Они не знали, что Ермак тоже был уверен в себе.

Во время штурма все забыли о Марине и Люпине. Через несколько минут они остались у лодки одни. Резервные отряды ждали у реки, священники сгрудились вместе и наблюдали за битвой и за своим собратом, казачьим священником, сменившим чёрный клобук на казачью шапку, вместо креста в руке сверкала сабля, и он находился в первом ряду атакующих казаков. Кулаков бежал рядом с Мушковым и кричал во всё горло. Его взгляд был устремлён на купол небольшой мечети и убогий минарет. Мушков слишком хорошо знал попа и прекрасно понял этот взгляд.

— Что там? — прохрипел он на бегу. — Серебряные и золотые светильники?

— И ковры с шелками, и украшенные драгоценными камнями сосуды! — пропыхтел поп.

Прогремел второй залп, снова грохнули пушки.

— Подумай и обо мне, отец, — воодушевлённо воскликнул Мушков.

— Держись рядом, сын мой! — Кулаков ускорил бег. — Верующий не голодает и не испытывает жажды!

Затем на них полился дождь из стрел, раненые упали на колени, и первые убитые скрючились в степной траве.

Бой длился всего два часа и в конце перешёл врукопашную. И в этот раз казаки тоже одолели татар. Войско Ермака растеклось по старому городу. Казаки заглядывали в юрты и занимались излюбленным делом — поиском добычи.

Люпин и Марина всё ещё сидели у перевёрнутой лодки. К берегу приводили пленных, а резервные отряды ловили снующих вокруг татар, как затравленных кур. Их вязали парами, спина к спине, и валили на землю.

— Если Мушкова убьют, ты меня больше не увидишь, отец, — категорично сказала Марина. Люпин связал ей ноги тряпкой. Как будто ординарец ранен в ногу и перевязан. К тому же рядом находился Люпин — доказательство того, что ординарец нуждался в помощи лекаря!

— Он вернётся, Мариночка, успокойся, — сказал Люпин и, нахмурившись, посмотрел на первые столбы дыма, поднявшиеся над городом. «Безмозглые дураки, — подумал он мрачно. — Приближается зима, мы нуждаемся в тёплом жилье, что они делают? Жгут юрты, в которых можно было бы переждать зиму! Если так будет продолжаться, им придётся зимовать под перевёрнутыми стругами, чтобы над головами была хоть какая-то крыша. Что за люди! Опьянённые грабежом, потом они удивляются, почему, несмотря на все победы, дела дрянь. Боже небесный, чем я заслужил такого зятя!»

— Ты удерживал меня, — злобно сказала Марина. — Прижал к земле!

— Это было необходимо, доченька. Теперь ты жива... Кто знает, что случилось бы с тобой под градом стрел! — Люпин погладил её по коротко обрезанным светлым волосам, которые Мушков снова укоротил ножом. Самый длинный кудрявый локон Иван украдкой сохранил, спрятал в кожаный мешочек и повесил на шею. Он не был суеверен, но надеялся, что золотистый локон спасёт его от всех опасностей, как волшебный камень в сказках.

— Отец имеет право на всё ради спасения дочери! — сказал Люпин, и от умиления в его глазах появились слезы. — Разве для того я проделал весь этот путь, чтобы тебя убили татары?

— Это всё равно, что бороться с бурей, отец. — Она выпрямилась и посмотрела на возвращающихся казаков. Раненые несли убитых товарищей. Примерно три сотни татар отвели к реке. Они были ошеломлены, напуганы и прощались с жизнью, решив, что их по монгольскому обычаю обезглавят до захода солнца.

— Помоги мне встать, — попросила Марина.

— Доченька... — взмолился Люпин. — Ты же ранена...

— Помоги мне! — громко приказала она. — Или я закричу, что меня связал Люпин, коварный пёс!

Люпин развязал тряпку на её ногах, и Марина встала. В отцовском сердце шла борьба, и он не знал, что делать — отпустить Марину или наказать.

— Где Мушков? — окликнула она возвращающихся казаков. — Кто-нибудь его видел? Он жив? Кто знает, где он?

Раненые пожимали плечами. Остановился только один казак с торчащей в плече стрелой, которую не вытаскивал, потому что зазубрины только порвали бы рану. Только умелый лекарь мог её вырезать. На вопрос ординарца он ткнул большим пальцем в сторону города.

— Мушков вместе со священником штурмует мечеть! Я видел, как они отшвырнули муллу, вышедшего им навстречу.

Он показал на стрелу в плече, посмотрел на Люпина и подошёл ближе.

— Ты можешь её вытащить, старик?

— Водки дать или будешь терпеть?

— Я что — баба?

— Садись! — Люпин достал из-за пояса кинжал, заточил его о камень и проверил пальцем остроту лезвия. Затем сунул казаку в зубы палку. — Прикуси и не открывай рот!

Разорвав казаку рубаху, он пощупал стрелу и понял, что резать нужно не слишком глубоко. На какое-то время Люпин забыл о дочери, а когда обернулся, она уже бежала к горящему городу.

— Борис! — в отчаянии закричал он. — Твоя нога! Ты же ранен!

— Его ищет Ермак! — сказал раненый казак. — Уже во второй раз ординарца не было рядом с ним в бою.

Люпин промолчал. Он осознал опасность, в которую попала Марина, и испугался. Сколько дней и недель ещё впереди, невозможно будет всякий раз удерживать ординарца от участия в сражении.

Разрезав рану, он вырвал наконечник стрелы из плеча казака, а тот молчал стиснув палку зубами.