Микки Донован был в меня влюблен.
- А теперь ты будешь милой, и мне придется снова поцеловать тебя, что, возможно, будет настолько жарко, что на этот раз я не смогу остановиться, так что мне придется трахнуть тебя у стены в коридоре ресторана, пока дети будут ждать меня, чтобы поужинать в день рождения моего сына? Или ты собираешься тащить свою задницу к столу и уберешь этого парня отсюда?
Я тяжело дышала, когда ответила:
- Я собираюсь убрать этого парня отсюда.
- Хорошее решение.
Мы смотрели друг на друга и не двигались.
Это продолжалось довольно долго, прежде чем Микки заметил:
- Ты не уходишь.
- Ты должен отпустить меня, милый, - прошептала я.
- Черт, - прошептал он в ответ, и случилось невыносимое.
Его пальцы выскользнули из моих волос, рука упала вниз, и он отступил назад.
Я почувствовала себя так, словно передо мной открылся сундук с сокровищами, полный золота, и все оно было моим, а затем, как только я погрузила пальцы в сверкающие монеты, в мгновение ока оно исчезло.
- Иди, детка, - мягко приказал он.
Я выдержала его пристальный взгляд, облизала губы, сжала их и кивнула.
Затем я начала уходить, но остановилась, когда он тихо позвал:
- Эми.
Боже, одно лишь имя, слетевшее с его губ, сделало меня еще более влажной.
Я повернулась к нему и увидела, что он схватил забытую мною сумочку с того места, куда она упала на пол, и протянул ее мне.
Я взяла ее, прошептав:
- Спасибо.
- Иди, - прошептал он в ответ.
Я умчалась, благоразумно отправившись сначала в туалетную комнату, чтобы поправить прическу (когда я закончила, она уже не выглядела так хорошо, а потом опять же, у меня не было много времени, а мои руки дрожали).
А еще я накрасила губы помадой.
Но не было никакой возможности скрыть, что я выглядела так, будто меня целовали. Основательно. Губы распухли, щеки раскраснелись, глаза были затуманены. Я попыталась исправить ситуацию, но и на это у меня не было времени.
Мне бы это было только на руку, хотя и не совсем, потому что это облегчило бы задачу вытащить Брэдли из ресторана, просто делать это было не очень приятно.
Он заметил, что Микки ушел.
Когда я вернулась, он заметил мои основательно зацелованные губы и взъерошенную прическу.
Поэтому, когда я мягко сказала, что нам нужно уйти, чтобы поговорить, он бросил кислый взгляд в сторону Микки, прежде чем отбросить салфетку, отодвинул стул, достал бумажник, бросил несколько банкнот на стол и удалился.
Он не помог мне подняться с места.
Он не держал меня за руку, когда выходил из ресторана.
И он пошел так быстро, что мне пришлось поспешить, чтобы не отстать, так что я могла только оглянуться и помахать рукой в сторону стола семейства Донован.
Микки смотрел на меня, и в его взгляде была смесь раздражения и гнева.
Киллиан помахал мне рукой.
Эшлинг только мельком взглянула на меня, но когда она отвела взгляд, то улыбнулась легкой улыбкой, как кошка, которая только что съела сливки.
*****
Я расхаживала перед своей стеной из окон, прижимая телефон к уху.
А еще я бормотала.
На голосовую почту.
- Ладно, теперь я знаю, что отдалилась. Знаю, ты пыталась поддерживать со мной контакт. Знаю, у меня было много всего на уме, но ты была одной из этих мыслей, и я должна была дать тебе знать об этом, а не только писать сообщения, - сказала я голосовой почте Робин. - Но со мной многое происходило, происходит и сейчас, и пока это происходило, я совершила много ошибок. Очень много.
Я сделала глубокий вдох и продолжила лепетать.
- Но сегодня вечером в мою дверь позвонит мужчина, и я знаю, что в глубине души не ошибусь, открыв ему дверь. Но я так неудачно выбрала Конрада, который, как я знала в глубине души, был тем мужчиной, который мне нужен, что боюсь до смерти, потому что этот мужчина скоро придет и я... это было сильно. Это было... Робин, это было очень сильно.
Я закрыла глаза и стала заканчивать.
- А теперь я заткнусь. И буду молиться, что ты не общаешься со мной, потому что злишься на меня, а не потому, что с тобой что-то случилось, а мне никто не сказал.
Я повернулась и посмотрела на море.
- Позвони мне, - закончила я. - Прошу, Робин, позвони мне. А если ты злишься на меня, то хотя бы напиши, что ты в порядке.
На этом я закончила разговор.
Я перестала расхаживать и выглянула в окно.
Достаточно сказать, что, хотя Брэдли не терял времени даром (и немного пугал меня), мчась как сумасшедший, чтобы отвезти домой и выбросить на дорожке, он совершенно не возражал, что я с ним порвала.
Он также не проводил меня до двери и даже не подождал, прежде чем я доберусь до нее, дав задний ход и уехав.
Это было за гранью неловкости, и заставляло меня чувствовать себя стервозной шлюхой или распутной сукой (нет, на самом деле, и той и другой).
Поэтому после того, как я вошла внутрь и включила торшер возле телевизора, отправилась на кухню и включила освещение над баром, я положила клатч на стойку и достала телефон.
Тогда я написала ему, что тому, что случилось сегодня вечером, нет никакого оправдания, поэтому я не буду пытаться что-то исправить. Я только скажу, что мне очень жаль. Я наслаждалась нашим совместным времяпрепровождением, и мне грустно, что все так закончилось.
Больше я ничего не написала, ни того, что он хороший человек и что он найдет кого-нибудь, - вероятно, это не было бы тем, что бы он хотел прочитать от меня. Я также не написала ему, что не водила его за нос и не играла в игры, и что наши отношения с Микки сложные, что было правдой, но для него прозвучало бы банально, и это также было тем, что он бы не захотел прочитать. Я также не написала ему, что надеюсь, что он не думает обо мне плохо, потому что это было эгоистично и, вероятно, невозможно.
Я изложила все кратко и принесла свои извинения. Это было единственное, что я могла сделать.
Какое-то время я переживала из-за своего поведения, но потом эта тревога улетучилась, и я начала мерить шагами комнату, когда до меня окончательно дошло, что Микки Донован поцеловал меня.
Поцеловал меня.
Я не знала, как это могло случиться. Я поцеловала его, а он отстранился, сказал, что я... «симпатичная», не выказал никаких признаков того, что я ему интересна, и фактически много чем показал, что я ему не очень нравлюсь.
Когда беспокойство по этому поводу начало меня одолевать, я позвонила Робин.
После этого звонка у меня оставалось еще несколько часов до того, как Микки появится у моей двери, возможно, чтобы снова поцеловать меня (это вызвало такое сильное возбуждение, что мне сразу же захотелось пойти к игрушке в ящике прикроватной тумбочки и воспользоваться ею). Он также, возможно, пригласит меня на свидание, что было откровенно непостижимо (или же так было, пока он не поцеловал меня).
Или, возможно, он придет ко мне, чтобы сказать, что то, что произошло в ресторане, было огромной ошибкой, и он решил, что нам лучше никогда больше не встречаться.
А это означало бы, что я потеряю Микки, хотя Микки у меня и не было, а когда я с ним была, то мы ссорились.
Но даже в этом случае сама мысль об этой потере была слишком тяжела, чтобы даже думать о ней.
Это также означало бы, что я потеряю Эшлинг и Киллиана.
А, может, и что-то еще, о чем еще не знала.
Когда эти мысли уже были готовы сбить меня с толку, я решила позвонить брату, который выслушал бы меня, а потом сказал бы все прямо. А поскольку он был мужчиной, то мог знать, что творится у Микки в голове.
При этом решении телефон в моей руке издал звуковой сигнал.
Я посмотрела на него, а затем быстро провела пальцем по экрану, чтобы добраться до текста.
Сообщение было от Робин и гласило: «Я в порядке. А еще я злюсь на тебя. Дай мне три дня, чтобы подуться, а потом я тебе позвоню. Но я оставляю за собой право на то, что обида продлится меньшее количество времени».
Пусть так и будет, но это принесло мне облегчение, заставило улыбнуться и немного удивило, так как трехдневная обида Робин была неслыханной - в данном случае, обида, которую она испытывала к своему бывшему, продолжалась пять лет без уменьшения градуса накала.
Прежде чем я успела отправить ответ, я получила от нее еще одно сообщение.
«А этому парню лучше быть горячим. Достаточно горячим, чтобы Конрад потерял рассудок и задумался о самоубийстве. Если будет что-то меньшее, МиМи, и буду в тебе очень разочарована».
Это заставило меня улыбнуться еще шире, потому что это было смешно, и потому что она бы очень одобрила Микки. Она могла бы жить ради мести своему изменщику бывшему мужу, но это не означало, что она не ценила, когда мужчина был усладой для глаз.
Я написала в ответ: «Хорошо, милая, и это последнее, что ты услышишь от меня, пока твоя обида не закончится. Но просто чтобы успокоить твои мысли, Микки определенно горячий».
Отправив это письмо, я позвонила брату.
- Привет, МиМи, - поздоровался он.
- Привет, Лори. Ты свободен?
- Я на работе, но для тебя я свободен всегда.
Я не удивилась, что он был на работе, зная, что так было и раньше, не говоря уже о том, что, поскольку оба его сына были достаточно взрослыми, чтобы водить машину, отправляясь по собственным делам, мой брат перестал работать постоянно и начал работать непрестанно, чтобы сбежать от своей жены.
Я также не была удивлена, что для меня он был свободен. В моей жизни, после того как я узнала, что Конрад меня не любит, Лор был единственным, кто любил меня открыто и безоговорочно.
- Слушай, - начала я. - Сегодня вечером звонил Конрад и попросил меня попросить тебя, перестать его преследовать.
Я услышала, как Лор хмыкнул, прежде чем ответил:
- Господи, да этот парень просто засранец. Я звонил ему дважды, МиМи. Первый звонок длился две минуты, прежде чем он повесил трубку. Второй был сразу после этого, когда он ответил, и прежде чем повесить трубку я сказал, что он вел себя как мудак. Это не преследование.
Он наверняка знает, что такое преследование. Он же адвокат.