- Нет проблем, - ответил он, качая головой и протягивая руку. - Я бы сделал это в любом случае, но, кроме всего прочего, - он ухмыльнулся очень привлекательной, несколько плутоватой улыбкой, от которой у меня внутри все перевернулось, - я ваш сосед.

Он развернулся и указал рукой в сторону улицы на привлекательный, несколько хаотичный, одноэтажный, обветшалый, серый дом, с черепичной крышей, белоснежными деревянными панелями вокруг окон, карнизов и входной двери.

Я смотрела на дом, в котором он жил, дом, который находился прямо через дорогу, испытывая множество эмоций. Однако среди всех господствовали восторг и ужас.

Он снова повернулся ко мне.

- Мы должны присматривать за нашими соседями.

Хоть я и была согласна, но именно сейчас несколько запоздало смутилась из-за той сцены. Впервые за много лет я почувствовала жар на своих щеках. Я посмотрела на его плечо и пробормотала:

- Тем не менее, я сделаю все возможное, чтобы убедиться, что вам не придется делать это снова.

- Амелия. - Пораженная нежностью, с которой грубый бархатистый тембр его глубокого голоса окутал мое имя, и моей острой реакцией, я взглянула на него. - Я в разводе, - прямо заявил он. - Дерьмо случается. Иногда это не очень красиво. Я понимаю. Надеюсь, что мне не придется делать это снова, и не потому, что я не хочу, а только потому, чтобы подобного с вами не случилось снова. Но если случится, и вы не сможете с этим справиться, я буду прямо напротив. Это не то предложение, которое я делаю просто так. Я серьезно. Что бы ни случилось между вами и тем парнем, оно случилось. Теперь это ваш дом, а дом должен быть безопасным местом. Даже если бы вы не были у себя дома, он должен вас уважать. Будете требовать этого от него, а он не согласится, я рядом, чтобы заставить его согласиться или прекратить. И я говорю всерьез.

Он не лгал. Он говорил серьезно. Я поняла это, посмотрев ему в глаза. Он был хорошим человеком. Хорошим соседом. Он считал, что женщинам следует оказывать уважение. Он был из тех людей, которые могут вмешаться, если понадобится, и сделать все, что в их силах.

Он также не знал меня. Если бы знал, что я сделала, то, возможно, уже не был бы так глубоко в этом уверен.

И тогда я поняла, что он меня не знает.

Я была бы хорошей соседкой. Самой лучшей. Если бы у него была собака и он уехал в отпуск, я бы присматривала за ней. Я бы сделала все возможное, чтобы мой бывший муж не выкрикивал мне в лицо оскорбления у входной двери, нарушая покой соседей. Я бы держала свой двор в порядке. Я бы расставила привлекательные, но не диковинные или громоздкие праздничные украшения. Я бы не стала громко слушать музыку. Я бы помахала ему рукой, если бы увидела, как он проезжает мимо или косит газон. И если бы ему понадобилась чашка сахара, я была бы той, к кому можно было обратиться.

Но в остальном он меня не знает.

Я не нужна ему в его жизни.

Даже я не хотела бы иметь себя в своей жизни.

Увы, от себя я не могла убежать.

- Не знаю, что сказать, - ответила я ему. - Разве что еще раз поблагодарить вас.

Он одарил меня еще одной улыбкой, от которой у меня снова скрутило живот, а потом посмотрел мимо меня в дом.

- Вам нужна помощь с чем-нибудь? - предложил он.

Нужна. Абсолютно. Мне требовались часы распаковки, уборки, расстановки, организации, развешивания, перемещения мебели. Со всем этим помощь бы мне пригодилась. Я могла бы относительно искусно управиться с отверткой, но с дрелью дела обстояли намного хуже.

В Ла-Хойе, после того как Конрад меня бросил, у меня был разнорабочий. А также услуги по ландшафту и уборке. У меня даже была молодая женщина, которая зарабатывала на колледж, выполняя мои поручения, например, покупая продукты и забирая вещи из химчистки. Единственное, что делала я, это оплачивала свои счета.

Теперь у меня ничего этого не было.

Это было мое новое начало.

Создание новой себя.

Я не думала, что Микки захочет все это услышать, он и так уже был достаточно любезен, подойдя и вмешавшись, когда Конрад кричал на меня, поэтому я решила не просить его помочь мне распаковать коробки и развесить картины.

- Я в порядке, - сказала я ему.

Он явно не верил мне и не скрывал этого, это было написано не только на его лице, но и прямо в глазах.

Он не ошибался.

Я промолчала и не стала поправлять себя. Держать свои мысли при себе было частью меня. Будучи хорошим парнем, который вмешивается, когда мужчина кричит на женщину, он не нуждался в том, чтобы хаос, в который я превратила свою жизнь, как-то затронул и его. И я собиралась проследить, чтобы этого не случилось.

- Вы знаете, где я живу, - ответил он.

Я молча кивнула.

- Благодарю. Это очень любезно.

И снова получила его ухмылку. Видя ее, чувствуя, я задавалась вопросом, как на меня повлияет его улыбка во всю силу.

- Добро пожаловать в наш район, Амелия, - тихо сказал он.

Я заставила себя улыбнуться.

- Спасибо, Микки.

Когда я сказала это, он ответил мне большим. Его глаза потеплели, и от этого я почувствовала то, чего никогда не испытывала. Я не была уверена, почему. Возможно, из-за искренности, которую я там увидела. Дружелюбия, которое было никаким иным, как настоящим.

Что бы это ни было, оно произвело на меня впечатление, и мне захотелось заползти в это, в него, зарыться поглубже, окутать себя этим теплом и сделать это так сильно, чтобы оно проникло в мои кости и вытеснило холод, обосновавшийся в моем сознании с тех пор, как я научилась чувствовать.

Он небрежно махнул рукой.

- Увидимся позже.

- Да, - ответила я, мой голос был странным, хриплым, будто я собиралась заплакать. - Да. Увидимся.

Он изучал меня еще секунду, потом коротко кивнул, повернулся и пошел по дорожке, тоже неровной, кое-где инкрустированной интересными кусочками стекла, окаймленными толстыми линиями белого известняка.

Я стояла и смотрела на его походку, на то, как комфортно ему было в своем крупном теле. Я также полностью осмотрела его одежду.

Он был пожарным.

В этом не было ничего удивительного.

Тут меня осенило, что я стою в дверях и наблюдаю за ним, и если он меня за этим поймает, то что он скажет, тогда я быстро отпрыгнула назад и закрыла дверь.

Я повернулась к своей гостиной.

Приехав в Магдалену за день до этого, я взяла ключи и пульт от ворот гаража и сделала первый обход по своему дому.

Я была взволнована, обнаружив, что он оказался даже лучше, чем на фотографии. Это было новое здание, построенное удостоенным наград шотландским архитектором Прентисом Кэмероном. Я знала его работы, потому что он спроектировал дом в Ла-Хойе, который мне так нравился, что я сделала то, чего никогда не делала раньше. Я поискала в Интернете, и обнаружила, что все его проекты были захватывающими.

Все они были современные, но не выглядели как из космоса, а казались вечными. Необычными. Многоуровневыми. Просторными. Открытыми. С щедрым использованием окон, в моем случае одна сторона дома - та, что выходила на Атлантический океан - была от пола до высоких потолков сплошь стеклянной. С таким видом вы почти парили над морем.

Он был потрясающим.

Поэтому, когда Конрад, Мартина и дети переехали из Ла-Хойи в маленький прибрежный городок Магдалена в штате Мэн и мой мир рухнул, после чего я приняла решение переехать, то к своему ликованию обнаружила, что этот дом Кэмерона продается. Вот я его и приобрела.

Ему было всего пять лет, но пара, построившая его, развелась. Это было не мирное расставание (о, как я их понимала), и они жестоко ссорились из-за дома. В конце концов, судья вынудил их продать его.

Их потеря.

Мой выигрыш.

Так я думала вчера.

Именно тогда, глядя на то, что уже выглядело ошеломляющим, и надеялась, что с моей стороны я могла бы сделать его изысканным, я была взволнована.

Я беспокоилась, правильно ли поступила, последовав за Конрадом и Мартиной и переехав в Мэн. Беспокоилась, что мои дети так же злы, как и Конрад. Волновалась, хватит ли у меня сил показать им, что я изменилась. Я волновалась, смогу ли вернуть своих детей. Беспокоилась, смогу ли создать для них безопасное место; уютный дом, счастливую, большую семью.

Я беспокоилась, смогу ли сделать то, что должна была сделать три года назад, но не сделала.

Отбросить горечь, потерю, гнев. Дать своим детям мать, которую они могли бы любить, гордиться, не стыдиться и не ненавидеть. Построить новую жизнь для себя и найти хоть какое-то удовлетворение.

Я боялась, что во мне этого нет. Я переживала из-за всего, что натворила - зная, даже когда делала это, что это неправильно - что я не смогу отколоть ту часть себя, которая была Хэтуэй чистой воды. Эгоистичной, бездумной, мрачной и мстительной.

Я не верила в себя. Я потеряла все. Своего мужа. Опеку над детьми, за исключением выходных раз в месяц, до того, как Конрад и Мартина переехали в Мэн. Свое самоуважение.

Черт возьми, я даже не знала себя, как же я могла в себя верить.

Эта мысль заставила меня завернуть в гостиную, мои босые ноги бесшумно ступали по красивому блестящему деревянному полу. Я прошла в дверной проем и направилась по короткому коридору к четырем ступеням, которые вели вверх, возвышая меня над склоном утеса, по которому тянулся одноэтажный дом. Одна сторона коридора состояла сплошь из окон, выходящих на море, с другой стороны был гараж на три машины.

Я прошла по коридору и поднялась еще на две ступеньки в огромную хозяйскую спальню. Такую большую, что в ней бы поместились кровать, комоды, тумбочки, шкафы для одежды и предметы декора, а также диваны, кушетки, клубные кресла, телевизор - все, что я решу. Был даже роскошный, выложенный камнем камин, стоящий отдельно, огораживающий то, что я предполагала, когда-нибудь будет спальней (и в настоящее время она там была, в виде моей королевского размера кровати) от гостиной (которую предстоит создать).

Я прошла через нее в ванную, занимавшую всю ширину комнаты. Она включала в себя две гардеробные и большую овальную ванну, с окнами в конце, выходящими на море, так что вы могли принимать ванну и смотреть на океан, чувствуя, что купаетесь и плывете. Еще там были раковины с двумя чашами (и это были красивые чаши). Вся комната была обшита панелями из богатого сучковатого дерева, что удивительно сочетало в себе деревенский и элегантный стиль.