Герцог направился к ней, и Дафна заставила себя сидеть смирно.

– Что ж, – произнёс он обманчиво тихим голосом, – дочь сэра Генри, не так ли? Где ваш отец, мисс Уэйд?

Каким-то чудом Дафне удалось связно объяснить, что произошло и почему она оказалась в Тремор-холле одна, без отца, а также изложить причины, по которым его светлости в сложившейся ситуации следует нанять именно её. Даже сейчас Дафна не понимала, как справилась, ведь пока она говорила, герцог смотрел на неё, высокомерно прищурившись, и ей казалось, что её того и гляди вышвырнут из дворца.

Тремор подверг посетительницу долгому пристальному осмотру, очевидно, гадая, насколько обоснованным были её заявления о собственных знаниях. Казалось, его недоверие можно было потрогать руками. И кто бы осудил его за эти сомнения? Дафна самоуверенно утверждала, что является непревзойдённым знатоком в вопросах антиквариата и реставрации предметов старины и что лучшего специалиста ему не сыскать. Герцог имел право на скепсис.

Но в конце концов он не выгнал её.

– Вы приняты, мисс Уэйд, – протягивая руку, сказал он.

Преисполненная благодарности за возможность показать себя и облегчения от того, что ей не отказали, Дафна пожала большую руку, подняла глаза и увидела, что он улыбается.

Эта улыбка, тёплая, словно солнечный свет, превратила герцога из высокомерного вельможи в обаятельного мужчину. Эта улыбка лишила её дара речи, едва не заставила колени подогнуться, а сердце в груди – застучать от невообразимой смеси всех, когда-либо испытанных ею, чувств. Чувств, среди которых не было страха, что преследовал и мучил ее последние несколько месяцев.

Её страх исчез. «С ним, – подумала Дафна, – нет причин бояться». Она в безопасности. Она снова обрела своё место в этом мире. Именно в эту секунду Дафна и влюбилась в герцога Тремора.

Но теперь она мудрее, чем была пять месяцев назад, и эхо страстного влечения, признательности и восторженного поклонения исчезло, будто огонек свечи, которой дали столь недолго гореть, а потом задули. Какой же глупой она была!

Дафна вернулась к работе. Она говорила себе, что неважно, сколь убедителен будет герцог, ведь она всё равно уедет. Ему больше не под силу заставить её растечься лужицей у его ног одной лишь силой своей улыбки. Власть, которой Энтони обладал над нею, была у него лишь потому, что он владел её сердцем. Теперь этой власти не осталось и в помине. Чтобы он ни предпринял, ничто не заставит её задержаться в поместье после первого декабря. Решительно ничто на свете!

***

Энтони любил, когда его дни протекали спокойно. Находясь в Тремор-холле, он всегда жил согласно сельскому укладу и придерживался определённой последовательности занятий. По утрам он обычно объезжал поместье вместе со своим управляющим, мистером Коксом. Затем встречался с дворецким, секретарём, ландшафтным архитектором и другими работниками. Одним словом, делал всё то, что диктовал его титул. Перед ужином ему, как правило, удавалось поработать несколько часов на раскопках. Ужин подавался в шесть, а в десять он уже ложился спать.

Но всю следующую неделю любое дело, за которое бы ни брался Энтони, почему-то напоминало ему об этой досадной ситуации с одним из самых ценных его работников и о необходимости отыскать способ убедить взбалмошную мисс Уэйд остаться.

Первым напомнил о ней мистер Кокс. Объясняя герцогу технические сложности, связанные с новым водопроводом, управляющий предположил, что, возможно, мисс Уэйд могла бы посоветовать, как разрешить их, ведь она так много знает о римских акведуках.

Потом о ней напомнили письма, многие из которых были связаны с музеем, включая и письмо от лорда Уэстхолма, ещё одного члена Общества антиквариев и участника проекта. Уэстхолм уверял Энтони, что всё Общество с нетерпением ожидает открытия музея.

Затем последовал визит к викарию, во время которого выяснилось, что святой отец весьма назойлив. Всю их встречу он, не переставая, цитировал притчу о богаче и агнце. От предложения викария отобедать Энтони вежливо отказался.

Мисс Уэйд ждала, что он сумеет подыскать кого-нибудь на её место до первого декабря, но даже будь это возможно, он не хотел никого подыскивать.

Музей и реконструкция виллы здесь, в Хэмпшире, имели огромное значение не только для антиквариев и историков. Они также должны были показать, что знание истории не является привилегией, доступной лишь высшим слоям общества, что весь британский народ имеет право знать свои корни.

Герцог был полон решимости задержать мисс Уэйд по меньшей мере до марта. Но лучше – ещё дольше. И если всё выйдет, как он хочет, то мисс Уэйд останется до тех пор, пока не завершатся все работы на вилле, пока последняя мозаика не будет восстановлена и последняя фреска не будет отреставрирована. Она останется до тех пор, пока последняя жемчужная серёжка с подвесками и последняя глиняная амфора не будут извлечены из почвы, зарисованы, внесены в каталог и выставлены на обозрение в его музее в Лондоне.

Тремор щёлкнул поводьями, заставляя своего скакуна по кличке Непокорный пуститься галопом к дому. Энтони снова обдумывал способы, пригодные, чтобы удержать мисс Уэйд в Хэмпшире ближайшие четыре или пять лет.

"Вы не можете заставить меня остаться".

О нет, пусть мисс Уэйд и полагала наивно, что ему это не под силу, но он, ей-Богу, он мог это сделать. В его распоряжении имелись некоторые возможности.

Деньги не приведут его к цели. Он уже пытался подкупить её, но понял, что дополнительного вознаграждения будет недостаточно, чтобы ввести строптивицу во искушение.

Обладая властью и влиянием, Энтони мог заставить её остаться каким-нибудь нечестным способом, но его душа не лежала к этому. В конце концов, он благородный джентльмен, а не внушающий ужас эгоцентричный тип, каким она его себе вообразила.

Нет, Виола была права. Чтобы удержать мисс Уэйд в Хэмпшире, требовалась не грубая сила, но тонкая тактика. И к своему возвращению в Тремор-холл, Энтони уже точно знал, что станет делать.