Почему?

Потому что не хочешь помнить о том, что ты человек? Человек, нуждающийся в поддержке?

Он застонал в сочетании вины и блаженства. Мой живот скрутило, и еще один оргазм обрушился на меня, когда, двинувшись вверх, он задел мою точку G.

Не отпуская мою шею, он проникал в меня снова и снова. Я извивалась под его хваткой, чтобы взглянуть на него. Я хотела увидеть зверя, пожирающего меня.

Но он сжал мой затылок, сильнее прижав меня щекой к постели.

— Не смотри. Черт подери, не смотри на меня ее глазами.

Мое сердце разбилось, когда его голос дрогнул. Боль внутри него, страдания — все это завернуто в гнев и ярость. Мои глаза трепетали, пульсация в моем сердце стала для меня полной неожиданностью. Да, он был требовательным и лишил меня достоинства, но в то же время он подарил мне себя и доставил удовольствие.

Суровый, неуравновешенный Артур Киллиан превратился в простое существо. Он капитулировал полностью, когда я качнула бедрами в желании отдаться. Жар его плоти обжигал мои бедра, дыхание щекотало спину.

Я хотела, чтобы он кончил. Хотела его освобождения. Я хотела получить эту власть.

Он тяжело дышал в такт толчкам. Его рука сильнее надавливала на шею, заставляя меня принимать его глубже и глубже. Мои глаза слезились, когда он достал до высот, о которых я не подозревала.

Вдруг он наклонился ко мне, прижавшись всем своим телом.

Я едва успела сделать вдох, когда он сделал еще один сильный толчок сзади, проникая глубоко и быстро. Я была так возбуждена. Пропитана его жестокостью.

Своей большой ладонью он обхватил мое бедро, а другой не переставал сжимать шею. Он душил меня и одновременно трахал, так жестко, чертовски жестко. И беспощадно, так чертовски беспощадно.

Это была самая безжалостная близость — по крайней мере, а так думала — но он все еще удерживал меня сзади. Все еще не отдался мне до конца. Я качнула бедрами, призывая его войти глубже. Я хотела владеть его удовольствием.

Его член проникал в меня, пока мозг не наполнился искрами. Его пальцы сжались на моей шее, а потом он кончил — изливаясь внутрь, трахнув меня до изнеможения.

Он вздрагивал, когда волны оргазма разбивались о его тело. Он издал протяжный низкий стон, когда последняя пульсация осушила его. Когда закончил, он вышел из меня и откатился подальше.

Я рухнула на живот, вымотанная, дрожащая и борющаяся со смесью эмоций, сжимающих мое сердце.

Килл наклонился, развязал галстук на моих запястьях и быстро освободил, а затем встал с кровати.

Ничего не было сказано. Ничего не было упомянуто.

Стояла тишина. И у нас обоих не хватило смелости нарушить ее.

Я лежала в притворной тьме с невыносимой пульсацией между ног, когда Килл, голый, зашагал из комнаты и не вернулся.

10 глава

Счастье недопустимо в моем мире.

Я не мог позволить себе думать о мягкости или слабости, или о желании.

Мне намного больнее, чем в любой другой момент, в который я изменил ее памяти. Хуже, чем в любой момент отвратительной похоти.

Я изменил женщине, которая мне принадлежала. Я хотел выть на луну, проклинать Богов и сеять хаос на планете за то, что они сделали с нами.

Я был так чертовски изолирован, так разбит, так одинок.

Я не обрету покой, пока не воссоединюсь с ней снова.

Смерть была моим спасением.

Но не сейчас.

Я не могу воссоединиться с любимой, пока не позабочусь о нескольких вещах.

Резня.

Расплата.

Возмездие.

— Килл.

***

— Нет, ты опять ошиблась. — Он склонился надо мной и выхватил карандаш из рук. Перевернул его, стирая уравнение остатком ластика.

Когда решение исчезло, он передал мне карандаш.

— Тебе нужен ластик получше. Ты ошибаешься чаще, чем все, кого я знаю.

Я надула губки, стряхивая остатки ластика с моего домашнего задания.

— Ты мог бы помягче говорить об этом.

Он усмехнулся.

— Помягче? Ты сама просила быть построже. Как еще ты получишь хороший балл, чтобы стать ветеринаром?

Я посмотрела в его зеленые глаза.

— Ты можешь хотя бы не тыкать мне в лицо своей гениальностью. Рядом с тобой я чувствую себя глупой.

Его щеки покраснели.

Это была наша первая ссора? Мое сердце сжалось, и я почувствовала себя плохо, настолько плохо, чтобы решить, что мы не так идеальны друг для друга, как я надеялась.

Затем он улыбнулся, заключив меня в объятия.

— Мой мозг, возможно, более приспособлен к цифрам, чем твой, но ты... Один твой взгляд... и я глупейший парень во всем мире.

Я замерла.

— Я делаю тебя глупым?

Он поцеловал меня очень мягко.

— Безумно глупым. Бредово глупым. Хочешь знать почему?

— Почему? — выдохнула я ему в рот.

— Потому что, когда ты рядом, я никогда не думаю головой, я думаю только своим сердцем, и оно знает только одну истину — насколько сильно оно тебя обожает.

***

Солнце похитило меня из чудесного сна, вытаскивая меня из подросткового тела и заталкивая назад в тело, пылающее от сексуального злоупотребления.

Мои мышцы тянули и ныли, будто я была старым заброшенным домом, выдержавшим сильное землетрясение.

Я потянулась, погрязнув в печали и тоске по парню — а я ведь даже не знала, существует ли он. Я его ещё не встретила. Сон был четкий, в отличие от размытого образа парня. Мой разум, казалось, находил особое удовольствие в том, что дразнил меня обрывками, но не давал полную картину.

Килл так и не вернулся прошлой ночью, и я провела чарующий час от победы в одну минуту до полного отвращения в следующую. Он взял меня — я получила власть. Но он ушел — так что я была не более чем использованным телом.

Мне необходимо найти способ уничтожить его защитный гнев и узнать, что он за ним скрывает.

Но сначала я должна сделать то же самое для себя. Я отказываюсь жить в мире, где так много секретов. Настало время ОПЕРАЦИИ УНИЧТОЖЕНИЯ АМНЕЗИИ.

Уставившись на белый потолок, я сжала кулаки. Сделала глубокий вдох и произнесла вслух:

— Как тебя зовут?

Помолчала. Ожидая, что мой мозг покопается в беспорядке, без ключа откроет дверь и даст мне ответ. Лютик — единственное, что пришло на ум. Даже Стрелец не пересилил, я откуда-то знала, что он называл меня и Лютиком тоже.

— Где ты живешь?

Я ждала.

И ждала.

— Как зовут твоих лучших друзей?

Коррин.

Мое сердце резко заколотилось.

— Коррин.

О мой бог, я вспомнила ее. Коротко стриженая блондинка, худенькая, энергичная. Она училась со мной на ветеринара...

Я зарычала от отчаянья и задала следующий вопрос:

— Сколько тебе лет?

Ты на три с половиной года младше его. Он посчитал это слишком большой разницей в возрасте. Поэтому отказался забрать твою невинность.

Я похлопала по губам. Я хотела вспомнить что-то еще. Ничего, но пустота возвращалась.

Пронзительный звон слышался через открытую дверь. Дверной звонок? Телефон?

После прошлой ночи, когда я оживала под мужчиной, в руках которого было мое существование, я встречала рассвет в пустой постели.

Килл ушел, и я боролась с желанием следовать за ним. Я хотела пойти за ним, но сдержалась, оставшись в постели — его постели. Я знала, что это неблагоразумно, бежать за ним, не с такой сложностью его эмоций. Я не имела права тревожить его душу.

Но любопытство было ненасытным.

Выскользнув из-под теплого покрывала, я завернулась в него и отправилась на поиски. Спустившись в длинный коридор и поднявшись по лестнице, я нашла Килла в своем кабинете — в комнате, где он едва не умер.

Пол был вымыт, полотенца и окровавленная вода исчезли.

Порядок навела горничная или он?

Солнце проникало в комнату сквозь наполовину закрытые жалюзи, оставляя блики на мониторах компьютеров, крупных математических артах, висящих сверху, которые будто издевались надо мной из моего сна.

Он помогал тебе с домашним заданием.

Кто бы ни был мальчик, завладевшим моим сердцем, он был умным — как задумчивый президент.

Килл сидел в лучах раннего утреннего солнца, его голая грудь блестела от недавнего душа. Он еще не оделся, но на нем были черные шорты. Его татуированная нога была спрятана под столом. Я прислонилась к двери, наблюдая за ним со спины, золотые лучи делали его похожим на кого-то потустороннего. Мышцы бугрились вдоль его позвоночника, выглядели одновременно мужественно и изящно. Огромная татуировка окрашивала его спину. Это были череп и монеты, вместе с девизом — но выглядели они размыто. Будто были поверх другой татуировки — той которая отказывалась исчезать под новыми чернилами.

Я предпочла бы татуировку на ноге. Это была рассказанная история — хорошая история, даже счастливая. На спине же был приговор — образ жизни, который я не совсем понимала.

Я перевела взгляд к компьютерным мониторам.

— Видишь это Лютик?

Я открыла глаза, поворачиваясь лицом к телевизору. Я лежала у него на коленях, в сонном состоянии после дня, проведенного на солнечном пляже.

— Что смотрим?

Он наклонился, нежно провел пальцами по моим волосам.

— Фондовый рынок. Это называется пип спред. Так люди делают деньги на торгах. Это особенная позиция самая прибыльная из всех.

Я сморщила носик. Я не понимала смысла колебаний разноцветных линий вниз, потом вверх, потом опять вниз.

— Что это?

— Это FX.

— На английском, пожалуйста, умник.

 Я ущипнула его, улыбнувшись, когда он рассмеялся. Никто не слышал его смех. Он был для меня, только мой.

— Это рынок иностранных валют, и я собираюсь использовать его, попытать удачу для нас.

Взрывы памяти были яркие — каждый маленький проблеск моего прошлого выстраивал картину из кусочков истории. Я понятия не имела, какая картина в итоге получится, но я должна верить, что мой мозг заработает, в конце концов.

Он играет на бирже.

Я молча стояла у двери, разглядывая сосредоточенного Килла, который сидел в офисном кресле с высокой спинкой и пялился в четыре изображения, будто они были смыслом его жизни.

Графики, диаграммы и круговые диаграммы на одном компьютере, на другом высвечивались оценки и мировое время. Два других были черными с мигающими красными и зелеными цифрами, быстро меняющимися в разных колонках.