Поступил он для этого так: отрезал у свежего трупа руку по плечо, спрятал ее под плащ и так вошел к царской дочери. В ответ на вопрос, предложенный ему так же, как и прочим мужчинам, он рассказал, как бессовестнейший поступок в своей жизни, тот случай, когда отрезал голову брату, попавшему в капкан в царской сокровищнице, а самая хитрая проделка его состояла в том, что он напоил стражу допьяна и снял висевший труп брата. При этих словах девушка схватила его, но вор, пользуясь темнотою, протянул ей мертвую руку; та схватила руку и крепко держала в уверенности, что у нее рука нужного ей мужчины; между тем, вор, оставивши руку, выбежал в двери. Когда царю донесли о случившемся, он изумился изворотливости и дерзости этого человека и, наконец, велел по всем городам объявить, что он дарует безнаказанность этому человеку и обещает ему большие подарки, если он только предстанет пред царские очи. Вор поверил обещанию и явился к царю. Рампсинит восхищался им и выдал за него дочь, как за умнейшего из людей; египтян он считал мудрейшим из народов, а этого человека — мудрейшим из египтян»[32].

Вероятно, цензурные соображения заставили Сенковского заменить публичный дом состязанием женихов Микерии в хитрости и остроумии. Некоторые страницы «папируса» взяты из соседних глав той же второй книги Геродота. Таковы сведения о пребывании в Египте Елены Прекрасной, которые следуют за длиннейшим изложением пифагорейского учения, послужившего началом «свитка, положенного на грудь бренным останкам лунолюбимой великой царевны Микерии-Нильской Лилии, дочери покойного солнцелюбимого мудрейшего царя Амосиса, фараона, сирень — земного солнца, прямого истечения Солнца небесного». Свиток украшен египетскими рисунками, взятыми (по указанию С. Лурье) из книги Вилькинсона («Manners and Customs of Ancient Egyptians»), вышедшей в середине 30-х годов, а вовсе не «снятыми с фивских памятников с сохранением подлинного стиля», как указывает в примечании автор. Это указание вызвано, без сомнения, тем принципом ученой мистификации, под знаком которой была написана вся вещь, потому что среди подлинных египетских изображений встречаются нарисованные самим Сенковским.

Таков, например, рисунок четырех фигур, означающих четыре масти на игорных картах — бубны, пики, трефы и черви, — которые вышивает царевна Микерия и которыми, по уверению автора «папируса», «писана в небе книга судеб мира».

Но все же это не была мистификация в точном смысле этого слова <…> Дело было не в том, чтобы обмануть ученых египтологов. Предваряя Бернарда Шоу, Сенковский осовременивал в этой вещи быт и героев древнего Египта в целях комического эффекта, а не ученой мистификации.

Вот разговор фараона Амосиса с Еленой Прекрасной:

«Едва кончились шумные и продолжительные рукоплескания, заслуженные прекрасной артисткой, мудрый царь Амосис попросил ее сесть между ним и лунолюбимой царицею.

— Ну, что, Тиндаревна? — весело сказал он… — Извините, я должен был сказать Елена Юпитеровна.

— Знаешь ли, душенька, — продолжал солнцелюбимый царь, оборотясь к царице, — что ее маменька Леда выдает ее перед своим мужем за дочь Зевса? Или Юпитера? То есть Озириса? Эти нечистые еретики, греки, перековеркали все названия богов, которым у нас выучились! По ее словам, Юпитер, в отсутствие мужа, стал волочиться за нею в образе Лебедя, и этот добряк Тиндарей уверяет всех греков, что жена его… ха, ха, ха!., снесла яйцо, из которого выклюнулась эта красавица.

— Но я не вижу, — сказала лунолюбимая царица Исимеи, которой задержание Елены в Египте ее солнцелюбимым супругом и высылка Париса всегда казались подозрительными, — я вовсе не вижу, чтобы она была такая красавица!.. Не понимаю, что такое вы все в ней находите?

— Не говори этого, душенька — возразил мудрый царь Амосис. — Хороша! Тифон возьми, как хороша… Ну что, Тиндаревна? — продолжал он, обращаясь к прекрасной иностранке, — какие у вас есть известия о ваших друзьях? Что делают ваши под Троей?»

Ученые комментарии сопровождают этот «египетский папирус».

Он обрывается на больших пропусках, достойных, по словам автора, «всего нашего сожаления». «Конец папируса истлел от времени, а уцелевшие части изорваны в лоскутки варварскими руками».

<…> «Теперь вопрос состоит в том, — писал о „Микерии-Нильской Лилии“ сам Сенковский, воспользовавшись тем, что „папирус“ был напечатан от имена барона Брамбеуса, — как мудрым читателям понравится эта метода превращать в шутки самые темные задачи древней космогонии, самые спорные статьи таинственной науки жрецов о бытиях и числах. В глазах некоторых важных мужей, почитающих скуку драгоценнейшим достижением учености, это может составить ужасное преступление. Но барона Брамбеуса давно уже обвиняют в том, что он охотник сочинять шутку: так уж один лишний раз для него не в счет»[33].