился на скульптуру, прибитую к стене. Он был одет в чёрное пальто, чёрные джинсы и чёрные ботинки. Мими чувствовала глухое биение своего сердца. Она бы где угодно узнала эти широкие плечи и чёрные как смоль волосы.

— Мими, — сказал её босс с лучезарной улыбкой. — Ты никогда не говорила мне, что твой муж такой милый!

Кингсли Мартин обернулся. Он выглядел тощим и сексуальным, как рок-звезда, только что спустившаяся со сцены, и он снова был одет в одежду Венатора. Её сердце пропустило болезненный удар, а дыхание перехватило. Господи, как она по нему скучала.

— Привет, дорогая, — протянул он, невозмутимый как всегда, даже, когда его глаза были полны грусти и боли. — С годовщиной.