Я обняла его в ответ, на мгновение прикрыв глаза и мысленно представив, каково это – иметь его в качестве отца, если бы я была Мабри. У него были отцовские объятия. Не требующие извинений. Крепкие. Вдохнув в лёгкие запах его лосьона после бритья, смешанного с лёгким ароматом высохшего на свежем воздухе хлопка, я отпустила Сэма.

— Вау, ты совсем не изменилась, — сказал Сэм, его карие глаза скользнули по мне. — Выглядишь великолепно. Знаешь, мы каждую субботу смотрим тебя по телевизору.

— Серьёзно?

— Конечно, — усмехнулась Ребекка. — Мы так гордимся тобой. Сэм всё время хвастается тобой перед другими врачами в клинике. А один доктор даже умолял Сэма познакомить его с тобой. Он немного в тебя влюблён!

— Смешно, — мои щёки покраснели, и я смущённо отвела взгляд.

Я и забыла, как легко чувствовать себя рядом с Сэмом и Ребеккой. Их отношения были естественными и органичными, а манеры тёплыми и приятными. В их жизни было всё: жевательная резинка и яблочный пирог. Воскресная школа и парады Четвёртого июля. Сказки на ночь и поцелуйчики. Каникулы в Гранд-Каньоне и барбекю на День отца.

Поэтому я их и выбрала.

— Мама? — с другого конца комнаты донёсся мелодичный голос: — Кто это?

Мы все трое практически одновременно повернулись, и наши взгляды устремились к миниатюрному маленькому существу с длинными атласными каштановыми волосами, ярко-голубыми глазами и точно такими же, как у меня, веснушками.

— Привет, милая, — сказала Ребекка, широко раскрыв объятия, в которые Мабри тут же кинулась. Ребекка взъерошила волосы девчушки, а потом пригладила длинными пальцами спутанные пряди и убрала их с её милого личика.

Боже, как она прекрасна! Мабри была самой красивой девочкой, которую я когда-либо встречала в своей жизни. Я видела её на фотографиях, с первого дня наблюдая, как она растёт. У меня были сотни, может, даже тысячи её фотографий и бесчисленные письма, отправленные Ребеккой по электронной почте. Я настаивала на том, что ей не нужно делать это так часто, но она сказала, что когда-нибудь я буду ей за это благодарна. Ребекка заверяла меня, что настанет день, когда мне станет легче из-за принятого решения, и я буду вечно благодарна за то, что она попала в хорошие руки и выросла счастливой и любимой.

Я с трудом могла дышать в присутствии Мабри и отчаянно боролась с ошеломляющим чувством, затопившем каждую мою клеточку. Она подняла лицо, счастливо улыбнувшись Ребекке, и, хотя это было мило, но я поняла, что она никогда так на меня не посмотрит.

— Мабри, это Дакота, — сказала Ребекка, бросив на Сэма многозначительный взгляд.

Мабри подошла ко мне и подарила сладкие, как клубничный леденец, обнимашки.

— От тебя приятно пахнет. И ты правда красивая.

Мы все рассмеялись, потому что комплименты маленькой девочки смогли вот так просто снять напряжение в комнате.

— Хочешь посмотреть мою комнату? — спросила Мабри, сверкая глазами в лучах заходящего солнца.

— Да, детка, иди, покажи свою комнату, — сказала Ребекка. — Мы только в прошлые выходные закончили её покраску.

Мабри потянула меня к лестнице, взяв за руку и крепко сжимая её, пока вела в свою комнату. В центре комнаты со стенами цвета бледного солнца стояла белая кровать с балдахином. Миллионы мягких игрушек и кукол лежали на застеленном винтажным одеялом кровати, а в углу у стены расположился кукольный домик выше её роста. К стене кусочками скотча приклеены акварельные рисунки с радугой и улыбающейся семьёй из трёх человек, а над маленьким белым столом висела классная доска с вдохновляющей цитатой.

Всё моё детство я мечтала о такой комнате.

Мабри тащила меня от предмета к предмету, во всех подробностях описывая всевозможные вещи, которые, похоже, много для неё значили.

Это была её жизнь, что делало меня одновременно и счастливой, и грустной. Всё, чего я хотела, чтобы она была любима, в безопасности и жила счастливо. А моим самым большим сожалением в жизни было то, что я не могла быть той, кто дал бы ей эти вещи.

— Вот такая моя комната, — сказала она немного погодя, покачивая бёдрами из стороны в сторону и дёргая себя за прядь тёмных волос.

— Мне нравится, Мабри, — улыбнулась я одновременно и радостно, и грустно, садясь на её кровать. Я никогда раньше не произносила её имя вслух. Это заставило почувствовать, что она реальная, как будто до этого момента она существовала только в моём сердце. — Ты очень счастливая девочка.

Она пожала плечами и поджала губы, как всегда делала я, когда мои мысли метались от одного к другому.

— Откуда ты знаешь моих родителей?

Я не была готова к этому вопросу.

— Твоя мама – моя кузина.

Это казалось самым нейтральным и честным ответом, который я смогла придумать на месте. Понятия не имела, что сказали ей Сэм и Ребекка, и знала ли она вообще хоть что-то. Но, по моему мнению, поскольку они были её родителями, это был на сто процентов их выбор, рассказывать ей о её прошлом или нет.

— В следующем месяце у меня день рождения! — воскликнула она, внезапно возбудившись. — Ты должна прийти на мою вечеринку!

Всплеснув руками, она взволнованно подскочила, бросилась ко мне и потянула меня с того места, где я сидела на кровати.

— Будет торт, мороженое, игры и куча ребят из моей школы, — сказала она. — Ты любишь торт?

— А тигры живут в джунглях? — пошутила я. — Само собой. Торт – моя самая любимая еда.

— Так ты придёшь?

— Мне бы очень хотелось, — сказала я, мысленно возвращаясь к семнадцатому мая в календаре. Эта дата навсегда запечатлелась в моей памяти. Мы быстро приближались к десятой годовщине моего последнего лета с Бо и к девятой годовщине того дня, когда я отдала живую, дышащую частичку своего сердца в руки Ребекки и Сэма Валентайн.

Я не могла нарушить обещание, данное ей.

— Нам надо спуститься вниз, — сказала я, беря её мягкую маленькую ладошку. Было приятно, наконец, держать её в своих руках.

— Ну, что скажешь? — спросила Ребекка, чистя картошку над мусорным ведром, в вышитом фартуке, завязанном на тонкой талии. — Цвет выбирала Мабри.

— О! Жёлтый. Да. Очень красиво, — сказала я, вдруг обнаружив, что Мабри ни на секунду не отпускала мою руку с тех пор, как мы покинули её комнату. — Очень весёлый цвет.

— Мабри, ты закончила домашнее задание? — спросил Сэм.

Она поковыряла носком пол, а потом на её лице появилась хитрая улыбка.

— Ещё нет, папа…

Одного взгляда Сэма хватило, чтобы отправить её к себе доделывать домашнее задание, и как только наши руки расцепились, мою ладонь поцеловал прохладный воздух. Я уже скучала по ней, если такое вообще было возможно.

— Помощь нужна? — предложила я, глядя, как картофельные очистки падают в мусорное ведро.

— Нет, нет, — сказала Ребекка. — Но спасибо.

— Мабри спросила, откуда мы знаем друг друга, — тихо произнесла я, наклонившись к ней.

Я ожидала, что Ребекка опустит картофелечистку. Ожидала драмы, напряжения и хватания за сердце. Ожидала, что вот он и наступил, тот момент, о котором мы все трое думали всю жизнь.

Но ничего не произошло.

Ребекка продолжала чистить картошку, её лицо смягчилось.

— Она знает, что её удочерили.

— Мы дали тебе обещание, Дакота, — сказал со своего места за кухонным столом Сэм, отложив газету, — что она узнает о тебе. Мы хотим, чтобы она знала тебя. И тебе нужно познакомиться с ней поближе, когда придёт время. Ребекка – её мать, но и ты тоже.

Сердце разрывалось от тяжести, как будто после всех этих лет моя любовь к ней становилась всё больше, и наконец, всплыла на поверхность. Глубокая и непреходящая, она пряталась там всё время, просто я решила игнорировать её силу, потому что признание её делало боль намного мучительнее.

Я никогда не хотела бросать Мабри.

— В любом случае, посмотри на нас с Сэмом, — рассмеялась Ребекка. — Мы не смогли бы сойти за её биологических родителей, как бы сильно ни старались.

Сэм захлопал светлыми и тонкими, как паутинка, ресницами, а Ребекка заправила свои медовые волосы за ухо, демонстрируя, как тёмные волосы и голубые глаза Мабри резко отличались от их черт.

— Похоже, ты ей действительно нравишься, — сказала Ребекка. — Никогда не видела, чтобы она раньше так тепло к кому-либо относилась. Как будто между вами установилась мгновенная связь.

— Правда? — спросила я, не в силах перестать улыбаться. И сморгнула слёзы от осознания того, что пропустила первые девять лет её жизни только из-за боязни столкнуться с одним из самых мрачных моментов своей жизни. — Она пригласила меня на её день рождения.

— Да? — засмеялся Сэм. — Ты должна пойти. Мы будем только рады.

— Я слышала, Бо вернулся в город, — Ребекка подставила под кран дуршлаг, полный очищенного, нарезанного картофеля, а потом бросила его в кастрюлю с кипящей водой, стоящую на плите. Её слова были произнесены с бо́льшим значением, чем она хотела, но я точно знала, на что она намекала.

— Знаю, — сказала я. — Он оставляет музыкальную карьеру. А я приехала в город взять у него интервью.

— Сэм, не пора ли разжечь гриль? — весело спросила Ребекка, отправляя Сэма на улицу с тарелкой маринованной курицы, которую достала из холодильника. В ту же секунду, как он ушёл, она повернулась ко мне, и её лицо стало таким серьёзным, каким я не видела его раньше. — Он знает?

— Кто?

— Бо. Он знает о Мабри?

Закусив губу, я прислонилась к мраморному острову и обхватила голову руками.

— Нет.

— Ты должна сказать ему, — умоляли меня ореховые глаза Ребекки, глаза отчаявшейся матери, которая боится, что весь её мир рухнет.

— Я скажу ему, когда придёт время. Тебе не о чем беспокоиться. Обещаю, — заверила я её.

— Откуда ты знаешь? — прошептала Ребекка, поднося пальцы к губам и обводя их. — Что, если он?..

— Не будет. Я его знаю. Он не такой, — солгала я. Ведь я его больше не знала. Не знала, что он скажет, сделает, подумает или почувствует, когда я сброшу на него такую бомбу. Всё, что я помнила, это то, как он отреагировал много лет назад, и это было холодное, жёсткое молчание.