- Это хорошая идея, Эми, - удивил он меня. - В моем контракте нет пункта о запрете на конкуренцию с Ральфом. Можно было бы рассказать всем, заняться ремонтом, дать телефон на случай экстренных обстоятельств, поговорить кое с кем из парней, кто хочет поработать на стороне, начать формировать команду. Начать, пока я еще получаю полную зарплату.

- А Ральф рассердится? - спросила я.

- Еще бы, - ответил Микки, слегка пожав плечами. - Он и понятия не имеет о той работе, что я для него выполняю, так что, он не дурак, чтобы увольнять меня. Он знает, что я фильтрую кучу дерьма и отвечаю за него; он не захочет, чтобы у него отняли этот буфер. Но, если он на меня наедет, тогда я просто уйду.

Я широко улыбнулась.

Микки широко улыбнулся мне в ответ.

От этого я вновь почувствовала себя хорошо.

Это чувство исчезло слишком быстро, когда официант принес омара.

Я уставилась на свою порцию, пытаясь скрыть ужас.

Я ела омаров. Я любила омаров.

Но мне никогда не приходилось разрывать его на части, чтобы съесть.

Я все еще смотрела на тарелку, когда его обхватила рука Микки.

Я подняла на него глаза и увидела, что он смотрит на моего омара, качает головой и ухмыляется, а затем умело его разделывает, бормоча:

- Моя утонченная наследница не хочет пачкать руки.

Он просто поддразнивал. Этот красавец как обычно (или даже более чем) меня поддразнивал.

Но еще и раздражал.

- Я никогда не разделывала омаров, Микки. Если бы ты только объяснил, как это делать, я могла бы сделать это сама, - заявила я, когда он положил хвост на мою тарелку.

Хотя мне не очень хотелось омара, но еще больше мне не хотелось его разделывать.

Его глаза остановились на мне, опустились к моему декольте и вернулись обратно.

- И чтобы ты забрызгала соком это платье? Ни за что, детка.

Мне понравилось, что он по достоинству оценил платье.

Мне понравилось, что он заботится обо мне, разделывая для меня еду на части.

Мне не понравилось, что он назвал меня «утонченная наследница».

Хотя, по правде говоря, мне понравилось, что он называл меня «моя утонченная наследница».

- Я не утонченная наследница, Микки, - отрезала я.

Он вытащил мясо из клешней мне на тарелку, а остатки положил на другую тарелку, которую официант принес нам для этой цели, его взгляд остановился на мне.

- Ты водишь «Мерседес». Живешь в Голубом Утесе. Ходишь за продуктами и на семейный ужин на высоких каблуках. Ты такая и есть, Эми, - ответил он.

- Да будет тебе известно, что я делаю все сама: стирка, приготовление пищи и уборка.

Он взял своего омара, все еще глядя на меня, и в его глазах заплясали смешинки.

- Все сама? Вау, детка, это впечатляет.

Я впилась в него взглядом, хотя сквозь меня прокатилась некая теплая волна.

Он дразнил меня, и делал это так, чтобы я завелась, потому что ему нравилось, когда я заводилась, и я знала почему.

Даже когда у нас все шло гладко, ему хотелось, чтобы я, как он выразился, «держала удар», потому что ему нравилось устраивать со мной спарринг, главным образом потому, что искра пробегающая между нами могла быть раздута до адского пламени одним лишь поцелуем (или, в конечном счете, перейти в нечто большее).

Знание этого покалывало где-то в глубине души, и я наслаждалась этим ощущением. Ощущением, которое я хотела бы испытывать гораздо дольше.

Но этого не произошло.

Потому что внезапно волосы у меня на затылке встали дыбом.

Поразительно, но в тот же миг я увидела, как напрягся Микки. Я также увидела, как он повернул голову.

Я проследила за его взглядом и тут же напряглась.

Потому что к столику в другом конце ресторана вели Мартину и Конрада. Они шли, но оба повернули головы, глядя на нас с Микки.

Конрад казался раздраженным. Впрочем, последние три года он всегда так на меня смотрел.

Мартина тоже выглядела раздраженной.

Ее глаза метались между мной и Микки, она тоже выглядела как-то по-другому.

Ехидной.

И можно ли поверить в то, что в его взгляде читалась легкая зависть.

А завидовать было чему.

У нее был изменщик-Конрад, который, вероятно, по-прежнему изменял, но на этот раз, ей.

А я сидела с Микки, который был намного красивее, милее, веселее и целовался намного лучше.

Не говоря уже о том, что мое платье было гораздо более стильным, чем ее юбка и блузка, а мои туфли надрали ей зад.

- Черт, - буркнул Микки.

- Милый, - позвала я, и Микки посмотрел на меня. - Спасибо, что помог с омаром.

Это был мой способ сказать, что мы с ним здесь, на нашем первом свидании, это наше время, и Конрад и Мартина никак его не испортят.

Он изучающее смотрел на меня, пока его глаза не потеплели, а лицо не смягчилось, и тогда я поняла, что он меня услышал.

- В любое время, Эми.

Я усмехнулась.

Потом я опустила глаза и взяла крекер, чтобы погрузить его в мясо омара.

*****

К тому времени, как мы закончили, я была уже сыта, и, к счастью, Микки не стал настаивать на десерте, потому что я бы его не осилила.

Но мне бы очень этого хотелось.

Ради него.

Я также выпила три бокала вина, еда была восхитительной, компания и того лучше, и я обнаружила, что весь день волновалась напрасно.

Не было никаких неловких пауз. Никаких усилий, чтобы завязать разговор.

Не было никакой паники по поводу попыток казаться интересной.

У нас с Микки уже был заложен фундамент. Мы знали друг о друге и о наших жизнях. Он поддразнивал. Я реагировала. Мы говорили о детях, работе, семье, жизни, и все шло легко. Мы узнали много нового, но оно открывалось свободно и естественно.

Микки оказался хорошей компанией.

И самое главное, он ясно дал понять, что со мной чувствует то же самое.

На самом деле, когда я намекнула, что Мартины и Конрада не существует, они фактически перестали существовать.

Так что конец ужина прошел точно так же, как и начало.

Свободно и естественно, где были только мы с Микки.

Я удивилась, но не возражала, когда после того, как мы вышли из ресторана, Микки повел меня не к грузовику, а на улицу, где мы рука об руку направились к пристани. Затем мы дошли до конца причала.

Там я еще не была, но мне понравилось. Я вдыхала запах моря, чувствовала, как прохладный воздух, вместе с тремя бокалами вина, успокаивает меня, и слушала тихий, приглушенный перезвон колокольчиков на буях.

Достигнув конца причала, стало еще лучше, Микки развернул меня спиной к себе и обвил руками мой живот, притягивая к своему теплому телу.

- Если тебе когда-нибудь взбредет мысль оставить Магдалену, просто приходи сюда, и ты подумаешь, что сошла с ума, - пробормотал он, и его слова заставили меня расслабиться.

Стоя там, наслаждаясь запахами и звуками, с наполненным вкусными морепродуктами животом, и успокоенным прекрасным свиданием с Микки разумом, я воспользовалась моментом, чтобы осмотреть достопримечательности.

Магдалена была построена в нескольких бухтах, город находился в самой длинной из них. Береговая линия вздымалась вверх серыми и черными скалистыми утесами, которые в это темное время суток были частично оголены, но в свете дня их вершины покрывали деревья. Тем не менее, кругом виднелось довольно много домов, слабое свечение затененных строений которых, создавали волшебное ощущение.

На севере все это дополнялось мигающим светом очаровательного маяка, построенного на остром выступе. Не говоря уже о Лавандовом Доме Джози и Джейка, ставшем характерной чертой побережья Магдалены. Он был большим и живописным, и сейчас в его окнах горел свет, указывая на то, что семейство было чем-то активно занято, продолжая традицию любви и семьи, на которой этот дом был построен.

Я не могла видеть Голубой Утес, находившийся высоко над маленькой бухтой, поэтому он был скрыт. Но мне было интересно, как с моря выглядит береговая линия.

Скорее всего - сказочно.

Позади нас раздавались звуки машин, изредка проезжающих по улице.

Постоянным был перезвон буйков и плеск волн о берег и доски причала - мирная, непринужденная красота.

Я обхватила его руки на моем животе и откинулась назад.

- Понимаю, почему ты не хочешь отсюда уезжать.

- Я хочу для своих детей всего, чего хочется им, - заявил он. - Я счастлив, пока счастливы они. Но я надеюсь, что если они уедут отсюда, куда бы ни завела их жизнь, они будут знать о своих корнях, и по возвращении, я приведу их прямо сюда, в единственное место, что было их домом.

Мне нравились его слова, но, чувствуя Микки, глядя на открывающийся с причала Магдалены вид, вдыхая запахи и слыша звуки, живя той жизнью, которой жила я, мне пришло в голову, что у меня никогда не было дома.

Настоящего дома.

Живя с мужем, семьей, пока Конрад не вырвал все это, я думала, что он у меня есть. А мне хотелось иметь дом.

Дом, который выглядел, пах, звучал и ощущался так, словно я находилась в объятиях Микки.

Убаюкав меня этой красотой, Микки пошел дальше.

Он сделал это мягко.

Но он это сделал.

- Решай сама, Эми, когда будешь готова. Но, в конце концов, детка, тебе придется рассказать, как он забрал у тебя детей.

Я почувствовала, как каждый дюйм тела твердеет, и Микки не упустил этого, не смог, и крепко меня обнял.

Он также склонил голову, так, что его подбородок больше не касалась моих волос, и сказал мне на ухо:

- Если сейчас не время, тогда не надо. Но скажу тебе, как это может быть: ты должна понять, что нет более безопасного места, чем в моих объятиях, и когда ты в них, Эми, - его руки сжали меня, - ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Я закрыла глаза.

Как это может быть…

Возможно, только возможно, он чувствовал то же, что и я.

А если это так, он должен узнать об этом раньше, чем позже.

Нет более безопасного места, чем в моих объятиях, и когда ты в них, Эми, ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Я открыла глаза.

- Я уже рассказывала тебе, как у них с Мартиной все завязалось.

Прежде чем снова прижаться подбородком к моей голове, я почувствовала его дыхание, а затем и губы, прошептавшие мне на ухо: