Сидя, по правде говоря, на самом неудобном деревянном стуле в мире, я слушала, как мой преподаватель по связям и коммуникациям монотонно бубнит об американских диалектах в популярной медиакультуре. Пока мои мысли в тот ветреный октябрьский день где-то блуждали, мне вдруг пришло в голову, что у меня с августа не было месячных. Погружённая в домашние задания, занятия и социальные обязательства, я совсем об этом забыла.

На следующий день я сидела в смотровом кабинете местного центра ведения беременности, где медсестра задала мне несколько вопросов, дала пописать в баночку для анализов, а затем проводила в тёмную комнату. Я ждала в одиночестве, пока узист не вкатил аппарат УЗИ и не начал как бы между прочим нашёптывать мне, что, возможно, ещё есть время что-то решить с моей «маленькой проблемой».

Покинув клинику, в ту же секунду с еле сдерживаемым беспокойством я начала снова и снова набирать онемевшими пальцами номер Бо. Он ни разу не ответил. А позже той ночью мне позвонил кто-то из его команды и сказал, что он не может ответить на мой звонок. В отчаянном состоянии, плохо соображая, я выпалила свое сообщение: «Скажи ему, что я беременна!»

Человек на другом конце провода встретил моё сообщение молчанием, а потом выдохнул:

— Да, хорошо. Я сообщу ему важные новости.

Мужчина, как последний мудак, сразу же отключился, и я стала ждать, когда Бо мне перезвонит. Прошло двадцать четыре часа, затем сорок восемь. Потом неделя. Две. Месяц спустя я попыталась позвонить ему снова, но телефон был отключён.

В последней отчаянной попытке связаться с ним я позвонила домой его родителям на случай, если он вдруг вернётся туда на День Благодарения, но, к моему разочарованию, ответила его мать.

— Как дела в университете, Дакота? — спросила Сибил голосом, звучащим так же естественно, как и трёхдолларовая купюра.

— Хорошо, — ответила я, изо всех сил стараясь скрыть горечь по отношению к Бо, которая по неосторожности прорывалась в моём тоне. — Ты не знаешь, как мне связаться с Бо?

Сибил помолчала.

— Он всё ещё на гастролях. Думаю, на этой неделе он в Оклахоме, держит путь в глубь Техаса. Мы не можем связаться с ним несколько недель. Он не отвечает на звонки.

Её слова плюс неизвестность и мои бушующие из-за беременности гормоны вызвали у меня чувство, будто кто-то сжимает мою голову тисками.

— Это действительно важно. Как мне с ним связаться?

— Если он объявится, я попрошу его позвонить тебе, — сказала она, хотя её обещание меня нисколько не убедило.

Несколько месяцев я ждала звонка, который так и не раздался.

В феврале следующего года я сидела в гостиной у Сэма и Ребекки в Лексингтоне. Сэм проходил обучение в мединституте в Великобритании, а Ребекка вскоре после того, как я узнала о своём положении, стала моей опорой.

— Сегодня вручают «Грэмми», — сказала Ребекка, протягивая мне большую миску приготовленного в микроволновке попкорна. Я положила её на живот, который в последние месяцы стало удобно использовать как подставку. Она переключила телевизор на канал, транслирующий церемонию награждения, и села рядом со мной, накрыв мои босые ноги пушистым пледом.

После того как пара кантри-певцов в возрасте, стоящих у микрофона, что-то объявила, толпа просто обезумела.

— Подожди, что они сказали? — спросила я. — Сделай погромче.

— Они только что представили Бо Мэйсона, — Ребекка казалась не такой шокированной, как я. Насколько мне было известно, его выступления не показывали по крупным телеканалам. То, что он появился в прайм-тайм словно тонна кирпичей свалилось мне на голову.

Поднялся чёрный занавес, и я увидела отца моего ребенка с гитарой через плечо и группой из шести музыкантов – кучей незнакомцев, которые изо дня в день проводили с ним время.

— Добрый вечер, — протянул он, понизив голос, и его акцент стал немного более ярко выражен, чем раньше. Его губы широко и беззаботно раскрывались, когда он бренчал на гитаре, заставляя толпу реветь. Бо был в центре внимания, чувствовал себя на своём месте, и, чёрт возьми, он хорошо смотрелся на сцене.

Электрические токи бодрящего возбуждения и кипящей ярости пробежали вверх и вниз по моим рукам, и моё сердце опустилось в укрытые пледом пятки, а в горле застрял комок.

— Я, что, с луны свалилась?! — Я взяла миску с попкорном и поставила её на стол. — Когда это случилось?

Ребекка бросила на меня загнанный взгляд.

— Ты правда за ним не следишь?

— Нет, ну, я заходила на его веб-сайт, чтобы узнать, куда он направляется в туры. Если он когда-нибудь приедет в город, мне бы хотелось с ним увидеться, — сказала я, погладив живот. Я представляла, как бегу за кулисы и демонстрирую ему своё состояние. Может быть, ему нужно было увидеть это лично, чтобы высунуть гигантскую палку из своей прославленной задницы. — Но я не знала, что он стал таким известным.

— Я слышала, что его пригласили быть наставником кантри-певцов в каком-то реалити-шоу, — сказала она, бросив на меня недоверчивый взгляд. — Пару недель назад он был на ток-шоу «Сегодня вечером». Ты, правда, ничего об этом не знала?

— Сейчас я пытаюсь сосредоточиться на других вещах, — сказала я, забыв добавить, что думаю о нём каждую секунду каждого дня. Скрестив руки на животе и откинувшись на спинку дивана, я наблюдала, как Бо со своей группой исполнил какую-то жизнерадостную, оптимистичную песню, потряс своей задницей в обтягивающих джинсах и закончил номер фирменной улыбкой с ямочками.

Мне хватило одного его выступления на национальном телевидении, чтобы понять, что мужчина, которого я любила больше всего на свете, внезапно стал совершенно незнакомым мне человеком. Он продолжил жить дальше и бросил меня, несмотря на обещания, которые мы дали друг другу всего полгода назад.

Я не могла его винить. Дай двадцатилетнему парню из ниоткуда толстую пачку денег, миллионы поклонников, помести его имя на рекламных щитах, и его приоритеты поменяются. Я ненавидела себя за то, что поверила ему, и ещё больше за веру в то, что наша любовь настолько особенная, что сможет подняться над нашими судьбами.

Я наблюдала, как незнакомец на экране в последний раз помахал рукой и подмигнул, прежде чем исчезнуть со сцены.

— Ты в порядке? — спросила Ребекка, подняв на меня свои добрые карие глаза. Хотя мы были кузинами, она всегда была мне как старшая сестра. Они с Сэмом были женаты с тех пор, как окончили школу, и в течение многих лет пытались создать полноценную семью, прежде чем обнаружили, что внутреннее мужское устройство Сэма не работает должным образом, и эта мечта никогда не сбудется.

— Со мной всё в порядке, — я проглотила свою гордость и, хватая ртом воздух, призвала все имеющиеся силы. У меня никогда в жизни не было такого выбора – быть слабой. — Наверное, мне лучше вернуться в общежитие. Завтра в восемь у меня занятия.

Я надела у двери туфли и накинула на плечи куртку, сосредоточившись на ощущении мягкой шерсти под ладонями в надежде, что это отвлечёт меня от жгучих слёз, которые угрожали пролиться прямо сейчас. Сморгнув их, дёрнула дверную ручку и быстро помахала Ребекке, выскочив прежде, чем она успела увидеть моё лицо.

Его отказ от нас был словно резкий удар в живот и неожиданный левый хук в челюсть. Такого не должно было случиться.

Он не любит меня и, наверное, никогда не любил.

Мама всегда говорила мне, что мальчики скажут всё, что угодно, лишь бы получить то, чего им хочется.

Горячие слёзы текли обильными струйками, обжигая лицо, и чем больше я с ними боролась, тем сильнее они лились. Я дала себе десять минут на то, чтобы выкинуть его из головы, благодарная за ночной покров, окутавший в тот вечер кампус. Вернувшись в общежитие, бросилась в постель и провела бессонную ночь, приветствуя миллионы мыслей, которые проносились в моей голове быстрее, чем их можно было понять.

К чёрту Бомонта Мэйсона. К чёрту его сладкие губы и пустые обещания.