— Две. — Я сдерживаю смех и отчаянно пытаюсь не сказать ему, что он может взять четыре.

— Джааарееед, я дома! — Коннер визжит в ту же минуту, как открывается дверь автобуса. Бедные рыбки отскакивают рикошетом от стенок пакетика из-за того, как он его трясет. Я не знаю, почему он всегда зовет Джареда первым, несмотря на то, что оба парня очень хорошо к нему относятся и занимают равное место в наших жизнях. Интересно, задает ли Ретт себе такой-же вопрос и задевает ли это его самолюбие? Зная Ретта — несомненно, да.

— Вот он где! — Джаред улыбается и встает с кушетки, чтобы обнять Коннера. — Мы скучали по тебе, друг. Хорошо провел время с отцом? — он смотрит на меня через плечо Коннера, когда спрашивает об этом. Он тоже беспокоится, поскольку пережил всё это вместе со мной.

— Спроси его, видел ли он Альму, — прошу я одними губами.

— Ты видел сегодня мисс Альму, приятель? — вопрос звучит повседневно, но моя челюсть сжата, и я жду ответа.

—Да, она любит меня. И Бетти тоже. — Мой братишка больше не может говорить о чем-либо, кроме его новых питомцев. — Видел моих рыбок? — он тыкает пакетиками с рыбками прямо Джареду в лицо. — Красная твоя. Можешь дать ей имя, если хочешь.

Я все еще стою позади них и наблюдаю, вращая рукой и желая, чтобы Джаред согласился. Он подмигивает мне, читая меня, словно открытую книгу.

— Удивительная рыбка, чувак, мы переместим их в аквариум через секунду. Что Альма заставила тебя сегодня съесть?

— Жареный сыр². Ретт, Брюс-Мус³, я дома! — Джаред и я оба смеемся над Коннером и его подшучиванием. Он сказал, что видел ее, а теперь он со мной, на вид невредимый, и этого достаточно для меня, чтобы двигаться вперед.

Джаред наклоняется к нему и шепчет в ухо.

— Твой дядя убежал в город, а Ретт все еще в кровати, иди и разбуди его.

Вот дерьмо, он отправляет Коннера делать за него грязную работу. Как только Коннер прыгает в прихожую и бежит подвергать пыткам все живое, Джаред садится обратно и похлопывает по месту рядом с собой, призывая меня сесть.

— Насколько плохо на этот раз?

Я кладу голову на его плечо и позволяю переплести наши пальцы.

— Не слишком плохо. Коротко и горько-сладко. — Я наклоняю голову и озорно улыбаюсь. — Преподнесла ему парочку хороших ударов.

— Я и не ожидал от тебя меньшего.

— Я не видела Альму, и это очень меня волнует. Я просто хочу, чтобы Коннер не просил меня возить его туда. Хочу, чтобы он помнил, почему ему не следует просить об этом.

— Ты уверена насчет этого? Возможно, это хорошо, что он не помнит. Ты знаешь, существует много ужасного дерьма, застрявшего в моей голове, и мне жаль, что я просто не могу забыть обо всем этом, понимаешь? — он сжимает мою руку и целует меня в висок.

В какой-то степени он прав, я не хочу, чтобы у приятеля были эти страшные видения, смущающие его и пробуждающие ото сна по ночам. Но без этих воспоминаний и его словесного доказательства, я не могу доказать, что все, что я говорю, — правда. И поэтому, я не могу удержать его от посещения нашего отца. Это никогда не кончится — эти мысли и мои внутренние споры о меньшем из двух зол никогда не закончатся. Это утомляет.

Коннер играл в американский футбол и обычный футбол с самого детства и до средней школы; наш отец не посетил ни одной игры. Он был в группе практически три года; «папочка Дьявол» никогда не слышал ни одной песни. Ему было наплевать на Коннера до несчастного случая, который, могу поклясться, был крайне далек от случайности, но теперь он просто одержим игрой в дом с двадцатисемилетним парнем, которого он едва знает? Я пока еще не выяснила его мотивов, но скоро я их пойму. Мои мысли прерываются воплем:

— Свали, отсталый чудик! Что, бл*ть, с тобой не так?

Я вскакиваю на ноги и молнией бегу вниз по коридору, Джаред наступает мне на пятки.

— Приятель, приятель, что стряслось? — я спрашиваю так спокойно, как могу в сложившейся ситуации, падая на колени и обхватывая его руками. Коннер свернулся клубочком на полу, качаясь вперед и назад и ударяя кулаками по полу рядом с головой. — Коннер, остановись. — Командую я, пытаясь ограничить его действия. Я задыхаюсь от боли из-за случайного столкновения моей челюсти и его локтя. Чертов локоть. — Дерьмо, — я вою, покачивая головой и быстро потирая ушибленное место перед возвращением в битву. — Джаред, помоги мне! Ретт!

Они уже здесь, пойманные в ловушку волнения; один из них отталкивает меня, и теперь они могут помешать Коннеру навредить себе. На этот раз я ударяюсь спиной, резкий удар выбивает из меня дух, меня отбрасывает в сторону, и я приземляюсь на край кровати. Я стала достаточно жесткой за эти годы, поэтому я беру небольшую паузу, чтобы проигнорировать спину и еще немного потереть челюсть, чтобы избавить себя от боли.

Ками — наша басист и человек, который стал причиной этой катастрофы, свесила вниз ноги с верхней койки и в спешке натянула на себя футболку.

— Лиз, ты не можешь ожидать, что мы и дальше так будем жить! Твой чертов брат опять запрыгнул на меня. Мне не интересно, что, черт его подери, с ним не так, но я имею право на личное пространство!

— Ты живешь в туристическом автобусе вместе с четырьмя мужчинами, спишь голой и думаешь о личном пространстве? Кто-нибудь еще считает ее ход мыслей бессмысленным?

В мои обязанности не входит указывать ей на очевидное, кроме того, эта эпичная ситуация целиком зависит от тех идиотов, которые воспитали ее «подними тревогу в любом, даже пустяковом случае» эксгибиционистскую задницу. Но важнее всего, у меня просто нет ни времени, ни энергии, которые я могла бы потратить на теперь уже экс-участника группы. Мне нужно заботиться о моем брате — невинной, драгоценной душе, которую она напугала до смерти. Медленно поднимаясь так, чтобы стоять с ней нос к носу, я концентрируюсь на своем дыхании, напоминая себе, что мне не нужно, чтобы Коннер видел насилие. То, как ужасно он реагирует на это, преувеличенно даже для него, является одной из важнейших причин, почему он нарушал правила, когда я была в летнем лагере. Если я выбью дерьмо из этой суки прямо сейчас, то сделаю все еще хуже для приятеля.

Только беспокойство за него спасает ее жизнь. Иначе я бы уже намывала свои полы ее волосами, словно шваброй.

— Ками, что с тобой не так? Он ничего такого не подразумевал этим действием.

— Я сыта по горло всем этим! Уже достаточно долго молчала об этом. «Давайте не будем расстраивать умственно отсталого» уже устарело, — сопливо говорит она, испытывая мое терпение. — Он постоянно подглядывает за мной. Мне уже кажется, что он притворяется только для того, чтобы получить шоу голой груди.

Конечно, все именно так, дива. Он притворяется уже семь долгих лет, надеясь в один день увидеть хоть краешек твоих неравномерных комариных укусов. Мне требуется всего минута, чтобы тупо уставиться на нее и дать моему мозгу понять, откуда у нее могла взяться такая ядовитая ненависть, появившаяся буквально из ниоткуда. Ками жила вместе с Коннером в этом автобусе несколько месяцев. Я даже видела, как она помогала Коннеру собрать его пазлы раз или два, так что уровень враждебности, льющейся из нее теперь, просто отвратителен и абсолютно неожиданный.

— Он искал Ретта, ты бессердечная и несущая бред сука. Он хотел показать новых рыбок и перепутал койки. — Мой голос срывается, и я проглатываю удушающее рыдание, вставшее тяжелым комом прямо посреди горла. — Но, к счастью, Коннер не обречен. Он будет в порядке через несколько минут, все еще будет ангелом. А ты, — я делаю шаг по направлению к ней, удостоверившись, что приподняла верхнюю губу и показала зубы, — испорчена на всю свою жизнь. Нет надежды для того зла, что сидит внутри тебя, и мне очень жаль, что я не видела этого в тебе раньше. Быть уродливой и скупой до самой сердцевины — это неверный способ прожить жизнь, Ками. Я приняла решение, как оградить от тебя Коннера. Пакуй свое дерьмо, следующая остановка — твоя.

— Ты же это не серьезно! Ты выкидываешь меня из группы, которая загнется к черту без меня, только потому, что я не хочу, чтобы этот придурок пялился на мою грудь?

— Джаред? — зову я, сжимая и разжимая кулаки, моля о силе воли, которой я обычно не обладаю.

— Уже здесь. — Он размещает свое тело между нами. — Собирай свое дерьмо, Ками, ты уходишь. И закрой свой чертов рот на время сборов. Я не бью женщин, но если ты назовешь этого парня еще как-нибудь, то я совершенно точно отделаю тебя, сука.

— Вы не можете просто так выкинуть меня, у меня даже нет машины! Просто невероятно, — усмехается она.

— И груди тоже нет. — Джаред выигрывает целое очко для нашей команды одной только этой фразой. — Но мы отвезем тебя до того места, куда тебе нужно. Мы вроде как не плохо воспитаны.

В то время как он стоит рядом с ней, словно страж, я передвигаюсь вперед по автобусу, куда Ретт загнал Коннера. Садясь на корточки перед ним, я отрываю его руки от лица.

— Хей, взгляни на меня.

— П-п-прости, сестра, — говорит он дрожащим голосом.

— За что ты извиняешься, а? За то, что ты такой удивительный, добрый и замечательный? За то, что ты победитель? Потому что это именно то, кем ты являешься! — он не отвечает мне, пряча свое лицо за плечом Ретта.

— Какое у нас есть правило, Коннер? — я толкаю его ногу. — А? Скажи мне правило.

Он все еще вздрагивает и стыдится, так что я отвечаю за него.

— Ты выигрываешь, а все остальные придурки проигрывают, так?

— Так, — он ворчит из своего укрытия, в то время как Ретт потирает его спину и улыбается мне.

— Кто победитель?

— Я победитель. — Он смотрит на меня одним глазом. Моя драгоценность. Как кто-то может быть скупым на эмоции для этого лица: для этих огромных, невинных глаз, заполненных неконтролируемой любовью и этих ямочек на щеках?

— Ты чертовски прав. — Я вскакиваю, хватая его руку, чтобы поднять ее в торжествующем жесте вверх. — Леди и джентльмены, мальчики и девочки! Коннер Мэтью Кармайкл — победитель!